Заблокировав дверь, чтобы избежать ненужных вопросов о моих "нетривиальных" действиях, я без колебаний шагнула в закольцованный мир. Убежище встретило привычным солнечным светом и шумом волшебного прибоя. А ещё приветливым ржанием, но, как ни странно, в небе. Прежде чем я успела взглянуть вверх, пляж накрыла огромная крылатая тень, и четыре копыта врезались в песок.
- Ну, ты и предатель, - с притворным негодованием покачала головой я, разглядывая смущенную морду Поточной животинки и покрасневшее лицо притихшего на её спине мальчика. - Развлекаетесь, да?
- Простите, - Кирилл быстро съехал с коня, не успел Рыжик распластаться на песке. - Но я никогда не видел крылатой лошади. Не удержался. Когда мы летели вместе, я толком разглядеть ничего не сумел.
- Как самочувствие? - поинтересовалась я, невольно протягивая руку ко лбу ребенка, будто в Потоке можно было изменить реальную температуру.
- Отлично, - заверил мальчик, доверчиво заглядывая в глаза. - Только еда кончилась.
Пока я наколдовывала новую провизию, Кирилл стоял рядом, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу. А потом пулей ринулся к столику и принялся запихивать в рот всё подряд. Я хотела посоветовать всё-таки прожевывать пищу, прежде чем глотать, но махнула рукой. Пусть есть, как естся. Главное, аппетит появился.
- Лети, - шепнула я Рыжику одними губами, поймав просительный взгляд. Конь явно подустал быть нянькой и рвался на волю - по своим лошадиным делам. - Послушай, Кирилл, - обратилась я к мальчику, едва он дожевал последний кусок сочного белого мяса и запил его соком. - Понимаю, ты меня почти не знаешь и...
- Вам доверят Сироб, и этого достаточно, - огорошил ребенок, даря доверчивую улыбку. - Можете называть меня Кир.
- Поговорим? - я кивнула на удобный диванчик у воды, наколдованный мною несколько лет назад. Сироб, значит. То-то в голове ассоциации со сладостями крутились.
- Поговорим.
Сказочный пейзаж - голубизна воды и неба, сливающиеся друг с другом на далеком горизонте - действовал успокаивающе. До нас не долетали брызги. Но мы ощущали свежеть, будто сами погрузились в соленую мягкую воду. Я притянула ноги к себе, расправив длинное платье, и оперлась рукой о диванную спинку. Кирилл развалился, почти полулежа, и щурился на переливающие волны.
- Почему слон?
- Из-за глаз, наверное, - мальчик смешно почесал лоб. - У меня была такая игрушка. Раньше. Её потеряли во время переезда. Мне очень нравились глаза того слона. Живые. Очень умные и добрые, но грустные. Совсем, как у Сироба.
- Кто он?
- Друг семьи. Доктор.
- Лечил тебя? - я старалась спрашивать аккуратно, чтобы не спугнуть - чувствовала, сейчас в мои руки попало целое сплетение нитей. Нужно лишь осторожно потянуть.
- Нет. У него особые пациенты. Место, где он работает, называют сумасшедший дом. Но Сироб не любит, когда так говорят. Он это... - мальчик задумался, явно стараясь вспомнить слова кого-то из взрослых, - всегда старается смягчить действительность. Понимаете, он тоже мог стать плохим - из-за ноги. Сироб хромой с детства. Но это его не озлобило. Вот.
- Хромой?
Мне понадобилась вся хваленая выдержка, чтобы не заорать от переизбытка чувств. О, да! Таких совпадений быть просто не могло. Тем более, улетая с Кириллом от слона, я видела, что мужчина, в которого тот превратился, был белокур. Как и таинственный мальчик, когда-то игравший в Потоке с моим братом. Тот, что повредил ногу, пытаясь доказать состоятельность старшим ребятам в ответ на злые насмешки.
- Сироб ходит с тростью, - добавил Кирилл.
- Откуда такое странное прозвище?
Мальчик засмеялся.
- Все удивляются. Но это же просто. Произнесите наоборот.
Я задумалась на несколько секунд. Не видя слова на бумаге, всегда труднее сориентироваться. А потом громко хлопнула себя по лбу. Вот и ответ. А ведь он с самого начала лежал на поверхности. Быть может, запомни я прозвище с первого раза, Семеныч бы уже догадался, в чём тут подвох.
- А чудовище, которое тебя преследовало? Откуда оно взялось?
Кирилл поморщился, закусил губу. Глаза, в которых ещё мгновение назад отражалось синее море, стали черными.
- Оно всегда рядом. Всю жизнь. Никто не сможет меня спрятать от него. Пока он жив.
- Это кто-то из родственников, - я боялась дышать, понимая, насколько глубоко вторгаюсь. - Отец?
- Нет, - мальчик нехотя мотнул головой. - Дед. Он, по-настоящему, кошмарный тип. Мама его боится. Даже папа не связывается. Видите, и тут до меня добраться сумел!
Лоб покрылся испариной, дыхание участилось. А перед глазами встало поле, по которому мы - я, Варя, Михаил и ещё один человек (или призрак) - ходили кругами и разговаривали об очень важных вещах. Не случайно же, именно этот эпизод семь лет назад показали странные экраны, к которым, к слову, привел меня Боря.
" ...через несколько месяцев впервые стану дедом. Считайте меня сентиментальным стариком, но я мечтаю понянчить внука"
Слова звучали в ушах, будто тот, кто это говорил, и сейчас стоял рядом. Я посмотрела на черноволосого мальчика, ставшего нереально печальным. Ему двенадцать. Как раз столько, сколько бы было тому ребенку.
- Как зовут твоего деда, Кир?
- Василий Петрович Янушев. Он начальник Сироба, кстати...
Глава 18. Перезагрузка
2003 год.
Случаются же в жизни совпадения. Иногда забавные. А временами пророческие...
Я лежала на измятых простынях и смотрела в распахнутое настежь деревянное окно. Вернее, прямиком в покрытое пушистыми облаками небо. А по радио звучала песня "Двери в небеса", показавшаяся в это утро невероятно длинной. Штор не было. Сорвала их два дня назад в порыве устроить в квартире генеральную уборку. Но желание иссякло слишком быстро. Теперь и тюль, и "темнушки" валялись переплетенной грудой в ванной. Вместе с ворохом грязной одежды. А стирка откладывалась и откладывалась. Впрочем, как и всё на свете.
Конец августа выдался невероятно жарким. И душным. Мне постоянно не хватало воздуха. Поэтому окна в квартире оставались открытыми и днём, и ночью. Но я всё равно задыхалась. Чувствовала себя рыбой, выброшенной на горячий песок. А заодно придавленной сверху безжалостным ботинком.
Умом я понимала, что всё сделала правильно. В Потоке. Ясно осознавала и то, что в реальном мире не являюсь жестоким убийцей. Но душа продолжала метаться, как зверь в клетке. Бросалась на невидимые прутья. И билась, билась, билась, мечтая уничтожить себя. Или, как минимум, покалечится в кровь. Ну почему я сама не пострадала в той аварии?! Может, стало бы легче?
Бабушка приезжала каждый день. Готовила еду. Пыталась заставить меня есть. Но я лишь клала в рот по паре кусочков за раз. Бедная старушка и жить бы тут осталась, чтобы присматривать за любимой старшей внучкой. Но я взбунтовалась. Хоть в чём-то проявила твердость. Приезжал и папа. Попытался пробить стену отчуждения, но быстро бросил бесполезное занятие. Умный человек, почувствовал, что лучше оставить меня в покое, пока сама не захочу выбраться из кокона вины.
- Помни, тебя никто ни в чём не обвиняет, - сказал отец на прощание, целуя влажный лоб шершавыми теплыми губами.
Так и было. Дело о гибели пешехода под колесами моей старенькой "девятки"постарались замять. Десяток людей, ожидающих на остановке автобус, видели, как мужчина внезапно шагнул на проезжую часть. Так стремительно, что никто и опомниться не успел. Включая меня. Одна спешно проведенная экспертиза показала, что я не превышала скорость. Другая, что в крови погибшего содержалось столько алкоголя, что ему следовало лежать в постели, а не ходить, шатаясь, по улицам.
Но я всё равно не могла избавиться от чувства вины. Ведь в тот страшный вечер ехала домой, не помня себя от горя. По-честному, мне вообще нельзя было садиться за руль. Я и себя-то не контролировала, не то, что транспортное средство повышенной опасности. Но мои попытки ответить за содеянное никого не вдохновили. Ни родственников, старающихся отгородить меня от бед. Ни следователей, желавших поскорее разобраться с делом, в котором фигурировала громкая фамилия. Даже родные погибшего мужчины не имели ко мне претензий. По их коротким репликам я сделала неутешительный вывод: они только рады, что старый пьяница перестал быть обузой...
А о том, что произошло в Потоке, я вообще не могла думать без новой порции слёз. Да, я спасла Вову, Макса и Лидию, помогла сразу трем детям, включая не родившегося ребенка Макарова, не остаться сиротами. Но это не меняло простого и неоспоримого факта. Ради всех этих людей был принесён в жертву единственный человек на свете, который имел значение для меня самой.
