Потому, что любой иностранец обязан был эти монеты сдавать исключительно в казну, и получал взамен пятьдесят копеек. А из талера потом чеканили 64 копейки – сплошная выгода для государства. Нарушителей запрета, покупателя, и продавца, что принимал ефимок, ожидали крупные неприятности, о сути которых Юрий догадывался – довелось ему повисеть на дыбе и познать все «прелести» кнута на собственной спине.
Ефимков же ходило такое множество, и по весу, и по пробе – ведь их чеканили в европейских странах по-разному – что Юрий диву давался, слушая рассказы Хохлова, что знал о деньгах не меньше старого еврея-менялы. Так талеры из города Любека он называл «любскими ефимками», шведские, где король чеканился с непокрытой головой, именовал «плешивцами». Датские талеры, где отчеканенный король стоял во весь рост, но одна его нога прикрывалась щитом – «единоногами». Названий было уйма, Юрий не представлял, как можно все их запомнить, и точно знать, сколько в каждой монете чистого серебра – да тут впору свихнуться.
В изобилии ходило множество турецких монет акче, похожих на копейку. Хохлов называл их «худыми» из-за низкой пробы серебра. А вот арабские дирхемы ценил, но их не такое превеликое число.
И вся эта прорва монет ходила по рукам жителей, которые каким-то методом «самотыка» устанавливали «плавающий курс», совершенно непонятный, но как-то устраивающий жителей. И при этом торговля весьма процветала, люди продавали и покупали, расплачиваясь копейками, акче, грошами, ефимками, талерами и хрен знает еще чем. Одно можно сказать твердо – исключительно серебром, пусть и разной пробы. Медные деньги в этих местах не пользовались никаким спросом, их просто не принимали для оплаты, даже московские деньгу и полушку.
Тщательно все обдумав и найдя знающих специалистов, Юрий еще в прошлом году решил упорядочить финансы, прекрасно понимая, что чеканка собственных денег будет всегда прибыльна…
Глава 9
– Неплохо получилось, совсем даже хорошо!
Юрий крутил в своих пальцах блестящую монету, в точности соответствующую наиболее ходовому в европейских странах иоахимсталеру, самому «тяжелому» из всех подобных монет. Большая вышла монета, вес примерно с унцию, чеканка четкая, ребристый гурт, дабы не сделали «обрезания» – в ходу были здесь подобные операции. Без боли на копейки или акче смотреть нельзя – монетки не круглые, а овальные.
На аверсе его профиль в королевской короне – вполне узнаваемый, даже воображение напрягать не нужно. И затейливая надпись на латыни, как на печати короля Даниила – «rex Galiciae et Lodomeriae». Реверс украшен галицийским гербом – негодующе топорщил лапы, чем-то недовольный коронованный лев. По бокам от него выбито по паре цифр, что складывались в лето 1676. Именно эту дату прошлого года, Юрий выбрал точкой отсчета своего «княжения» – и на то у него имелись веские причины.
Надпись по кругу шла уже затейливой кириллицей, вполне читаемая – «добрага серебра три четверти веса». Ниже большими буквами выбит номинал – «ГРИВНА». И отнюдь не в память несуществующей «незалежной» – долгое время рубль в Московском царстве называли гривной, как ему пояснил Хохлов. Название денежной единицы одобрил и присланный киевским митрополитом владыка Фотий, сказав, что гривна еще святым князем Владимиром принята и по всей Руси ходила средством платежей, хотя была не монетой, а прутком серебра.
На второй монете, меньшего размера и легче в весе вчетверо, чеканка аналогичная, только номинал чуть иной, дополненный коротким словом «ГРИВНА КУН». Так якобы издревле называли четвертую часть гривны согласно традиции, о которой сам Юрий сном-духом не ведал.
А вот еще две монетки – «алтын» и «копейка» – были маленькими, но последняя чуть больше московской «однофамилицы». Вот только их чеканка четкая, и вместо королевского профиля выбит номинал. И надпись кириллицей чуточку иная – «чистага серебра половина веса». Более всего они своими размерами и весом напоминали Галицкому однажды виденные монеты еще царской России в 5 и 15 копеек, такие же тонкие и маленькие, да и 500-я проба серебра полностью соответствовала.
Для изготовления монет Юрий всю зиму изготавливал волочильный и чеканный станки, задействовав все технологические возможности – рубить на монетки серебряную проволоку он не собирался, сделав упор именно на качественные штампы и оборудование. Благо имел о последнем представление, сталкивался в прошлой жизни и при учебе, и на производстве. Пусть и без электричества пришлось работать на новом Монетном Дворе, но имелся привод от водяной мельницы.
Сырья для производства хватало, пусть и не в таких размерах, на которые он рассчитывал. Нет, руду плавить не пришлось, ибо на Донбассе серебра с золотом нигде не встретишь, ни в россыпях, ни в подземных шахтах. В 21-м веке только разговоры ходили, что есть эти драгоценные металлы, но лежат глубоко втуне, убыточна будет их добыча, или, в лучшем случае, только расходы окупит, и прибыли не принесет.
Небольшая подвальная комнатка на Монетном Дворе была буквально забита награбленной татарами добычей, которая затем у степняков «экспроприирована» в ходе рейдов на их кочевья и перехватов караванов, что шли из разоренных окраин московского царства.
Чего только не было в «закромах»?!
С избытком хватало самой разнообразной серебряной посуды – блюда, тарелки, ложки, кубки и даже большие тазики. Все сильно помятое, изломанное. Лучшие образцы, украшенные порой очень затейливой чеканкой, Галицкий приказал использовать в качестве парадного набора посуды в Княжьем дворце – не с глиняной или деревянной посуды гостей кормить прикажите, то полный сором выйдет, то есть срам и стыд, как тут говорят. А еще медные вилки и ложки подать – то вообще позорище, как для хозяина с княжеским титулом, так и для знатного гостя.
Ворохи искореженного белого металла из ободранных татарами иконных окладов – подобное кощунство в церквях степняки совершали мимоходом во всех своих грабительских набегах. Восстановить большую часть было чрезвычайно затруднительно, хотя удалось украсить иконы новыми окладами и убранство в строящихся церквях.
Много серебра отобрали в собственно татарских кочевьях – у казаков был «собачий нюх» на «захоронки». Крепко пытали ногайцев, что мужчин, что женщин, страшно, изобретательно и жестоко, как всегда делали сами степняки в своих набегах. Так что всевозможные бляхи, украшения, прутки, слитки и прочее, шли в общий «котел», из которого добычу потом «дуванили». Понятно, что у стрельцов «выхлоп» был больше, так как и участвовали они внушительными силами, да и самому князю полагалась весьма приличная часть военной добычи. И при этом все княжьи люди дополнительно облагались двумя десятинами – в пользу церкви и государства.
А вот монет шло на переплавку ничтожная часть, и то совершенно порченных. Практически вся добыча укладывалась в мешочки – копейки к копейкам, акче к акче, талеры к талерам. Последних было множество – в Крымском ханстве за продажу рабов принимали любые деньги, лишь бы ходовыми были и в расчетах использовались.
И не важно, отчеканена на них арабская вязь или христианские символы – деньги интернациональны по своей сути. И за ними всегда протяженный кровавый след тянется, ибо ограбить соседа гораздо легче, чем надрывно работать, накапливая крохи драгоценного металла. Так что правильно сказано – люди гибнут за металл.
Годного на чеканку монет оказалось более сотни пудов, почти две тонны. А ведь у татар удалось отбить малую долю добычи за два лета. Потому можно представить, насколько были выгодны для Крымского ханства ежегодные набеги на северных соседей. И какую невероятную прибыль они приносили «людоловам». При этом следует учитывать, что золото и серебро в Московском царстве являлось привозным, полученным за торговлю – собственной добычи еще не шло.
А вот золотой лом даже небольшого сундучка не занял. Пригодную посуду и украшения Юрий забрал во дворец, а оставшийся желтый металл едва на два пуда потянул. Да и золотых монет немного, хотя разнообразием не уступали серебру – дукаты и экю, дублоны и флорины, луидоры и совсем загадочные безанты и цехины.
