— Чего нет? — не расслышала женщина неправильно произнесенный термин.
— Либида — это то, что на баб тянет, — уверенно растолковал Макрицын.
Тамара Ивановна не поняла значения слова, но решила промолчать, а Еврухерий продолжил описание депрессии:
— Ну, в общем, хреново им все по жизни: до смерти никакой радости впереди не видят, только болезни, обязанности, страдания и все в таком роде. Поэтому лежат или сидят, в одну точку смотрят и о своем сутками думают. Понятное дело, давление у них вниз, и сил никаких нет. А это специальными таблетками от головы лечить надобно, а таблетки дорогие нынче, значит, расходы дополнительные. Поэтому Катька им терапию проводит. Ясно?
Выслушав объяснение, гражданская жена расстроилась, заподозрив, что за время пребывания в клинике Еврухерий действительно заимел проблемы с головой. Вообще-то Тамара Ивановна была уверена, что Макрицын совершенно нормальный человек и в лечении не нуждается. То, что случилось с ним на съезде партии, она считала следствием переутомления и перевозбуждения, а его ночным беседам с Семеном Моисеевичем и попыткам вытащить музыканта из-под кровати не придавала значения — многие люди во сне разговаривают и ходят по квартире.
— Не совсем, — ответила женщина на вопрос ясновидящего.
Еврухерий тяжело вздохнул и с легким раздражением в голосе произнес:
— Да чего тут непонятного? Она к ним в палаты заходит. Для их возбуждения, так сказать. Ну, ясное дело, у тех давление сразу вверх скачет. Оживают на время. Значит, таблетки им давать нужды нет. Следовательно, что? Экономия! Вот с экономии Катька часть и получает.
Еврухерий опустился на стул, невыразительным взглядом мельком посмотрел на Тамару Ивановну, после чего принял традиционную для сеанса ясновидения позицию и пробыл в ней несколько минут.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнес «коренной москвич», усаживаясь поудобнее. — Видел себя с Ганьским во Франции. Идем с ним по улице, Роман с нами, свинью необычную на поводке ведет — вся в иголках, как еж. Аполлон-то говорил, что в Англию едет. Как же я мог по Нанту с ним разгуливать? Да еще со свиньей с иголками вместо щетины?
Макрицын продолжал рассказывать об увиденном, и чем дольше слушала Тамара Ивановна, тем тревожней становилось у нее на душе за его состояние.
В палату вошел Рома, еще раз искренне поблагодарил женщину за принесенный творог и вежливо спросил:
— Извините, я вам не помешаю, если пообедаю в вашем присутствии?
Еврухерий и его посетительница не возражали. Здоровяк достал из-под кровати корыто, поставил на стол и вывалил в него весь принесенный Тамарой Ивановной творог. Только тогда женщина обратила внимание на две деревянные ложки и толкушку, лежавшие на краю стола. Не успев подумать о предназначении столь необычного столового набора, она услышала бормотание Романа:
— Какой свеженький! А запах-то! Знаю-знаю, только вчера тебя сделали…
Восторг звучал искренне.
Здоровяк опустил голову, принюхался.
— Коломенский молокозавод. Смена Анны Ивановны Осинцевой. Из натурального молока.
Расплывшись в доброй улыбке, сосед Еврухерия взял по ложке в каждую руку и стал поочередно закидывать ими творог в широко разинутый рот. Затем, отложив приборы в сторону, толкушкой утрамбовал массу во рту и еще немного добавил. Его челюсти застыли в крайних точках, поэтому щеки раздулись не очень сильно. Здоровяк приложил горизонтально ко рту левую руку и ударил по ней ладонью правой руки. На мгновение его глаза вылезли из орбит, и раздался звук, отдаленно напоминавший тот, который бывает при падении камня в глубокий колодец. Затем Роман пару раз глубоко вздохнул и опять взялся за ложки. Когда в корыте осталось менее половины содержимого, здоровяк остановился и произнес:
— Килограммов шесть вошло. Еще и на ужин осталось. Жаль, что на завтра не хватит. Тамара Ивановна, вы поутру Еврухерия забирать планируете?
— Не знаю пока еще, — ответила женщина, потрясенная увиденным.
Когда тяжеловес вышел из палаты, она спросила ясновидящего:
— Он, наверное, всю зарплату на пропитание тратит?
— Я не спрашивал, не знаю.
Макрицын сообщил гражданской жене, что врач готов его выписать и просил передать, что хотел бы с ней поговорить.
Доктор был многословен, говорил медленно и давал «оценку» каждой фразы. Не вызывало сомнений: он временем располагает. По ходу беседы эскулап неоднократно кидал подозрительный взгляд в центр кабинета, хотя Тамара Ивановна как ни всматривалась, ни разу там ничего не заметила.
— А вы знаете, присутствовал я как-то с женой на выступлении вашего супруга. Это хорошо. Неприятная там история приключилась. Это плохо. Но я не злопамятный. Это хорошо. Положение дел таково, что в нашей клинике вылечить вашего мужа не представляется возможным. Это плохо. Однако необходимости в полном исцелении на сегодняшний день нет. Это хорошо. Причиной периодически наблюдаемых странностей в поведении является многолетняя опухоль головного мозга. Это плохо. Опухоль доброкачественная и в размерах не увеличивается. Это хорошо. Если в нейрохирургическом институте сделать трепанацию черепа и удалить новообразование, то послеоперационный прогноз сделать невозможно. Это плохо. Однако можно надеяться, что опухоль не будет расти и операция не потребуется. Это хорошо. Совершенно определенно могу утверждать то, что во время приступов Еврухерий Николаевич видит себя в компании некоего человека, с которым разговаривает и указаниям которого следует. Это плохо. Но судя по всему, собеседник не провоцирует вашего супруга на дурные поступки. Это хорошо. Когда наступает такое состояние, Еврухерий Николаевич словно переходит в другой мир, видит нереальных людей, нереальную обстановку, нереальную ситуацию. Это плохо. После приступа он ничего не помнит. Это хорошо. Его исключительные возможности ясновидения объясняются наличием опухоли. Это плохо. Если опухоль удалять не придется, свои уникальные возможности ваш супруг не потеряет. Это хорошо.
Неожиданно доктор вскочил, метнулся в центр комнаты и выставил вперед руку, словно останавливая кого-то в полуметре от себя.
— Только малый, только малый, — напряженно глядя вперед, решительно изрек эскулап. А через несколько секунд добавил: — Тогда никакого!
Затем вернулся к Тамаре Ивановне и тяжело опустился на стул.
— Никогда не ходите с Еврухерием Николаевичем на «Сильфиду». Как только Джеймс ее волшебным шарфом окутает, так у нее крылья сразу опадают, и она от этого с ума сходит — начинает к мужчинам приставать самым постыдным образом. Ко мне прямо со сцены спрыгнула и прибежала. Так ежедневно с тех пор и бегает ближе к полудню. Каждый раз требует гранд па де ша исполнить, а за отказ неприятности обещает. Видите, вон поскакала, — сказал доктор, показывая указательным пальцем в сторону двери, — небось опять жалобу накатает в Специализированное бетонно-заливочное управление номер семь. Это плохо. Зря время потеряет — жалобу у нее не примут. Это хорошо. Должен сказать, частота приступов у Еврухерия Николаевича непрогнозируемая. Это плохо. На сегодняшний день показаний к дальнейшему пребыванию в клинике нет. Это хорошо. Вопрос решен, завтра буду выписывать. Скажите, пожалуйста, он действительно состоит в руководстве коммунистической партии?
Тамара Ивановна задумалась и ответила уклончиво:
— Кто ж его поймет? Говорит, что третьим человеком в партии числится, а живет тем, что на представлениях зарабатывает.
— Да, странности у него, безусловно, имеются, — заключил эскулап. — Постарайтесь не замечать их. Я вот увидел, что у него шнурки в кедах разноцветные. Ну и ничего страшного. И насчет зубов, пожалуйста, не обращайте внимания, не укоряйте его.
Женщина удивленно посмотрела на собеседника:
— А что с зубами-то?
— Ай-я-яй! — расстроился доктор. — Проговорился, получается. Только между нами, обещайте мне!
Получив от Тамары Ивановны гарантии молчания, доктор внимательно посмотрел по сторонам, затем вперед и назад, словно искал кого-то в своем небольшом кабинете. После чего резво встал и открыл дверь в коридор: за дверью никого не было. Целитель душ хлопнул створку и приложился к ней ухом. Простояв в таком положении несколько минут, вновь резко открыл, высунул голову в щель, посмотрел налево-направо и снова закрыл дверь. Затем приблизился к женщине и наклонился к ее уху:
— Еврухерий Николаевич зубы у соседа напрокат берет.
Тамаре Ивановне сделалось дурно, что не ускользнуло от профессионального взгляда эскулапа. Он подал ей стакан воды. Сделав пару глотков, женщина спросила:
— Кто вам это сказал?
— Ну как же, как же! При первичном осмотре я спросил его: «Зубы свои?» И Еврухерий Николаевич ответил: «Не свои — у соседа напрокат беру».
