- Чего стоишь, раззява?! - крикнул он Лешке. - А ну-ко подмогни с мешком!
- Ага...
- На раз и два! - гаркнул бородач.
Они раскачали мешок с пожитками и швырнули его вниз по течению. Лешка, было, рванулся следом, но получил крепкую затрещину по затылку и услышал матерное наставление, что бежать надобно в противоположную сторону. Разумеется, Лешка так и сделал. Краем глаза он успел заметить, как мешок зацепился за проплывающую корягу и поплыл вместе с нею, хрен знает куда. Оба беглеца пробежали чуть более двух километров и, тяжело дыша, остановились. Рог протрубил снова, еле слышно. На это раз где-то внизу по течению речушки.
- Шустрые, однако, ребятки, - прохрипел бородач. Он заткнул свою хламиду за пояс и стал похож на толстую бородатую бабу, задравшую широкую юбку посреди лесной глухомани. Голые ножищи мужика, густо заросшие черными волосами, казались двумя надежными столбами, между которыми болтались длинные ножны меча.
Довольно скоро рог протрубил еще раз. Теперь он звучал яснее прежнего, напоминая о том, что движение - это жизнь, а не наоборот. Лешке показалось, что тягучий звук стал намного живее и наполнялся радостными нотками.
- Мешок явно выловили... - презрительно ухмыльнулся его загадочный спутник. - Любят они в чужих шмотках копаться... Любят, паразиты... Натура у них такая пакостная - в иноземных краях добро у людишек отымать... Без этого ни дня прожить не могут...
- Было бы чего брать, - хмыкнул Лешка.
- А ты языком-то не шебурши, паря... Берут только те ухари, кто своего никогда не умел создавать. Правда и чужое им также впрок не пойдет, ибо, когда своего добра честным трудом не нажито, то и чужого не жалко. Одно слово - нехристи, чурки стоеросовые - чего с них взять-то, коли боги им ни ума, ни души праведной, ни сердца - не дали...
Эпизод седьмой
Все мы дичь, все мы чья-то добыча,
Кто-то чет, а кто-то вычет...
Когда беглецы удались от места давешней ночевки километров на пятнадцать, а может быть и больше, солнце клонилось уже к закату. Вначале они шлепали по реке, потом река сузилась до размеров жиденького ручейка и пропала в болоте.
По мнению бородача, выходило так, что лучшего места от погони, чем обширное чавкающее болото, на свете попросту не сыскать. Более того, каждому нормальному человеку тут самое место. Он так и сказал Лешке Сухареву:
- Болото - это, паря, очень даже полезная штука. Потому как в хорошем справном болоте можно переждать любую вражью опасность.
"Ага, - тотчас же подумал про себя журналист Лешка Сухарев. - Конечно, любую... Любую, кроме самого болота".
- Да ты не боись, чудило, - молвил его спутник и двинул в самое сердце топи. - Со мной не пропадешь...
Вскоре Лешка понял, что бородач знает куда идти. Более того, он знает не только, куда идти, но и как идти. Он выбирал такие кочки и такие, одному ему ведомые места, ступая по которым, Лешка Сухарев чувствовал себя относительно безопасно. Они углубились в болото изрядно. Кроме того, выпачкались и вымотались до такой немыслимой степени, что походили на двух болотных кикимор. Но самой страшной мукой являлись комары. Их были миллионы, миллиарды крохотных вампиров. Эти кровососущие легионы дружно атаковали двух приблудившихся беглецов. Если бы не островок, внезапно появившийся посреди булькающей воды, вонючих газов и грязи, то Лешка Сухарев отдался бы на милость этих назойливых тварей без остатка.
Однако островок появился весьма кстати. Бородач первым выбрался на твердую почву, затем помог выбраться Лешке.
Вскоре обнаружился небольшой аккуратный шалашик. Даже издали было понятно, что это болотная резиденция бородоча, а не дворец Гарун аль-Рашида.
Здесь стояла странная тишина. Шалаш выглядел скромным лесным храмом, оказавшимся на отшибе цивилизации по воле небес. Места внутри, конечно, было маловато, но зато не один комар не мог пробраться сквозь плотную завесу из веток лапника. Этот лапник лежал и торчал отовсюду. Он устилал земляной пол, торчал сверху, сбоку, спереди и сзади. Лешка тотчас же рухнул лицом в эту густую пахучую подстилку и долго лежал не шевелясь. Сон пришел к нему незаметно. Он провалился в беспокойное кошмарное беспамятство и долго не подавал признаков жизни.
Это был настоящий затяжной бред. В бреду за Лешкой бежали толкинисты. Их было очень и очень много, целая армия отборных толкинистов, ряженых в самые немыслимые одежды. Они орали и голосили как сумасшедшие. Когда Лешка, наконец, выдохся и упал от усталости, над ним склонился убиенный давеча варяг. Страшно коверкая русскую речь, этот громила поведал ему о том, что питерским журналистам тут делать нечего, им здесь не место.
"А где мое место?" - хрипло глотая воздух, отозвался Лешка.
"Там же, где находятся все места для избранных!" - заржали толкинисты.
"Это где?!"
"В болоте реальной жизни!"
"Ха-ха-ха!.."
"А я разве избранный?!"
"На свете неизбранных не бывает, урод питерский!.. Только одних это не касается, а другим неведомо!
"А вам, значит, ведомо?!"
"Нам все ведомо!"
"Тогда вот вам все ваши ведомости!"
После таких слов появился бородач. В руках у него находилась сучковатая дубина эпических размеров. К тому же дубина оказалась говорящая и чрезвычайно не любила толкинистов. Правда, говорила она однообразно, но весьма внушительно. Раз, два - и нет десятка-полтора уродов, три, четыре - и навеки заткнулась еще одна чертова дюжины сказочных отморозков - все вбиты в матерь-землю по самые брови, только макушки торчат из почвы, как грибы после дождя.
