Гулкая очередь рвёт воцарившуюся вокруг после щелчков винтовки тишину. Эффект поразительный. На такой дистанции пули буквально сбривают первую шеренгу ближайшей к нам коробки строя. Крупнокалиберные рули двенадцать и семь производят страшное опустошение в рядах противника. А какого тем, кто шагает рядом? Вдохновлённые увиденным, наши бойцы в окопах восторженно орут, подбрасывают в воздух свои шапки. К сожалению, лента кончается слишком быстро. Перекидываем пулемёты местами. Пусть остывает. Теперь веду огонь короткими очередями, сбивая самых смелых. Или глупых. Противник вдруг рассыпается, и становится куда хуже. Нам. Сразу видно побывавших в деле вояк. Умело перебегают по нескольку человек сразу. И пока я выцеливаю одних, они уже залегают. Зато появляются вторые. Но тут над ухом бухает винтовка. Ага. Сын сообразил. Океанцы продвигаются всё ближе. хотя и несут потери. А скоро им вообще станет весело. Семь метров высоты вала позволят мне бить их сверху даже лежащих. Правда, и они смогут стрелять по мне…
— Патроны есть ещё?
— Нет. Это всё.
— Тогда я пуст.
И в это время самые быстрые вбегают на минное поле… Земля словно вскипает, когда выстреливаемые вышибным зарядом 'эски' подлетают на свою высоту, а потом рвётся основной заряд… Даже до сюда доносятся истошные вопли, в которых нет ничего человеческого. Наступающие не выдерживают и бегут, и мы в два ствола, потому что первый успел остыть, валим всех подряд, кто попадает на мушку.
— Они сгоняют грузовики в линию, пап!
Возбуждённо говорит мне сын.
— Вижу…
Похоже, что за их прикрытием будет перегруппировка. Эх, мне бы сейчас 'беспилотник', глянуть, что там происходит… Внезапно из-за машины, так и лежащей на боку, выходит солдат. Я было готовлюсь нажать на курок, но тут замечаю, что штыку его винтовки примотана белая тряпка.
— Переговоры хотят.
Говорит моя рация голосом Рарога.
— Это можно. Всё время потянем. Оно на нас работает.
— Так что, идти?
— Пошли кого поумнее. Сам не суйся. Могут обмануть. Или ловушку устроить. Пусть посланный слушает, а не все требования просит время подумать. Час. Это их не насторожит.
— А хватит?
— Хватит. Если больше — это может их насторожить, и тогда ломануться толпой. Могут массой задавить.
— Хорошо.
Рация опять умолкает. Толкаю сына в бок.
— Ты бди, а я попробую с нашими на 'Зубре' связаться.
Он кивает, прилипает к прицелу. Жаль, что светлого времени осталось немного. Но у меня два ночных прицела и куча осветительных ракет… Выбираюсь из окопа, благо выход из него ниже края вала, бегу к джипу, одиноко замершему среди кольца телег. В машине пусто. Где же все мои? Замечаю шевеление у палатки. Из неё выскакивает Сола, видит меня, бросается навстречу. Вскидываю руку:
— Потом. Погоди.
Она останавливается, а я ныряю в салон 'Воина'.
— Зубр, это Брумм. Слышите меня?
Совершенно незнакомый голос отвечает:
— Слышу отлично. Осталось примерно часа полтора, а то и меньше. Подсветите нам позиции врага и свой передний край.
— Увидите на экранах локатора холмы это мы. Лагерь противника на километр севернее. Но ещё подсветим для гарантии.
— Принято.
— Конец связи.
— Конец связи.
Вылезаю наружу. Новости отличные! Значит, если протянем резину переговорами, то останется всего полчаса… Увидев меня, Сола бросается вперёд.
— Ваша светлость, как там?
— Держимся. Сама видишь. Убитые только у врага. Скоро уже и помощь подойдёт.
Женщина облегчённо вздыхает. Потом спохватывается:
— Госпоже баронессе дурно стало. То сидела, рыдала навзрыд, только бормотала себе под нос чего-то. А потом просто легла на бок и затихла. Мы и не поняли поначалу, пока Юница не закричала…
— Как они?
— Девочка успокоилась, а госпожа в себя недавно пришла. Пока молчит, только глазами лупает.
— Скажи, что я ещё живой.
Подхватываю упаковку с ракетами, бегу обратно… Успеваю вовремя — наш парламентёр не спеша возвращается обратно. Когда он равняется с нами, я спрашиваю:
— О чём договорились?
Не поворачивая головы, словно нас нет, он отвечает:
— Обещан час. Потом должны сложить оружие и сдаться. Сказал, что надо подумать.
— Молодец!
— Рад стараться!
Проходит дальше, вижу бегущего к переговорщику Рарога. Снова спускаюсь вниз. Короткое совещание. И, опять же — жаль, что быстро темнеет. Это очень плохо. Зато, к моей радости, выясняется, что и у наших беженцев есть ракеты. Договариваемся, что как совсем потемнеет, ребята начнут пускать их по очереди в небо. Ну, не верю я океанцам, хоть ты тресни… Когда не надо, время летит ураганом. А вот когда нужно быстрее, то тянется медленней улитки… Взмывает с шипением и треском первая 'люстра', выпущенная нашими. Повисает, медленно раскачиваясь, в воздухе. Затем спускается. По ней не стреляют. Значит, пока перемирие соблюдается. На что рассчитывают враги? На количество? Или… Я холодею — здесь тысяча шестьсот. Было… Значит, остальные идут пешим порядком? Но тут меня отпускает — если пешим, значит, им до нас ещё неделю шлёпать, если только… Рёв и треск океанских машин показывает, что не я один такой умный. Самодвигатели разворачиваются и уползают прочь от лагеря, исчезая вдали. Точно, поехали за подкреплением. Сутки — и они двое увеличат количество своих солдат. А остальные нас обложат, и будут ждать подкрепления. Зачем рисковать? Правильное решение, господин океанский командир! Если ты уцелеешь, я тебе лично коньяка налью! Перед расстрелом… Вовка тоже беззвучно смеётся. Обрывает смех, резко. Оборачивается ко мне.
— У тебя ночные прицелы есть?
Киваю.
— Только для работы. Пока светить будет.
— Угу. После мин они долго в себя приходить будут. Косится на заваленное телами и изрытое воронками поле. Нам, как обычно, повезло. Первыми начали рваться ближайшие к нам мины. И когда обезумевшие солдаты ломанулись обратно, то вбежали в самую гущу 'эсок'… В общем, даже на глаз, тут сейчас перед городищем лежит сотни три трупов. И сколько то раненых гарантировано в лагере противника. До нас доносятся сухие щелчки выстрелов как раз оттуда. Переглядываемся. Что за ерунда? Внезапно Вовка стискивает зубы, затем глухо произносит:
— Тяжёлых добили. Свои же.
— Тьма…
Бормочу я уже въевшееся в кровь и плоть русийское проклятие…
— Время, папа.
Звук трубы от вражеского лагеря. В небо взлетает сразу целое море ракет и с той и другой стороны. В призрачном свете я вижу надвигающиеся шеренги солдат Океании. Теперь можно не церемониться, и я скидываю колпачки с 'ночника', установленного на пулемёте заранее.
— Давай, пап! Остуди их!
И пулемёт снова открывает огонь, кося врага, словно траву… Увы. Они идут, словно укуренные или пьяные, орут нечто, неслышимое за грохотом стрельбы. Меняем оружие, с хаканьем закидывая второй пулемёт на место отработавшего. С тревогой смотрю на убывающие коробки лент. Хотя мы и вместе, но… Не каждая пуля, выпущенная нами, попадает в цель… Спасибо ребятам Рарога, умело подсвечивающим цель. А ещё — тому океанскому командиру, подарившему нам жизнь, сам не зная этого… Хорошо, что прицел показывает зелёную картинку. Впрочем, я видел то, что делает крупнокалиберная пуля и при свете дня, так что не вовремя разыгравшееся воображение услужливо раскрашивает то, что я вижу в прицеле, в естественные цвета. Точнее, один — алый. Густо красный. Крови. Которой там, среди наступающих море… Они валятся снопами, не понимая, как я могу попадать в них на такой дистанции. Свет осветительных ракет искажает перспективу, а мы выбиваем их с ужасающей, просто невозможной эффективностью… И всё-равно идут, перебегая или выстраиваясь в шеренги, сразу уничтожаемые мной… Но лезут и лезут, подобно тараканам… Пулемёт начинает плеваться. Они просто не успевают остывать.
— Всё. Вов. Тайм-аут.
Он кивает, винтовка начинает щёлкать быстро-быстро. Но после рёва пулемётов её звук кажется несерьёзным… Перед минным полем шеренги всё же замирают. И тут в рации раздаётся спокойный уверенный голос:
— Подсветите себя. Мы уже на месте.
Чёрт, за стрельбой не слышно звука двигателей…
— Алая ракета — мы. Противник — триста метров дальше, и километр в глубину.
— Вас понял. Принято.
Торопливо выпускаю в небо обычную красную сигналку. А спустя миг огненные стрелы рассекают небо над нашими головами. Прицел точен, и невыносимое, режущее глаз пламя озаряет небо, заливая всё вокруг. Только осколки противно верещат над нашими головами… А спустя две минуты над догорающими огнями, с тяжёлым, давящим на слух, гулом двигателей, взбивая мириады искр юбкой, появляется громадный корпус корабля на воздушной подушке, плавно разворачивается, откидывается аппарель, и из неё, свистя турбиной, вылетает 'Т-80'. Замирает на миг. Гулко ухает пушка, танк приседает на мгновение, затем, качнувшись, устремляется в ещё пляшущую после действия 'Града' темноту… Следом выскакивают закованные в бронежилеты, с автоматами наперевес наши родные солдаты, бегут по следам гусениц, надвинув на глаза ноктовизоры, через пару минут начинают трещать короткие очереди, бухает глухо граната. Но меня это не касается. Моя работа наконец закончена…
