— Уходим, орлы.
Привычный взгляд напоследок — ладно. Сойдёт для сельской местности. С такими минами противник ещё не встречался, и вряд ли обратит внимание на то, что кое-где дёрн чуть бугрится… Отбегаем назад, к валу. Неглубокие окопы опоясывают вал. В них — по десять человек бойцов. Качаю головой, но делать нечего. Времени уже не остаётся. Извлекаю рацию. Интересно, Пётр её при себе оставил, или забыл? Вызов идёт, но толку нет. Поднимаюсь к своему окопу — сюрприз. Рарог тут.
— Самое главное забыл, Петя.
Облегчённо говорю я ему.
— Рацию держи постоянно включенной. Мы с Володей начнём. Твои пусть вмешаются только тогда, когда увидят, что мы не можем сдержать.
Его глаза расширяются, а я напоминаю:
— Помнишь конников?
Вздрагивает.
— У нас их два. Сам видишь.
— Но ты говорил, что патронов не осталось…
— Подвезли. Вместе с едой.
— Тогда конечно!
Даже улыбается от избытка чувств.
— Короче, огонь открывать по сигналу — ракету запущу. Белую. Тогда и палить. А пока — зубы стиснуть и молчать. Бомбы все переделали?
Речь о местных гранатах с гвоздями. Рарог кивает:
— Да.
— Вот и пользуйтесь. Только поберегитесь осколков. Их будет много.
Кивает.
— Вроде всё. Женщин и детей — к озеру. Пусть спрячутся за телеги. Особенно следить за пацанвой. Эти — отъявленные. Могут и на помощь кинуться, помогать отцам и спасать своих. Запрети под страхом порки! Категорически!!!
Грожу кулаком.
— Пусть лучше докторам помогают. Толку больше будет.
Кивает в знак согласия. Теперь точно всё. Прощаемся, он уходит к своим, а мы уже с сыном готовимся. Позиция у нас самая-самая. С фронта, если можно так сказать. Океанцы идут с этой стороны. Да и проход в городище тоже с нашей стороны. Подношу к глазам бинокль. До заката часа два. Так что… Неуклюжие громадные грузовики, забитые солдатами до отказа, уверенно поедают дорогу. Не вижу форму океанцев, только плоские каски с широкими полями, защищающими плечи от сабельных клинков кавалерии, да длинные ножевые штыки торчат над высокими бортами. Передаю бинокль сыну, он прилипает к окулярам. А я берусь за винтовку, ставлю её на бруствер. Настраиваю прицел, выдвигаю подпорку под щеку… Аора так и не подошла ко мне. Даже не вылезла ни разу из джипа после помывки. Может, не догадывалась, что нас ждёт? Но она же не глухая и не слепая. Тем более, сейчас, когда народ готовится, точнее, уже готов к бою. Но всё-равно…
— Если со мной что случится — позаботься о них.
— Сплюнь.
Машу рукой.
— Ерунда всё это…
Но всё-таки осторожно сплёвываю через плечи на обе стороны по три раза.
— А до буквы 'х' их, папа…
Задумчиво бормочет сын.
— Ерунда. Нам их не положить надо, хотя неплохо бы, но этим ребята на 'Зубре' вплотную займутся. А только задержать. Это легче.
Глубоко вдыхаю воздух. Прикидываю дистанцию. Минут десять у меня есть. Достаю сигару. Закуриваю. Потом не выдерживаю и жалуюсь:
— Так и не пришла попрощаться.
— Хьяма сказала, она в палатке плачет. Не хочет, чтобы ты её такой видел.
…Это верно. Плотик мы надули. Долго, что ли, от компрессора? Тем более, что время свободное было…
— Дура… Я её всякой люблю. Только не хочу, чтобы она плакала. Никогда больше. И Юница.
Сын кивает, не отрывая бинокля от глаз. Я попыхиваю сигарой, присев на дно гнезда.
— Два пятьсот.
Спокойно прикрываю глаза. Рано. Винтовка берёт на километр. Пулемёты — на полтора. Хлопушки местных — восемьсот. Горсть 'калашей' погоды не сделает. Так что, куда ни кинь, а основная работа нам.
— Сорок машин. По сорок рыл в каждой.
Я оживляюсь:
— Так нам повезло! Было то их — четыре тысячи с гаком!
— Действительно, повезло.
Бормочет сын. Не знаю, первый ли у него реальный бой сейчас, или он уже понюхал пороху. Но вместе мы будем драться впервые в жизни. Пока то, что я вижу, мне нравится. Спокоен, руки не дрожат. Наверное, всё-таки успел где-то нюхнуть пороху…
— Две тысячи.
Киваю, что слышал.
— Тысяча пятьсот.
…А степь так пахнет… Вкусно…
— Тысяча.
Выпрямляюсь. Беру винтовку, отщёлкиваю сошки. Устанавливаю её на бруствере. Пулемёты, оба, пока внизу. Их достанем позже. Внезапно сын толкает меня в бок.
— Чего?
— Обернись.
— Некогда. Моя дурочка вылезла на свет божий?
— Ага.
— Раньше надо было думать. Махни ей, пусть убирается обратно, в джип.
— А если не послушает?
— Послушает. Особенно, после этого…
…В перекрестье прицела вползает тупая морда головного грузовика. Плоский лист, поставленный на ребро, весь в дырках для вентиляции. Перевожу прицел выше. Водитель здесь в середине. По бокам сидят ещё двое солдат. Оптика послушно приближает запылённое серое лицо, квадратные уродливые очки, закрывающие глаза. Плавно выбираю свободный ход, приклад бьёт в плечо. Пороховые газы бьют из дульного тормоза. Пыли, естественно, нет. Воды мы не пожалели. Шофёр дёргается, машину вдруг резко виляет, ложится на бок, из кузова вылетают солдаты. Дистанция маленькая, и водитель второй то ли просто устал и зевнул, то ли конструкция у уродца такая, что как ни старайся, быстро не среагируешь, но я вижу, как днище грузовика вспучивается, и оттуда появляется и застывает на месте точно такая же решётчатая морда…
— Батя! Молоток!
Кричит сын от избытка чувств. На секунду отрываюсь от прицела, поднимаю большой палец вверх:
— Мастерство не пропьёшь!
…Свой второй взрослый разряд по биатлону я получил в четырнадцать лет…
— Пап, она не уходит.
До жути хочется обернуться, но…
— Кулак ей покажи.
— Её уже моя тащит. Да та отбивается.
Пауза, по время которой я вгоняю ещё три пули в самых несчастливых, и наступает пора менять магазин. Вовкин голос:
— Уволокла. А мне грозит кулаком.
Щёлк. Готово. Снова прилипаю к прицелу, а он — к биноклю. Секунда, другая. Снова спускаю курок. Самый глупый из водил. А может, самый послушный… Спустя ещё четырёх шофёров, или, как тут их называют, погонщиков, до командиров океанцев доходит, что пора спешиваться. Бросаю взгляд на часы. Тридцать минут. И время позволяет.
— Как бы с нашими связаться? Узнать, далеко ли?
Сын машет рукой.
— Па, зачем жечь нервы себе и парням. Прибудут. Не волнуйся. Как ближе подойдут, услышишь по этой…
Кивает на портативку, стоящую в нише. Пожимаю плечами, не отрываясь от прицела.
— Тоже верно. Они же на широкой волне будут передавать?
— Как оговорено.
Отвечает сын. Чёрт возьми, мне нравится его спокойствие. Точно, уже успел повоевать…
…Меняю второй магазин. Спустя десять минут третий. Солдаты противника, не взирая на мою стрельбу, вытаскивают мёртвых, копошатся возле вылетевших из первой машины. Не понимают, что ли? Оставшиеся грузовики вдруг расходятся широким кругом, но… Останавливаются, из них горохом выскакивают солдаты, строятся в коробки. Доносятся далёкие свистки унтер-офицеров.
— Ну-ну…
Зло бормочу я. Жаль, патронов у меня не очень. Шеренги одетых в голубое с жёлтым океанцев повинуясь незнакомому мне сигналу разом делают первый шаг, второй, и вот они уже быстро приближаются, высоко выбрасывая ноги.
— И бегут то по-уродски.
Высказывается Вовка. Убираю винтовку в окоп, прикрываю заранее приготовленной тряпкой. Рывком водружаем первый пулемёт на бруствер, вбиваем в плотный грунт колья, закрепляя треногу.
— Поехали?
— Давай, пап!
Гулкая очередь рвёт воцарившуюся вокруг после щелчков винтовки тишину. Эффект поразительный. На такой дистанции пули буквально сбривают первую шеренгу ближайшей к нам коробки строя. Крупнокалиберные рули двенадцать и семь производят страшное опустошение в рядах противника. А какого тем, кто шагает рядом? Вдохновлённые увиденным, наши бойцы в окопах восторженно орут, подбрасывают в воздух свои шапки. К сожалению, лента кончается слишком быстро. Перекидываем пулемёты местами. Пусть остывает. Теперь веду огонь короткими очередями, сбивая самых смелых. Или глупых. Противник вдруг рассыпается, и становится куда хуже. Нам. Сразу видно побывавших в деле вояк. Умело перебегают по нескольку человек сразу. И пока я выцеливаю одних, они уже залегают. Зато появляются вторые. Но тут над ухом бухает винтовка. Ага. Сын сообразил. Океанцы продвигаются всё ближе. хотя и несут потери. А скоро им вообще станет весело. Семь метров высоты вала позволят мне бить их сверху даже лежащих. Правда, и они смогут стрелять по мне…
— Патроны есть ещё?
— Нет. Это всё.
— Тогда я пуст.
И в это время самые быстрые вбегают на минное поле… Земля словно вскипает, когда выстреливаемые вышибным зарядом 'эски' подлетают на свою высоту, а потом рвётся основной заряд… Даже до сюда доносятся истошные вопли, в которых нет ничего человеческого. Наступающие не выдерживают и бегут, и мы в два ствола, потому что первый успел остыть, валим всех подряд, кто попадает на мушку.
