Вода капнула на мое плечо, когда Трент отпустил ветку. Цветок упал вниз, и я подняла его, чувствуя, как будто это был подарок. Трент пошел вперед. Фонарь в его руке качался, посылая лучи света в мокрые листья. Я вздрогнула, затем застыла, когда путь разделился. Справа было узкое ничто, слева — ухоженные опилки. Трент продолжал идти, выбрав дорожку направо, и я заколебалась, чувствуя необходимость продолжать двигаться.
— Трент, — сказала я, фактически делая два шага не в ту сторону. Смятение и тошнота поднялись, и я остановилась, не в состоянии вернуться. Какого черта?
— О. Прости. — Резко двигаясь, Трент вернулся и взял меня за руку, таща меня обратно к меньшей дорожке. — Тут оберег.
Его пальцы были теплыми, и я подняла голову. Тошнота исчезла, и я глубоко вздохнула.
— Чтобы не пускать людей? — догадалась я, чувствуя себя странно, когда он повел меня вперед по узкому, кривому пути, как если бы я была упрямым ребенком. Дыхание стало быстрым, и паника захватила меня. Почти смеясь, Трент быстро дернул меня вперед еще на один шаг.
Я споткнулась, задыхаясь, когда волна энергии прошла по моей ауре. Дикая магия пела в жилах, заставляя мое сердце колотиться, и я задумалась. Останавливаясь, я повернулась, чтобы кинуть взгляд через плечо. Главный дом был на удивление близко. Мы с Дженксом, вероятно, были в двух шагах от оберега, когда грабили офис Трента, и мы даже не осознали этого.
— Оберег сбивает, только когда пытаешься пройти, — сказал Трент. — В противном случае, ты никогда бы этого не заметила. Вообще.
Задыхаясь, я вытащил мою руку из его.
— Ты сделал это? — сказала я, и он отвернулся.
— Моя мама. — Трент шел медленнее, прокладывая путь сквозь высокие кусты. Я видела какую-то крышу впереди, но мало ли что это было. — Она сделала оберег, зачарованную хижину и почти все в ней.
Открылся проход, и я остановилась рядом с ним, как только он высоко поднял фонарь. Там в мягком свете свечи вырисовывался маленький домик из камня и кедровой дранки. На крыше рос мох, дверь была окрашена в красный цвет. Хижина чувствовалась заброшенной, но зарево от очага мерцало внутри окна, и дым поднимался из трубы. Очевидно, Трент был здесь сегодня вечером до нашего прихода.
— Я нашел его вскоре после того, как она умерла, — сказал он, легкая улыбка появилась у него на губах. — Превратил его в свое убежище от Джонатана. Это только в последнее время я использую его для колдовства. Он удивительно защищенный. Я подумал, что ты захочешь посмотреть на него. — Он опустил лампу, и я последовала за ним к широкому сланцевому камню, который служил порогом.
Замка не было, и Трент просто толкнул дверь.
— Заходи, — сказал он, входя передо мной и ставя лампу на маленький столик у двери. Он стоял ко мне спиной, когда я подтянула свою сумку на плече и пробежалась взглядом по всему, сочтя, что тут аккуратно и мило. В домике была одна комната, стены были покрыты полками, заставленными оборудованием для лей-линий, книгами и картинами в рамах. Два удобных кресла стояли перед небольшим огнем — у высокого очага, а еще одно находилось рядом с одним из маленьких окошек. Кушетка была наполовину скрыта пологом, свисающим с потолка. В общем, это был хороший отдых, без каких-либо устройств, которые я бы ассоциировала с Трентом, но вся его приземленность садовника показывалась только в его садах с орхидеями.
— Я не был здесь уже несколько недель, — сказал он, когда я расслабилась в дыме душистого тепла. — За исключением сегодняшнего вечера, конечно. Тут было тихо, с тех пор как Квен повез девочек и Эласбет домой.
Я подняла голову.
— Не могу поверить, что ты позволил ей забрать их, — сказала я, чувствуя его депрессию. — Даже если на короткий срок. Ты любишь девочек! Эласбет такая… э…
Я замолчала, когда Трент взял свой пиджак и повесил его на крючок у двери.
— Сука? — сказал он, шокируя меня. — Пригласить ее остаться здесь — я не готов к этому. — Его палец дернулся, и я попридержала свой совет сказать ей, что он берет ее в поход. Я знала, что он собирался жениться на ней в какой-то момент. Все хотели этого. Всего ожидали этого.
— Они вернутся в апреле, и Квен с ними, в то же время. Мы делаем ежемесячные обмены на биржах, пока девочки не станут взрослыми, и тогда мы сможем начать втягивать их.
Он пытался скрыть свое горе, но я могла видеть его насквозь, когда он подошел к затухающему огню и опустился перед ним на корточки.
— Теперь они будут со мной одну половину времени, с Эласбет — другую. — Его помешивание углей замедлилось. — Я никогда раньше не знал, что такое тишина. Я иду на работу, возвращаюсь в пустую квартиру, возвращаюсь в офис или конюшни. — Он поднял глаза. — Я надеюсь, ты не обидишься, но здесь я не чувствую себя так одиноко. Меньше напоминаний.
Я понимающе кивнула. Ему по-прежнему было больно, что Кери ушла. Я могла только представить, насколько тихо теперь было в его апартаментах, и как много напоминало о ней и девочках. Тепло дома просачивалось в меня, и я сделала шаг вперед, злясь на старые деревянные доски и пыльный красный плетеный ковер.
— Прости.
Трент поставил кочергу обратно и положил маленькое березовое полено на угли. Кора вспыхнула и исчезла.
— Квен будет присматривать за ними, оберегать их и смотреть, чтобы Эласбет не слишком сильно их деформировала. У меня есть заклинания, над которыми нужно работать. И бизнес, конечно.
Засунув руки в карманы, он оглядел маленький домик, и я могла видеть, как долгие дни простираются перед ним. То, что девочки уехали, не совсем было то, о чем я жалела.
Я стряхнула последнюю грязь с ног, не зная, что делать. Трент нейтрально улыбнулся и, извинившись, перешел к небольшому столику у темного окна. На нем стоял чайник, что заставило меня подумать о Кери, и я не удивилась, когда протянутые руки Трента задрожали. Плечи напряглись, он взял чайник, снял крышку и заглянул внутрь.
— Хочешь кофе? — сказал он, когда я подошла к огню, чтобы дать ему немного личной свободы. — У меня есть вполне приличный растворимый.
— Только если ты будешь. — Я подошла к полкам, к картинке крошечного берестяного каноэ, которое я узнала из лагеря. Трофей с лошадью был засунут за картинку, которая там стояла — рисунок с цветком… воспоминания. Там же лежала наполовину сгоревшая свеча со дня рождения, перо голубой сойки, пыльный стебель пшеницы, стоящий в широком горшке ручной работы, снова из лагеря. Я нахмурилась, чувствуя себя так, как будто я узнала его.
«Будут ли мои отпечатки пальцев совпадать с теми на глазури?» — задумалась я, боясь приблизиться и посмотреть.
