— Они велели передать, что… что ситуация с Замком очень серьезная, и если ты откажешься… — Пьетр с самым несчастным видом скомкал только что тщательно разглаженную салфетку. — Если откажешься, то город тоже отменит свое покровительство…
Шипастый шар увесисто скатился в затылок. От звука свирели хотелось завыть, а людские голоса бесили неимоверно.
— Плевать, — почти беззвучно процедил Ян. — Пошли они со своими угрозами!
Ева прекрасно все расслышала. Слух у нее воистину звериный. А Пьетр просто догадался. Они быстро переглянулись.
Надо же… А ведь он привык уже к спокойной жизни. Почти три года на одном месте — серьезный срок. Менять что-то только потому, что не хочется связываться с непонятным? Или потому, что терпеть не можешь принуждения? Ха! Ты терпеть не можешь не само принуждение, а то, что подчиняешься ему!
— Ты еще не выбросил свои таблетки? — осведомился Ян сухо.
Пьетр моргнул озадаченно, спохватился и принялся суетливо копаться в карманах, доставая всякую мелочь. Нераспечатанная упаковка пилюль скользнула между клочками салфетки по столу.
— Вот… Сегодня открыли новую аптеку, — похвастался Пьетр невпопад. — Для детей там большие скидки. И леденцы дают.
— Это где? — заинтересовалась Ева.
— На Печеном перекрестке. От дома недалеко.
— Боюсь, она тебе больше не понадобится, если его высочество не передумает, — заметила Ева.
— Ну, еще ж ничего не решено… — начал было Пьетр, но Ян его перебил:
— Если я стану выбирать между аптекой с леденцами и необходимостью по уши влезать в новое дерьмо, то угадай, что я выберу?
— Где уж тебе понять, — снисходительно бросила Ева. — У тебя же нет и не будет семьи.
Она наблюдала за его реакцией, так что удовольствия приметить, как удар достиг цели, Ян ей не доставил, как можно безразличнее изучая состав лекарства.
— Девочки только начали ходить в школу… — тихо, с примесью тоски произнес Пьетр, и тут же поспешно добавил: — Но, с другой стороны, они еще не успели привыкнуть, так что… Хотя первый класс — это всегда непросто…
О, господи! Ну, Ева хотя бы напрямую говорит, что думает, а Пьетр всегда норовит пойти исподволь. Чтобы, значит, Ян проникся виной за свой эгоизм самостоятельно. Он, делая вид, что не слышит их обоих, вылущил пару таблеток и оценивающе присмотрелся к стакану так и не опробованного эля.
— Лекарство с алкоголем нельзя… — не преминул подсказать зануда Пьетр.
И почему в этом человеке все так раздражает? С силой оттолкнувшись от стола, Ян поднялся на ноги и двинулся прочь из «Сломанного рога». Связка можжевельника напоследок шлепнула по голове, словно подзатыльник отвесила. Зато снаружи дышать легче. И можно разгрызать сухие таблетки, наслаждаться резкой горечью и не чувствовать на себе укоряющих взглядов тех, кто зависит от его решения.
Паяцы в цветных костюмах, дававшие преставление на краю площади, покинули свое место, переместившись поближе к Замку, а им взамен появился мрачноватого вида мим в черном трико. Двигался он гибко, текуче и упруго, словно отлитый из резины. Немногие зрители охотно хлопали, в поставленную на мостовую шляпу сыпались монетки.
Стукнула дверь «Сломанного рога». Пьетр с Евой остановились рядом, тоже наблюдая за мимом. Краем глаза Ян видел, что ноздри Евы нервно раздуваются. Поругались, что ли или она чует опасность поблизости?
— Может, все обойдется, — Пьетр неловко дернул головой, словно ему за шиворот попала колючка. — Я спрошу, что…
— Я не отказываюсь им помогать, — с усилием произнес Ян. Слова горчили, словно крошево таблеток. — Просто не могу. Я не знаю, что произошло с Замком.
Зрителей вокруг мима поубавилось, только мамаша в голубом костюме подталкивала к актеру маленькую дочку: «Ой, глянь, как дядя умеет, будто кукла!..» Девочка упиралась, крепко стиснув в кулачке нити красного и зеленого воздушных шариков, и таращилась на «дядю» недоверчиво.
Мим широко улыбнулся мамаше вымазанным белилами ртом.
— Что значит, ничего не чувствуешь? — Ева прислонилась спиной к стене «Сломанного рога» в обманчиво расслабленной позе. Сунула руки в карманы.
— А то и значит… в Замке неладно, но это работа не для меня. Все, что могло свершиться, уже случилось.
— Говорят, там маньяк свил свое гнездо?
— Не знаю. Так что, возможно, чемоданы собирать все же придется.
Женщина в голубом костюме отвлеклась от мима и залюбовалась витриной сувенирной лавки. На стекло уже прикрепили красочное объявление: «Уважаемые гости Белополя. Не пропустите главные осенние события нашего города — традиционный футбольный матч и торжество Осеннего Равнодня!..»
Зато малышка с шариками, словно завороженная, глазела на актера. Что-то в этом миме было неправильным.
— Может, дело не в Замке, а в предсказании? — предположила Ева мирно. — И они хотят, чтобы ты отвел именно то, что случится?
— Невозможно уберечь от того, что еще даже не определено. То есть, я мог бы попробовать, вот только кто гарантирует, что рикошет не вызовет еще большую катастрофу?
Ветер шевельнул листву ясеня, в сени которого кривлялся мим. Солнце пробилось через плотную крону, на несколько мгновений разбросав по мостовой чересполосицу света и тени. У мима тени не оказалось.
В это же мгновение мим резко нагнулся к девочке, выскалив острые акульи зубы. Он бы одним укусом отхватил пол-лица жертвы, если бы не случайность — шарик швырнуло сквозняком между ним и добычей. Красная резина гулко лопнула, девочка в ужасе отпрянула, падая навзничь и упуская уцелевший шар. Оглянувшаяся мамаша взвизгнула.
Мим локтем отпихнул второй шарик, дотягиваясь до отползающей девчонки. Прохожие дружно шарахнулись. А Ева зарычала по-звериному, выдвигаясь вперед, и Ян едва успел поймать ее за плечо.
— Погоди! Без тебя справятся…
Сквозь суматоху решительно и целеустремленно, как крупная рыбина в стайке мелочи, уже пробирался человек в кепке. Перехватил замешкавшегося мима, и легко, словно играючи воткнул ему в бок длинный кинжал, сверкнувший тусклым серебром.
Мим выгнулся.
— Э! — перепугался кто-то. — Это же нож!
— Всем сохранять спокойствие! Егерский дозор Белополя…
К обладателю кинжала присоединились еще двое: мужчина и женщина. На поясе каждого ножны, с торчащими из них серебряными ручками.
— Вымра поймали…
Псевдо-мим трясся в конвульсиях. Бледное лицо дергалось, тело оседало бесформенно, словно в набитом песком чучеле проделали дыру. Егерь в кепке деловито извлек свой кинжал. Лезвие было наполовину черным, травленым и слегка дымилось.
— Тут же дети! — возмутились в толпе зевак, но сочувствие нашли только в лице родителей, спешно растаскивающих разочарованных отпрысков. Остальные с интересом наблюдали, как троица умело окружает «мима».
Блеснули на солнце три клинка (один — зачерненный), мелькнули вокруг вымра, оставляя в воздухе паутинные следы-нити — абрис колеса с восемью спицами. «Мим» терял человеческие очертания, скукоживаясь, расплываясь. Через несколько мгновений он рассыпался облачком праха, а следом распалась и серебристая сеть-колесо.
Сильно пахло озоном и полынью. Минуло от силы пара минут.
Трое егерей невозмутимо разошлись в разные стороны, спрятав клинки под одеждой и сразу же превращаясь в рядовых горожан. Зеваки разбрелись неохотно, жарко делясь впечатлениями: «Я слыхал, но ни разу своими глазами…»
Обалдевшая мамаша в голубом костюмчике крепко прижимала к себе все еще ревущую дочку. Улетевший зеленый шарик запутался в ветвях ясеня. На мостовой краснел резиновый обрывок.
— То-то я чуяла, что гадостью тянет, — Ева брезгливо наморщила нос и недовольно высвободила плечо. — Но в твоем присутствии никогда наверняка не скажешь…
Ян пропустил укол мимо ушей.
— Я вот чего подумал, — неуверенно произнес Пьетр, старательно поворачиваясь спиной к уже рассосавшемуся переполоху, — у нас накопилось много недоделанного за прошлые недели. Может, стоит отработать? Ну, чтобы компенсировать… и мост, и Замок. Прямо сегодня бы и начали, до вечера еще далеко…
— Посмотрим, — угрюмо буркнул Ян.
— А еще…
— Что?!
Ева зыркнула недобро, но воздержалась от комментариев, скользнув взглядом по вскрытой упаковке таблеток, которые Ян так и держал в ладони.
— Что? — повторил он тоном ниже.
— Я хотел еще только сказать… — Пьетр пытался вернуть на физиономию уверенность. — Если тебе интересно…
— Не томи уже, — сквозь зубы получилось шипение. Но, во всяком случае, не злобный выкрик, как чуть раньше.
— Я знаю, где видел эту… рыжую журналистку. С которой ты утром разговаривал. Она была возле железнодорожного вокзала. Ты там работал по поводу…
— Помню. И что она там делала?
