— Ростовцева, — улыбнулась Елизавета. — Теперь я Ростовцева.
Дом Ростовцевых был когда-то загородной усадьбой, таким, собственно, и остался. Крестовский остров, угол Вязовой и Петроградской. Вокруг скверы да парки, и двухэтажный массивный дом с двумя крыльями в ограде чугунного литья, с просторной подъездной аллеей и собственным парком, небольшим, но устроенным, засаженным в основном вязами, дубами и липами.
— Извините, Генрих, — спросила она, останавливая «Кокер» на импровизированной парковке у западного крыла, — вы вполне уверены в том, что делаете? Я к тому, что не совсем понимаю ваши мотивы. То вы в анонима изволите играть, а-ля таинственный незнакомец. То в гости к родственникам едете, в неизвестное вам и незнакомое общество. Каково!
— Не понимаете? — Генрих был задумчив, если не сказать хмур. — Вот и славно! Те, кто за мной наблюдают, они ведь тоже ничего не понимают, и это их нервирует.
— А не боитесь осложнений?
— Волков бояться, в лес не ходить.
— Стало быть, лес? — Натали приняла руку Генриха, хотя по-настоящему на нее не опиралась, памятуя о сломанных ребрах полковника.
— Самое подходящее место для тамбовских волков, нет?
— А вы памятливый, даже когда пьяный.
— Вы не поверите, Наташа, но, когда я пьяный, я много лучше все понимаю и запоминаю тоже. Таковы особенности моей физиологии.
— А как вы себя чувствуете рядом с женщиной, которая выше вас на целую голову?
Зачем она об этом спросила?
«Вот дура!»
— Вопрос неверный, — усмехнулся в ответ Генрих. — Правильный вопрос: как чувствует себя женщина рядом с мужчиной, который на тридцать лет ее старше?
«Сукин сын!» — Но не устраивать же сцену!
— Комфортно! — ответила она спокойно, почти легкомысленно, но к своему удивлению обнаружила, что все не так просто. И даже еще хуже.
— Взаимно.
Они как раз вошли в дом, где по словам Елизаветы предполагалась этим вечером скромная вечеринка. Было около девяти, и основная масса гостей уже собралась. Судя по их количеству, вечеринка, и в самом деле, планировалась скромная. Для определенных кругов, разумеется. Для тех самых людей, которые живут в собственных особняках, загородных домах и дворцах, то есть там, где полторы сотни гостей не выглядят забившей все свободное от мебели пространство толпой.
— Добрый вечер, Лиза!
Их никто никому не представлял. И, разумеется, новые времена — новые порядки. Частная вечеринка — по, бог весть, какому поводу — не предполагала присутствия мажордома, выкликающего имена и титулы вновь прибывших. Вошли никем не замеченные, подхватили по бокалу шампанского с подноса лавировавшего среди гостей официанта, прошлись между распавшимися на пары и группы хорошо одетыми мужчинами и женщинами, и встретили хозяйку дома, спускавшуюся как раз со второго этажа.
— Рада, что пришли! Генрих! Натали! Пойдемте, я познакомлю вас с мужем!
— А стоит ли? — Генрих не отказывался, он сомневался.
— Генрих, моему Ивану интересны только тяжелые аэропланы, биржевые котировки и призовые кобылы, — двусмысленная усмешка не без иронии к самой себе и своим словам. — Ты просто мой родственник. Сомневаюсь, что он помнит в лицо хотя бы одного из них. Ну, кроме, маменьки и дядюшки Николая Никифоровича. Пойдемте!
— Что ж…
— У вас отменный вкус, — шепнула женщина Натали, когда они проходили мимо биллиардной.
— Вы имеете в виду… — но Елизавета не дала ей даже вопроса задать.
— О, да, милая! Вы одеты с большим вкусом, но я не о тряпках. Я о мужчине!
Натали непроизвольно обернулась на отставшего на несколько шагов Генриха и их взгляды встретились.
«Черт!» — она отвернулась, но только за тем, чтобы увидеть в зеркале свое отражение.
Этот наряд она подобрала почти мгновенно, ухватив взглядом замечательное сочетание цветов, едва войдя в бутик Карлотты Бьяджи на втором этаже галереи Большого пассажа. Просто игра света, гармония цвета и тона, мозаика, сложившаяся в заполненном золотистым сиянием пространстве магазина. Рыжие сапоги из иберийской замши, шерстяная юбка в цветах поздней осени, длинный лайковый жакет в тон сапогам, салатного цвета шелковая блузка, пестрый — очень осенний по впечатлению — жилет с темно-бронзовыми пуговицами, золотой с оранжевым шейный платок, и червонного золота с темно-коричневым шитьем головной платок, полностью скрывающий волосы и меняющий почти до неузнаваемости черты лица. И, наконец, очки и шляпа. Образ получился ровно таким, какой пригрезился накануне, когда Генрих рассуждал под водочку о красивых и опасных женщинах.
Что ж, красавицей ее не сделает никакая одежда. Такой уж родилась. Но выглядела она во всем этом давным-давно забытом великолепии на удивление стильно. Сама не ожидала, что так хорошо получится. Однако получилось.
— Иван, разреши представить тебе моего кузена.
— Генрих Шершнев.
«Шершнев? Не Воинов, а Шершнев?!»
— Иван, — полное лицо, рассеянная улыбка, усталые глаза. — Постойте-ка! — встрепенулся, словно ледяной водой окатили, и лицо сразу подобралось, и улыбку стерло «мановением картечи», и в глазах вспыхнул нешуточный интерес. — Шершнев? Я не ослышался? Полковник Шершнев? Это же получается…
— Иван! — Елизавета никак, похоже, не ожидала такой бурной реакции. — Остановись, Иван! Это мой кузен Генрих. А это его подруга Натали! Генрих и Натали!
— И в самом деле! — улыбнулся Генрих, подступая к Ивану. — Что в имени моем? А? Просто кузен, Иван. Седьмая вода на киселе. Иван да Марья, Генрих да Натали…
— Генрих и Натали, — прищурился подобравшийся, как для драки, Иван. — И в самом деле! Извините, господа! Затмение нашло. Пригрезилось что-то про гвардейские мундиры, аксельбанты, ордена… Рад знакомству, Генрих. Спасибо, что зашли, сударыня!
Но в глазах Ивана Ростовцева выражение холодной опаски боролось с чувством жгучего интереса.
«Темная история, — решила Натали, наблюдая эту сцену как бы со стороны. — Что-то у них было, у всех троих, там — в неведомом прошлом. Что-то непростое, кажется. Способное тряхнуть воспоминанием, как ударом тока и по прошествии времени».
— Очень приятно! — она позволила Ивану поцеловать кончики своих пальцев и, благожелательно улыбнувшись, увела Генриха гулять.
— Спасибо! — буркнул он через минуту, когда они уже в достаточной мере удалились от хозяев дома. — Ваше вмешательство, Наталья, оказалось как нельзя к месту.
— Что, не ожидали такого накала страстей?
— Да, пожалуй…
— О подробностях не спрашиваю, — усмехнулась Натали, заметив тень смущения на уверенном в обычное время лице. — Девушка, видать, была несовершеннолетняя, я права?
— Мы были молоды, — дипломатично ответил Генрих, успевший за мгновение до того снова надеть личину непоколебимого спокойствия.
— Тем не менее, Иван и Елизавета были обручены… — тут и угадывать нечего, обычное дело в этой среде.
— Дело давнее, — брошено едва ли не равнодушно, но Натали видела, продолжение разговора Генриху неприятно.
«Ладно, живите, полковник Шершнев! Или и не полковник вовсе? Но, тогда, кто?»
И тут Натали увидела Ольгу и даже расстроилась. Слишком много совпадений, не жизнь, а сплошные случайные встречи. И как такое получается?! Годами не встречаешь не то, что знакомых, каких-нибудь случайных попутчиков или «первых встречных». И это отнюдь не удивительно. Иди найди в пятимиллионном городе родственника или приятеля, если не знаешь, где искать. Но бывает и по-другому. Вдруг, без какой-либо особой причины начинаешь встречать всех подряд. Сначала вот Генрих — не поймешь, к добру или к худу — встретил эту свою невнятную родственницу, теперь — очередь Натали.
Ольга смотрела на нее, удивленно вздернув светлые брови, отчего ее чудные васильковые глазки казались большими и круглыми, словно блюдца. Бедная глупая блондинка. Несчастная кукла Ляша, как звали ее подруги в гимназии.
— Извините, Генрих! — вздохнула она. — Теперь моя очередь. Не тревожьтесь, всего лишь гимназическая подруга.
— Здравствуй, Оля! — шагнула навстречу, едва не раскинув руки для объятия, но все-таки лишь обозначила движение, не более. — Сколько лет, сколько зим! Это Генрих! Он мой… Ну, ты понимаешь! — улыбка, смешок и удовлетворенная мысль, что очки скрывают выражение глаз. — Генрих, это Ольга. Мы учились в одном классе.
— Очень приятно, Шершнев!
— Ольга Берг.
— Берг? — переспросил Генрих. — Федор Берг вам не родственник случайно? Как же его по батюшке? Александрович?
— Да, да! — заторопилась вдруг Ольга, вполне, по-видимому, пришедшая в себя после неожиданной встречи. — Да, конечно! Вы знаете моего папеньку?
«Вот ведь, господи прости! Девке двадцать три года. Вдова уже, а все ведет себя, как дебютантка на выданье!»
