– Дмитрий Андреич, – обратился он к тому сегменту мрака, где предположительно должен был находиться чертопрыщенец, – я окно нашел.
– Да ну! – ответило чуть левее и ниже.
– Ну да. Подсадите, пожалуйста, я попробую дотянуться.
– Щас, разбежался. Я тебя подсажу, а ты драпанешь.
– Хорошо, я вас подсажу. Там все равно, скорее всего, решетка.
– Черт с тобой, – старик со скрипом поднялся и двинулся к Михаилу.
– Идите на голос, – милиционер затянул знаменитую песню про зайцев. Зашуршала солома – то бросились врассыпную крысы.
– Сильно поешь, – проворчал Дмитрий Андреич, добравшись до того места, где стоял Миша, и опустил жилистую руку ему на плечо. – Сильно, но противно. А ведь моя любимая песня была. Ладно, подсаживай.
Несмотря на худобу, старик оказался весьма увесистым. Его костистые пятки ерзали по Мишиным плечам как буксующие паровозные колеса.
– Ну, чего там? – пропыхтел милиционер.
– Не видать ничего, темно. Да стой ты смирно, чего елозишь! Дай за решетку ухватиться… Вижу чего-то… Вон, вроде, улица. Ага, улица. Дома и… Ай! – Миша пошатнулся, его повело вбок. Ноги чертопрыщенца повисли в воздухе.
– Мишка, ты куда? Падаю! – Дмитрий Андреич плюхнулся на солому.
– А еще молодой, – пробурчал он. – Малохольный, блин!
Миша не ответил. Он вдруг услышал странный звук – будто что-то скреблось там, за стеной.
– Эй, ошибка природы! – продолжал сердиться старик. – Я из-за тебя пятки отбил.
– Чшшш! – прошипел милиционер. – Слышишь? Скребутся. И стучит что-то. Ухо к стене приложи.
– Крысы это, – отмахнулся Дмитрий Андреич. – Волокут чего-то и сту… Быть не может! Морзянкой стучат!
– Крысы?
– Сам ты крыса, балбес! За стенкой… Ну точно, Середкин там барабанит! Это я его морзянке учил. Тоже мне, «Молодая гвардия»! – в голосе чертопрыщенца послышался восторг.
– Так вы морзянку знаете?
– Ну да. Еще по юности Катаева прочитал и выучил. А потом еще радиолюбительствовал помаленьку. Эх, молодость!
Милиционер провел ладонью по шее. Вот и остальные злодеи нашлись! За всеми передрягами у него не было возможности подумать об их судьбе, а они вот они. Далеко не ушли. Сидят в соседнем застенке. И с ними можно общаться, причем, совершенно не опасаясь, что кавланы хоть что-то поймут. Вот только что передать конкурентам и друзьям по несчастью?
Чертопрыщенец хрюкнул.
– Сколько живу, а ни разу еще не слышал, чтоб морзянкой матерились. Середкин вечно чего-нибудь отчудит.
Милиционер нащупал в соломе брошенный кувшинчик из-под вина и протянул старику.
– Узнайте, как у них дела.
Дмитрий Андреич дробно застучал в каменную стену. Несколько мгновений не было никакого ответа, но вдруг с той стороны донеслось истошно-восторженное «трататата». Миша вслушивался, пытаясь вспомнить основы телеграфной азбуки, которую и сам когда-то изучал, находясь под влиянием великой книги Катаева. Но все было напрасно. С тем же успехом можно пытаться понять, о чем поет оперная дива, которой неудачно изготовили зубной протез.
– Тошно с Середкиным разговаривать, – проворчал Дмитрий Андреич. – Учил его, учил, а он все равно буквы путает. Как с китайцем говоришь, честное слово. У них все так же, как у нас. Откармливают. Козлы кошкомордые! – последнюю фразу старик проорал, повернувшись к двери.
На крик сейчас же явился все тот же престарелый кавлан.
– Чего горлопаните? – спросил он строго.
– Выйти хотим, – ответил Миша.
– Куда?
– На волю, конечно.
Кавлан издал звук, похожий на блеянье.
– Безмозглые человеки, кто ж вас отпустит. Завтра великий праздник, День Короля, день совершеннолетия его величества. Вы будете главным угощением. Старика замаринуем в вине, а тех, кто помоложе, зажарим на вертелах. Сейчас еще еды принесу. Ешьте побольше, не расстраивайте хозяина.
– Что за тарабарщина! – рассердился Дмитрий Андреич. – Что он лопотал?
– Завтра день рождения короля. Нас зажарят на вертелах.
– Завтра! Ах, суки потусторонние! Чтоб вы подавились! Меня нельзя жарить!
– Вас-то как раз не зажарят. Вас замаринуют в вине, – сказал Миша, желая сделать старику приятное.
– Хоть в чем-то повезло, – прошипел чертопрыщенец. – Пруха, понимаешь, на старости лет. Спасибо, Мишенька, спас меня. Чем с ветки падать, куда благороднее, если тебя с бормотухой сожрут.
– Будет ворчать, – огрызнулся милиционер. – Откуда мне было знать, что так выйдет.
– Откуда знать, откуда знать. Тебя-то, небось, не тронут. Оставят при кухне толмачем, с котлетами разговаривать. А может, ты засланный? Вон, и язык их знаешь. Заманил нас…
– Чушь не мели! – рыкнул милиционер.
– А язык откуда знаешь?
– Дело давнее. Колдов… – Миша осекся, таращась на окошко в двери, через которое кавлан просунул очередную порцию еды. Когда чудище ушло, молодой человек вынул из кармана несколько пергаментных листков и ухватил чертопрыщенца за плечо. – Слушай, дед, отстучи своим вот что: спроси, осталась ли у Любы волшебная коробка?
Середкин – плотный коренастый тип тридцати лет – повернулся к Любе.
– Спрашивает, у тебя ли волшебная коробка?
– Скажи, что у меня. Зачем она ему?
Девушка провела языком по шарику-застежке, на котором держался в нижней губе «скорпионий» пирсинг. Прикосновение к полированной поверхности почему-то успокаивало, вселяло уверенность, что все будет хорошо. От путешествия в мир эльфов она ждала чего угодно, только не встречи с этими козлоногими уродами и не плена в подвале с крысами. Еще повезло, что Боекомплект остался при ней. Там, на заколдованной лозе ветер рвал из рук сумочку и девушка спрятала золотую коробочку на груди. А когда появились чудовища, мужчины бросились на них с кулаками. Монстры были рады радешеньки, когда удалось связать буйных пришельцев, и бросили их в подвал, даже толком не обыскав. В итоге у Любы и ее команды оказались в руках два фонарика, перочинный нож и Боекомплект.
Тем временем Середкин обменялся несколькими сообщениями со вздорным Дмитрием Андреичем.
– Говорит, тот ментяра с ним. Миша, который. И этот Миша знает заклинание, чтоб отсюда выбраться.
Люба покачала головой. Надо же, и здесь пролез!
– Передай, что нам не нужна его помощь. Через пару дней сами выберемся, правда, Вася?
Вася, усердно ковырявший перочинным ножом щель между каменными плитами, оглянулся, буркнул что-то невнятное и вернулся к своей работе.
Середкин отстучал послание.
За стеной снова забарабанили.
– Говорит, что двух дней не будет. Завтра день совершеннолетия короля, и всех нас зажарят в честь праздника. Эти зверюги – людоеды. Блин, горазд же заливать!
– Чушь! – фыркнула Люба. – Просто хочет выманить Боекомплект.
– Может и не чушь, – пробормотал Борисыч. – Видали, сколько нам жратвы дают? Неспроста это. Чего бы ради им так щедриться?
– Думаешь, откармливают? – спросил Вася. Он взглянул на сложенную у двери горку опустошенных пакетов из-под еды и поежился.
Люба насупилась.
– Мужики, хватит паниковать. Никто нас не сожрет.
Спали по очереди, оставляя двоих дежурных. Им вменялось в обязанность расшатывать плиты пола и делать подкоп.
Еду приносили еще несколько раз, всякий раз помногу. Через пять часов (наручные часы чудовища тоже не удосужились отобрать) в подвал, в сопровождении все того же старого хрыча, приносившего пищу, явился монстр, обряженный в нечто вроде халата, с двумя огромными тесаками на поясе. На шее, покрытой белым пушистым мехом, висела связка чеснока. Монстр обнюхал пленников, рявкнул на старика и удалился. Через минуту старик принес огромную корзину со съестным и жестами показал, что все это непременно нужно съесть.
Когда он вышел, ученики Виктора Антоновича переглянулись.
Середкин робко кашлянул.
– Я, пожалуй, отстучу Андреичу. Чего они там с заклинанием придумали.
Не дожидаясь ответа, он схватил кувшин и кинулся к стене. Остальные сгрудились вокруг. Люба нехотя присоединилась к компании.
