— Боже милостивый, — прошептала она.
Я посмотрел туда же, куда и она. Некая часть моего сознания отказывалась признавать, что кто-то способен выбросить грудного ребенка из окна второго этажа. Я судорожно схватился за телефон, а Лесли тем временем опустилась на колени и попыталась реанимировать младенца, вдувая ему воздух в нос и рот согласно инструктажу по искусственному дыханию.
— Грант, за мной, — скомандовал Найтингейл. Голос его звучал спокойно, по-деловому. Я поднялся по ступенькам на крыльцо. Очевидно, он успел вышибить дверь — сорванная с петель, она лежала на полу. Я шагнул по ней, входя в холл. Тут пришлось остановиться — мы никак не могли понять, откуда доносится шум.
Снова закричала женщина — без сомнения, на втором этаже. Потом послышался глухой удар, словно что-то тяжелое уронили на ковер. Потом раздался голос — явно мужской, но высокий и какой-то писклявый.
— Что, теперь голова не болит? — провизжал он.
Я не помню, как взбежал наверх. Помню, что внезапно оказался на площадке перед дверью, рядом с Найтингейлом. Увидел Августу Коппертаун — она лежала вниз лицом, одна рука свешивалась вниз, в проем балюстрады. Волосы намокли от крови, из-под щеки стремительно натекала красная лужа. Над ней стоял мужчина. В руках у него была деревянная дубинка длиной метра полтора, не меньше. Он тяжело дышал.
Найтингейл не колебался ни секунды. Выставив плечо, он ринулся вперед, намереваясь, очевидно, остановить его захватом, как в регби. Я бросился следом, готовясь заломить злоумышленнику руки, как только он окажется на полу. Но он вдруг повернулся вокруг своей оси и легко, без замаха ударил Найтингейла тыльной стороной ладони. Удар был такой силы, что инспектор отлетел назад, впечатавшись спиной в балюстраду.
Я изумленно пялился на лицо преступника. Умом я понимал, что это Брендон Коппертаун, — но узнать его было невозможно. Один глаз можно разглядеть, но второй залеплял кусок кожи, сорванный вкруговую с носа. На месте рта — кровавая яма, полная осколков костей и зубов. В шоке от увиденного я оступился и упал. Это спасло мне жизнь — Коппертаун как раз взмахнул дубинкой, и она просвистела прямо над моей головой.
Как только я свалился, ублюдок бросился к выходу, прямо по мне. Удар тяжелого ботинка по спине вышиб воздух из легких. Было слышно, как грохочут по лестнице его шаги. Я попытался подняться на четвереньки. Под пальцами было мокро и скользко. Я опустил глаза. Густой, обильный кровавый след тянулся из комнаты через всю площадку и дальше по лестнице.
Потом снизу раздался грохот и несколько глухих ударов.
— Надо встать, констебль, — проговорил Найтингейл.
— Что это было, черт побери? — спросил я. Он поддерживал меня под руку. Я глянул вниз. Коппертаун — или то, что приняло его обличье, — лежал на полу холла. Лицом вниз, к счастью.
— Понятия не имею, — ответил инспектор. — Пожалуйста, постарайтесь не наступать на кровь.
Я спустился со всей возможной поспешностью. Кровь на ступеньках была ярко-алой. Артериальная — наверное, фонтаном била из развороченного лица. Я наклонился и с опаской коснулся его шеи, ища пульс. Пульс отсутствовал.
— Что произошло? — спросил я.
— Питер, — сказал инспектор Найтингейл, — я прошу вас отойти от тела и со всей осторожностью покинуть здание. Мы и так уже слишком сильно смазали улики.
Вот для чего нужны инструктаж, тренинги и бесконечная практика — чтобы тело сделало все само, когда мозг не в состоянии соображать. Любой солдат вам это подтвердит.
Я вышел наружу, на свет.
Где-то вдали уже визжали сирены.
Инспектор Найтингейл велел нам с Лесли ждать в саду, а сам вновь скрылся в особняке, чтобы удостовериться, что больше там никого не осталось. Лесли накрыла своей курткой младенца и теперь дрожала от холода. Я принялся было снимать пиджак, чтобы отдать ей, но она воспротивилась:
— Он у тебя весь в крови.
И верно — рукава по самые плечи были заляпаны кровью. На брюках ее оказалось еще больше, на коленях они пропитались насквозь. Я чувствовал, как мокрая ткань липнет к коже.
На губах и щеках Лесли тоже темнела кровь — следствие попыток реанимировать младенца.
— Я знаю, — сказала она, заметив мой взгляд. — У меня и во рту до сих пор вкус крови.
Нас обоих трясло. Я был готов закричать, но понимал, что ради Лесли должен выглядеть сильным. И старался абстрагироваться, но кровавое месиво, оставшееся от лица Брендона Коппертауна, все равно стояло перед глазами.
— Эй, — сказала Лесли, — давай, соберись.
Вид у нее был озабоченный, а когда я вдруг захихикал, она еще больше встревожилась. Но сдержаться я не мог.
— Питер?
— Прости, — проговорил я. — Понимаешь, вот ты стараешься крепиться из-за меня — а я-то из-за тебя! Вот так и справляются с трудностями.
Я взял наконец себя в руки, и Лесли едва заметно улыбнулась.
— Ладно, — сказала она, — если ты не будешь психовать, то и я не буду.
Она ободряюще сжала мою ладонь. Потом отпустила.
— Я не понял: они что, пешком сюда из Хэмпстедского участка идут?
Первой на место прибыла скорая, и врачи минут двадцать тщетно пытались вернуть ребенка к жизни. Врачи скорой всегда первым делом пытаются реанимировать детей, невзирая на то, как сильно портят при этом картину улик. Повлиять на них невозможно, так что остается просто смириться.
Не успели медики приступить к работе, как подъехал полный фургон людей в форме. Они тут же заметались по территории. Сержант, возглавлявший группу, подошел к нам, недоверчиво глядя, — мы были в штатском, к тому же вымазаны в крови. Соответственно, претендовали на то, чтобы оказаться в списке подозреваемых.
— У вас все нормально? — спросил он.
Я не нашелся, что ответить — таким глупым показался вопрос.
Сержант оглянулся на врачей скорой помощи — те все еще пытались оживить младенца.
— Можете сообщить, что здесь произошло? — спросил он.
— Совершено тяжкое преступление, — проговорил появившийся на пороге Найтингейл. — Вы, — обратился он к первому попавшемуся констеблю, — возьмите напарника и встаньте на воротах. Никого не впускать, никого не выпускать.
Констебль вместе с напарником бросились исполнять. Сержант, судя по всему, хотел попросить у Найтингейла удостоверение, но тот не дал ему такой возможности.
— Перекройте улицу на десять ярдов в обе стороны от дома, — распорядился он. — С минуты на минуту здесь будут журналисты, проверьте, хватит ли у вас людей, чтобы сдерживать их.
Сержант не стал отдавать честь — сотрудники столичной полиции этого не делают. Но развернулся он как на плацу, только что каблуками не щелкнул, и тоже отправился исполнять приказ. Взгляд Найтингейла упал на нас — мы все так же стояли и тряслись от холода. Инспектор ободряюще кивнул нам, обернулся к одному из констеблей и принялся коротко, отрывисто давать указания.
