Медленно вращала Вселенная причинно-следственный вал колеса, которое должно было выдать горстку случайных комбинаций, обозначающих линии наших судеб…
Но больше всего в этой ситуации меня поражал командир взвода, который не прервал спасательной операции после гибели приемного сына. Чувство мести? Паладины могли бы нас просто шлепнуть в пылу боя и отчаяния. Это убрало бы все проблемы. Да и с туристами можно было не церемониться.
Все же понятия у паладинов довольно своеобразные — хотя честь и доблесть у них присутствуют, но в некоторых определенных аспектах… м-да…
Я испытывал к ним благодарность, к этим непонятным и грубоватым парням, которые спасли нам жизнь не один раз за совсем недолгое время.
— Черт! — вырвалось у меня невольно: я на секунду потерял устойчивость в ногах на кривой скобе и случайно наступил на больную ногу. Тело пронзила боль от ноги до шеи, а перед носом прошел по дуге увесистый самодельный Сенькин приклад, который он задел каблуком сапога. — Сеня! — прошипел я в микрофон. — Полегче со своей балалайкой!
Тот коротко обернулся вниз и продолжил подъем.
На крышу все вползали на пузе и залегли недалеко от края. На всех были маскировочные накидки, так что сканеры засечь не должны были.
Комод вытянул за край крыши видеощуп и транслировал на наши КПК слегка дрожащее изображение.
Котельная была чуть поодаль от нас. Сердце мое вновь учащенно забилось — там наши…
На краю пакгауза, напротив входа в склады котельной привлекла внимание фигура часового, покуривавшего беззаботно сигаретку.
Вокруг не было ни души: ни танка, ни людей…
И все же часовой в такой расслабленной позе показался мне слишком беспечным: он бы еще раскладушку поставил с теликом и пивом. Это сильно контрастировало с теми свинцовыми ливнями, которые только что извергались на нас в пятистах метрах отсюда.
И я никак не мог разглядеть: где же стоит последний «Нефилим»?
Тут к часовому подошел второй душман и, прикурив у первого, сел с ним рядом. Да… всего два выстрела с глушителем — и охраны сильно убавится: знать бы, сколько их там, внутри…
— Командир, — спросил я тихим голосом, — БРДМ передал данные о численности отряда?
— Их там всего девять, — так же тихо ответил он.
— А где танк? — вновь спросил я.
— Хрен его знает, — раздраженно ответил Комод.
Я обрадовался впервые за последнее время.
— Надо этих с улицы убрать, — прошептал я торжествующе, — пока они в зоне стрельбы.
— Так! — резким шепотом осадил меня Комод. — Охотникам просьба: в нашу работу не лезть! И вообще: кто будет стрелять или действовать без приказа — я тому задницу на уши натяну, — всех касается! Слушать только мои приказы, японский дятел! Ясно?
— Ясно, так точно… — послышались разрозненные голоса.
Я не решился спорить: все же сейчас хозяева положения — это паладины. Но меня обжигало чувство какой-то ревности, будто Ирину хотят спасать без меня.
— Вон там, рядом с Борой, — опять зашептал командир, уже спокойным тоном, — люк на техническую лестницу. Спускаемся до первого этажа, и там застыли чтобы!
Паладин, лежащий спереди и слева от меня, подергал ржавую ручку, торчащую из плоскости крыши, и, как ни странно, люк с легким скрипом открылся.
Мы стали по очереди спускаться по решетчатой пыльной лестнице, на площадках которой валялся мусор и уходили в облупившиеся стены черные провалы коридоров с ничего не говорящими указателями: «Сектор 9», «СК-12», «Сектор 7», «ЛХА».
Нога ныла отчаянно, тело сотрясалось мелкой лихорадочной дрожью, но спускаться мне было гораздо легче — у лестницы имелись перила.
На первом этаже было небольшое помещение без окон, с каким-то агрегатом, покореженным пультом и потрескавшимся причудливыми узорами дерматина креслом оператора. В дальнем углу комнаты был дверной проем с вышибленной дверью, лежащей прямо на пороге. Оттуда пробивалось слабое ночное освещение.
— Так, — вновь сказал Комод, — все замерли тут. Я пойду первый, поболтаю с часовыми, а вы выходите по команде…
— Комод… — начал было Пресный своим густым тягучим басом.
— Отставить разговорчики, господин прапорщик! — властно прервал его тот. — Выполнять приказ.
— Есть… — угрюмо и с некоторой обидой ответил паладин.
Командир подкрался к двери и исчез в проеме.
— Сибилла, ты меня слышишь? — сказал я негромко на ее частоте. — Мы возле котельной.
— Наконец-то, где вас носит? Я уже тут… С вами все в порядке? — раздался взволнованный голос Сибиллы, в котором сквозили тревога и нетерпение.
— Да, с нами все в порядке, — тихонько, чтобы никто не слышал, произнес я, — еще с нами отряд паладинов.
— Ох… смотрите аккуратнее…
— Где танк, Сиб? — вырвался у меня давно клокочущий в горле вопрос.
— Ушел, — кратко ответила она.
— Как ушел?! — не выдержал я.
— Ногами, — ответила Сибилла, — стоял-стоял во дворе, потом завелся и пошел куда-то на север, за башню. Вообще, Странный, бандиты какие-то расслабленные, как на курорте…
— Я тоже заметил… Не нравится мне все это…
— Сиб, малышка, я тут! — вклинился в эфир голос Йоргена.
Я пихнул Йоргена локтем.
— Привет, Акмэ, — хрипловато ответила та.
— Жди, — сказал я.
— Жду, — мрачно ответила она, — обождалась уже.
Я понимал, сколько вынесла Сибилла, вынужденная просто бездействовать, ожидая нашего прихода, а может, и нашей смерти или тяжелых увечий. Осознавая, что, даже если она начнет отстрел бандитов по партизанской программе, оставался еще танк и туристы, которыми бандиты могли воспользоваться в любой момент, как живым щитом.
Я понял, что ждать больше не могу и не буду: я не паладин, и приказ «замереть» ко мне не относится. У меня хватит мозгов не мешать командиру, но я должен быть рядом, в центре событий.
Я лег на каменный пол и пополз к дверному проему.
— Вы куда? — рявкнул в наушниках голос сержанта. — Назад!
— Отвали, — мрачно огрызнулся Йорген, который уже полз рядом со мной.
— Мне тоже посмотреть охота, — раздался густой бас Пресного.
— Пресный! — сержант почти зашипел от гнева. — Считай, что твоя задница уже на ушах!
— А мне так идет больше, — спокойно ответил тот.
— Очко будешь драить месяц!
От Пресного веяло каким-то спокойным простодушием и незамысловатым здравомыслием: он был естественен, он тоже, как и я, чувствовал, что ситуация какая-то непонятная, что-то не так…
Мы доползли до поваленной на пол двери и увидели пакгауз котельной и сидящих на его краю двух часовых, а рядом с ними… рядом с ними стоял Комод и действительно болтал, покуривая сигаретку!
Я, кряхтя и морщась от боли, повинуясь какому-то инстинкту, схватился рукой за дверной косяк и, с трудом поднявшись на ноги, вышел во двор котельной, обрамленный мусором, ржавыми бочками и пятнами мазута.
Сенька, Йорген, Пресный и Санчо последовали моему примеру.
Мы медленно шагали по площадке перед пакгаузом, а из мусорного контейнера у дальней стены, которая была испещрена выщерблинами от пуль, вылезала фигура Сибиллы.
Один из душманов заметил нас и, показав пальцем в нашу сторону, что-то сказал командиру, снимая с плеча автомат и лениво передергивая затвор.
Комод оглянулся. Мы подошли на расстояние нескольких метров, и я тоже передернул затвор своего трофейного STG. Паладин смерил нас по очереди тяжелым, изучающим взглядом, затем как-то натянуто улыбнулся — в тусклом красноватом освещении это выглядело словно оскал черепа.
— Ну вот, видите? — сказал Комод. — Вместо того чтобы тупо стрелять, иногда можно и договориться!
— Седой, это чего же такое? — спросил Пресный командира растерянно.
Он явно был ошарашен, и его растерянность как-то не сочеталась с его угловатой фигурой, с его низким, окающим басом, с ощущением уверенности и спокойствия, которое исходило от него во время боя.
— Пресный, — вкрадчиво, явно сдерживаясь, ответил командир, — ты уже один раз приказ мой нарушил, так сейчас хотя бы стой и не трынди, ядрена трактор.
