– Да, – с легкой улыбкой отвечает Гарриет Спорк, – это не ускользнуло от моего внимания.
– Кроме того, я состою в близких – эмоциональных и сексуальных – отношениях с вашим великолепным сыном. Отдавая себе отчет, что такого рода отношения не приветствуются в христианском сообществе, смею заметить, что они все же относятся к категории серьезных, то есть, в современном мире потенциально предшествующих браку и продолжению рода.
Джо Спорк силится не проглотить язык. Один из послушников весело хлопает его по спине.
– Ты попал, парень!
Гарриет кивает.
– Поняла вас.
– Все это я сообщаю потому, что хочу пригласить вас принять участие в крайне противозаконном плане, недавно разработанном мною в целях спасения жизни вашего сына и привлечения к ответственности тех, кто причинил много боли ему и другим людям. Кроме того, я убеждена, что это позволит спасти человеческий род от конца не только страшного, но и святотатственного, или, по меньшей мере, избавить общество от одного исключительно нехорошего человека.
– Ясно, – говорит Гарриет Спорк.
– Если вы готовы в этом участвовать, то вы должны прямо сейчас идти с нами и делать все, что я велю. Не стану скрывать, это чревато определенными рисками. Поздоровайтесь с сыном.
– Здравствуй, Джошуа.
– Здравствуй, мама.
– Я только захвачу пальто, – говорит Гарриет Спорк.
– Вот и славно, – отвечает Полли. – Одна есть.
Эбби Уотсон сидит на неудобной скамейке возле больницы святого Петра и святого Георгия на Стокер-стрит. Жена анархиста, которая «якшается с террористами», выглядит одинокой и беспомощной. Она даже не поднимает головы, когда к ней подсаживаются.
– Миссис Уотсон, – обращается к ней женщина.
– Уходите.
– Уйду очень скоро, так как времени у меня нет. Я намерена похитить и допросить одного из людей, ответственных за страдания вашего мужа, а затем передать эту информацию моему любовнику, Джо Спорку, который воспользуется ею для предотвращения махинаций преступной личности, намеревающейся извлечь выгоду из действий вышеупомянутых людей. В случае моего успеха этот человек, вероятно, скончается. А если не скончается, то навсегда сядет в тюрьму. Неминуемая кара в том или ином виде постигнет правительственных чиновников, допустивших и даже одобривших его злодеяния.
Эбби Уотсон поднимает глаза. Женщина молода, миниатюрна, темноволоса и очень хороша собой; в ней чувствуется сталь, какую Эбби встречала крайне редко. Рядом сидит слегка сконфуженная старушка изнуренного вида. Она нервно улыбается.
– Также хочу сообщить, – продолжает молодая женщина, – что если с вашей стороны не поступит возражений, Грифф сегодня днем будет переведен на лечение к швейцарскому врачу. Доктор фон Берген вместе с командой специалистов уже вылетел сюда из Цюриха. Грифф станет участником экспериментальной программы лечения ожогов, подразумевающей культивирование органов и тканей на полимерной матрице с использованием нейральных стволовых клеток. Насколько я понимаю, процесс этот удалось ускорить настолько, что они растут прямо на глазах. Доктор фон Берген полагает, что Грифф полностью восстановится, если дать ему достаточно времени и обеспечить правильный уход – и то, и другое у него будет. Данное лечение не влечет за собой почти никаких рисков, особенно если учесть, что альтернативных вариантов у вас не так много. Имейте в виду, что вы имеете полное право отказаться от участия в моей деятельности – я вас прекрасно пойму.
Эбби Уотсон скалится.
– Дураков нет!
– Значит, уже двое, – кивает Полли Крейдл.
– Черт побери, я решила, вы никогда не приедете! – восклицает Сесилия, не дав Полли и рта раскрыть. – А потом подумала, что слишком стара для вас. Где этот гад? Заткнись, Фолбери, я еду с ними – и нечего тут. О, Гарриет, здравствуй, слава небесам, теперь я чувствую себя не столько старухой среди младенцев, сколько бабушкой на прогулке с отпрысками и внуками. Кстати об отпрысках, где мой мальчик? Неважно, неважно, давайте скорее перейдем к той части, где мы попираем змия. Я прихватила самые устрашающие зубы!
И действительно, у нее в руках – стальная челюсть, изготовленная в 1919-м году по заказу американского изыскателя, любившего жевать камни и пробовать руды на зуб.
– Итого трое, – объявляет Полли и рассказывает всем, что надо делать.
Джо Спорку, сидящему в заднем конце минивэна, угнанного им специально по этому случаю, кажется, что они чересчур расхихикались.
Следуя указаниям превосходного навигатора (с женским голосом), они едут по адресу, который Полли выбрала из предоставленного До-Доном списка, затем поднимаются на лифте на нужный этаж. Джо остается в дальнем конце коридора, а Полли – с Гарриет, Эбби и Сесилией за спиной, – звонит в дверь.
Когда раздался звонок, Эрвин Каммербанд принимал душ у себя дома в Паддингтоне. Квартира очень современная; молочно-белые стены и мебель с острыми углами, стеклянный обеденный стол в одном углу огромной кухни-столовой-гостиной и дорогой кожаный диван кремового цвета в другом. Эрвин Каммербанд очень любит этот диван, потому что внутри спрятана мудреная система реек, позволяющих спине занимать любое положение. Он никогда не пользовался этим устройством, но сам факт его наличия в квартире скрашивает ему жизнь.
Эрвин, стоя в душе, осмотрел себя и решил, что похож на блестящую ацтекскую пирамиду из плоти, в которой вместо ступеней – великолепные жировые складки. Он с наслаждением намылился мочалкой из люфы наводя блеск на сие сооружение, и промыл каждую драгоценную складочку, вновь и вновь обминая и наглаживая ее пальцами. Затем еще разок окинул себя взглядом и c удовольствием отметил, как влажно блестит кожа в мягком электрическом свете. Сильные конусообразные ноги и узловатые колени без труда удерживали глыбу его тела. Эрвин знал, что легок на подъем. Лет через двадцать, пожалуй, ему придется избавиться от части этого великолепия, дабы поберечь сердце и суставы. Кроме того, кожа одрябнет и потеряет упругую эластичность, придающую ему столь соблазнительный вид.
Сегодня утром – во время очередного обмена интересными фактами на совещании – он узнал от Родни Титвистла, что сумоисты в ходе обучения должны мыть друг друга. В частности, младшие, менее прославленные борцы обязаны помогать с водными процедурами старшим. Эрвин не представлял, зачем ему могла бы понадобиться такая помощь. Ежедневный ритуал омовения дарил ему прекрасную возможность узреть свое тело во всем его великолепии. Каждая пригоршня тугого жира напоминала о каком-нибудь роскошном и обильном пиршестве; каждый фунт плоти был результатом долгих часов упоительного чревоугодия и блуда. Он любил истории, хранящиеся под кожей, и дорожил ими почти так же, как своим восхитительным телом. Эрвин Каммербанд был не просто толстяк, страдающий ожирением, – поганое словцо придумали (наверняка из зависти) злопыхатели, пуритане и паникеры, – он был гигант; стоя в своей необыкновенной душевой с бетонным полом и зеркальными стенками, из которых вырывались крепкие очистительные струи, он решил, что подобен самому Посейдону (надо будет раздобыть трезубец и рыбий хвост). Эрвин Великолепный – бог воды!
Увы, все когда-нибудь заканчивается. Он вышел из кабинки и осмотрел полку с лосьонами. Эрвин мог готовиться к выходу из дома целый день, но игра стоила свеч: женщины всех форм и размеров, со всех уголков Земли, любых судеб и всех возрастов (стоило им преодолеть первоначальное модное отторжение перед мужчиной такой комплекции) неизменно испытывали благоговение при виде его тела, потребность окунуться в него и с наслаждением поплескаться. Нынешняя подруга Эрвина, Хелена (по всем существующим канонам писанная красавица аргентинского происхождения, притом зверски богатая) только что уведомила его по электронной почте о своем желании накормить его с рук красной икрой, а потом скакать на нем, как на поло-пони. Предложение показалось Эрвину Каммербанду весьма заманчивым.
А потом в дверь позвонили. Хелена приехала раньше положенного; впрочем, ретивость в подобных делах, рассудил Эрвин Каммербанд, может заслуживать только похвал. И все же ей не мешает поучиться терпению. Процесс подготовки Эрвина к поединку, долгий и пышный ритуал, не терпел спешки. Вероятно, он разрешит ей ассистировать. Образ Хелены в длинном вечернем, разумеется, платье, покоряющей гору Каммербанд, прилежно и даже почтительно умащивая благовониями его телеса, обладал немалой притягательностью.
