— Боже мой, — выдохнул я.
И отступил назад. Я смотрел на покрытую платком клетку. Затем подмигнул Шелли Капону.
— Ты отдаешь себе отчет, что это такое, Капон?
— Золотая жила, дорогой Раймундо! — довольно просиял он.
— Целый монетный двор! — поправил его я.
— Бесконечные возможности для шантажа!
— И причины для убийства! — добавил я.
— Ты представь, — фыркнул Шелли в стакан, представь, сколько бы отвалило одно только издательство Мейлера за то, чтобы эта пташка заткнулась!
Я снова обратился к клетке:
— Френсис Скотт Фицджеральд.
Молчание.
— Попробуй «Скотти», — предложил Шелли.
— А-а-а-а, — произнес голос внутри клетки. — Не плохой удар слева, но напористости не хватает. Приятный соперник, хотя…
— Фолкнер [22], — сказал я.
— Средние результаты по очкам хорошие, всегда играл только в одиночном разряде.
— Стейнбек [23]! — В конце сезона финишировал последним.
— Эзра Паунд [24]!
— В тридцать втором перешел в низшую лигу.
— Думаю… мне не помешает… выпить бокальчик этого напитка.
Кто-то вложил мне в руку стакан. Я залпом осушил его и кивнул. Зажмурившись, я почувствовал, как мир завращался вокруг меня, потом открыл глаза и увидел Шелли Капона, классического сукина сына на все времена.
— Тут есть кое-что еще более фантастическое, — сказал он. — Ты слышал едва ли половину.
— Врешь, — ответил я. — Что еще тут может быть?
Он загадочно улыбнулся — только Шелли Капон в целом свете умеет так загадочно, так злодейски улыбаться.
— Вот как все было, — начал он. — Помнишь, в последние годы, когда Папа жил здесь, у него были серьезные трудности с тем, чтобы переносить свои опусы на бумагу? Так вот, после «Островов в океане» он задумал еще один роман, но, похоже, почему-то так и не смог его записать… О да, роман уже был у него в голове — весь сюжет, и многие слышали, как он упоминал об этом, — но, похоже, он просто его не записал. Зато он ходил в «Куба либре», выпивал стакан за стаканом и подолгу разговаривал с попугаем. Раймундо, на протяжении всех этих долгих пьяных ночей Папа рассказывал Эль-Кордобе сюжет своей последней книги. И со временем, постепенно птица его запомнила.
— Его прощальная книга! — воскликнул я. — Самый-самый последний роман Хемингуэя! Не написанный, но записанный в мозгу попугая! Господи Иисусе!
Шелли качал головой, глядя на меня с улыбкой падшего херувима.
— Сколько ты хочешь за эту птицу?
— Дорогой мой, милый Раймундо, — Шелли Капон помешал мизинчиком в своем стакане. — Неужели ты думаешь, что я продам эту птицу?
— Однажды ты продал свою мать, затем снова выкрал ее и продал опять под другим именем. Брось, Шелли. Ты напал на кое-что стоящее. — Я задумчиво наклонился над покрытой платком клеткой. — Сколько телеграмм ты разослал за последние четыре-пять часов?
— Да ты что! Ты меня пугаешь!
— Сколько международных телефонных звонков за счет абонента ты сделал после завтрака?
Шелли Капон издал глубокий печальный вздох и вытащил из кармана своего вельветового пиджака смятую копию телеграммы. Я взял ее и прочел:
ДРУЗЬЯ ПАПЫ ВСТРЕЧАЮТСЯ ГАВАНЕ ЗПТ ПРЕДАТЬСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ НАД ПТИЦЕЙ И БУТЫЛКОЙ ТЧК ЗАЯВКИ НА ТОРГИ ВЫСЫЛАЙТЕ ТЕЛЕГРАММОЙ ЗПТ ИЛИ НЕ ЗАБУДЬТЕ ЗАХВАТИТЬ ЧЕКОВУЮ КНИЖКУ И ОТКРЫТЬ СОЗНАНИЕ ТЧК ПЕРВЫЙ ПРИШЕЛ ПЕРВЫЙ КУПИЛ ТЧК ЧАСТИ ФИЛЕЙНЫЕ ЦЕНЫ ЮБИЛЕЙНЫЕ ТЧК МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИЗДАНИЯ ЗПТ КНИГИ ЗПТ ЖУРНАЛЫ ЗПТ ТЕЛЕВИДЕНИЕ ЗПТ ПРАВА НА ЭКРАНИЗАЦИЮ ТИРЕ ВСЕ ПОДОЙДЕТ ТЧК С ЛЮБОВЬЮ ТЧК ШЕЛЛИ САМИ-ЗНАЕТЕ-КАКОЙ ТЧК
Боже мой, снова подумал я, роняя на пол телеграмму, в то время как Шелли протягивал мне список адресатов, которым она была разослана:
«Тайм». «Лайф». «Ньюсуик». «Скрибнер». «Саймон-энд-Шустер». «Нью-Йорк таймс». «Крисчен сайенс монитор». Лондонская «Таймс». «Монд». «Пари-матч». Один из Рокфеллеров. Кое-кто из Кеннеди. Си-би-эс. Эн-би-си. «Метро-Голдвин-Майер». «Уорнер бразерс». «20-й век Фокс». И так далее, и так далее, и так далее. Чем дальше я читал этот длинный список, тем глубже погружался в меланхолию.
Шелли Капон швырнул на столик перед клеткой пригоршню ответных телеграмм. Я быстро пролистал их.
Все, буквально все в этот самый момент летели сюда. Самолеты слетались со всех концов света. Через каких-нибудь два, четыре, самое большее шесть часов Куба будет кишеть агентами, газетчиками, придурками и законченными дураками, плюс тайные похитители из контрразведки и белокурые старлетки, мечтающие появиться на обложках журналов с птицей на плече.
Я прикинул, что у меня в запасе, может быть, еще есть полчаса, в течение которых надо что-то предпринять, не знаю что.
Шелли слегка подтолкнул меня локтем.
— Кто тебя прислал, дорогой? Знаешь, ты ведь пришел самым первым. Назови хорошую цену и все, ты свободен, может быть. Разумеется, я должен рассмотреть и другие предложения. Но возможно, здесь скоро станет так людно и шумно. Я начну паниковать из-за содеянного. Возможно, мне захочется продать подешевле и свалить побыстрее. Ведь, сам подумай, может возникнуть проблема с вывозом этой птицы из страны, верно? А тем временем Кастро может объявить попугая национальным памятником, или произведением искусства, или… да, черт возьми, Раймундо, кто тебя прислал?
— Кое-кто, но теперь уже никто, — в задумчивости ответил я. — Я приехал от имени другого лица. Но уеду отсюда сам по себе. Во всяком случае, отныне есть только я и птица. Я читал книги Папы всю свою жизнь. И теперь я знаю: я приехал только потому, что должен был приехать.
— Господи, да он альтруист!
— Прости, что обидел тебя, Шелли.
Раздался телефонный звонок. Шелли взял трубку. Со счастливым видом, поболтав немного, он велел кому-то ждать его внизу, повесил трубку и, приподняв бровь, бросил мне:
— Люди из Эн-би-си ждут в холле. Они хотят записать прямо здесь часовое интервью с Эль-Кордобой. Говорят о шестизначной сумме.
Мои плечи так и опустились. Телефон снова зазвонил. На этот раз я сам, к своему собственному удивлению, поднял трубку. Шелли взвыл. Но я сказал:
— Алло? Да?
— Senor, — послышался чей-то голос. — Здесь senor Хобвелл из «Тайм», он говорит, из журнала.
Я тут же представил себе лицо попугая на обложке ближайшего еженедельного номера и сразу за ней — шесть страниц текста.
— Скажите, пусть подождет, — и повесил трубку.
— «Ньюсуик»? — попробовал угадать Шелли.
— Нет, второй, — ответил я.
— «Там, наверху, в тени холмов, снег был прекрасен», — произнес голос из клетки, накрытой платком.
— Заткнись, — спокойно и устало сказал я. — Заткнись же ты, черт побери.
В дверном проеме за нашими спинами появились две фигуры. Друзья Шелли Капона начали подходить и бродили по комнате. Их все прибывало, и я почувствовал, как меня пробирает дрожь и бросает в пот.
Я начал почему-то подниматься на ноги. Мое тело собиралось что-то сделать, я сам не знал что. Я посмотрел на свои руки. Внезапно правая рука потянулась в сторону. Она опрокинула клетку, открыла настежь решетчатую дверцу и рывком схватила попугая.
— Нет!
Раздался общий изумленный вопль, словно оглушительная волна накатила на берег. Своим действием я как будто дал всем присутствующим в поддых. Каждый охнул, сделал шаг вперед и вознамерился завопить, но я уже вытащил попугая из клетки. Я держал его за горло.
— Нет! Нет! — подскочил ко мне Шелли.
Я пнул его в голень. Он с криком опустился на пол.
— Не двигаться! — сказал я и чуть не рассмеялся, услышав из собственных уст это избитое клише. — Вы когда-нибудь видели, как убивают курицу? У этого попугая тонкая шейка. Одно движение — и я откручу ему голову. Всем стоять на месте.
Все замерли.
