Ознакомительная версия.
Новая выходка Салтыковой взбесила капитана. Он не сомневался, что Пелагея Панютина никаким лунатизмом не страдала, а привидение, явившееся в ее дом, была проклятая ревнивая вдова.
Она явилась запугивать и угрожать, так же, как приходила к самому Николаю Андреевичу. По счастью, никакого иного вреда мерзкая баба причинить не посмела. Все-таки страх божий ее удерживал. Однако весьма неприятно. Кому хочется испытывать судьбу? И как же прикажете поступать в подобном положении?..
Из всего происшедшего капитан сделал только один практический вывод.
«Дарья бесится, пока я не женился! — решил он. — Значит, надо ускорить свадьбу. После нее ревнивица успокоится. Ведь с законным браком поделать ничего нельзя!» Так и поступили.
Сыграть свадьбу гораздо раньше намеченного срока родители невесты поначалу не соглашались, считая, что это неприлично, но Николай Андреевич сумел всех убедить, что причина вполне уважительна. По необходимости государственной службы ему полагалось отбыть в длительную командировку.
Этим предлогом он и воспользовался.
Свадьбу сыграли в доме невесты; ничего особенно страшного во время церемонии не приключилось. Хотя на другой день после венчания и загорелся овин, стоявший довольно близко к дому, но пожар вовремя потушили, а, поскольку ветра в тот день не было, огонь на дом не перекинулся. Иначе, конечно, много народу могло бы пострадать: кроме молодых и родителей невесты, в здании гостей было со всей округи.
Причастна ли к опасному происшествию ревнивая вдова или нет, Николай Андреевич даже и не думал. Все равно ничего страшного не приключилось, и он, наслаждаясь новыми радостями семейной жизни, искренне надеялся, что злопамятство брошенной любовницы вскоре сойдет на нет. Ненависть — чувство весьма хлопотное и обременительное.
Кроме того, Николай Андреевич с молодой супругой намеревались вскорости отбыть на Брянщину, в село Овстуг, чтобы налаживать хозяйство в имении Пелагеи Денисьевны.
Отъезд все откладывали; утомительные сборы затягивались. А Николаю Андреевичу тайным образом подкинули анонимное письмо с предупреждением.
«Тебя, батюшка Николай Андреевич, хотят убить, — сказано было в письме. — Известное вам лицо, аки волчица рыкающая, алчет смерти тебе и твоей жене. Неоднократно в том попытки деланы, и только милостью Божией и кротостью тех, кого назначили в палачи ваши, вы обое еще до сих пор живы. А в том, что волчица та много народу извела и даже живьем в землю закопала, можешь не сомневаться. Слухи о ней давно идут, что она людоедка, но то неправда, а что лютует без меры — то истинная правда. И если против кого ее гневный взор направится — все равно что указующий перст самой Смерти, и не избежать тому погибели. Жалея же в особенности молодую супругу твою, решились предупредить: готовится на вас покушение в Чернушкином лесу, по дороге к большому тракту. Там устроена засада. Люди ее посланы, чтобы разыграть разбойничье нападение, а на самом деле — чтобы изловить вас обоих и тебя убить, а после все на лихих людей списать. А жену твою она убить не приказывала, а приказала ее похитить. Потому что слышали мы, как похвалялась, что насладится ее смертью и хочет долго пытать «сию разлучницу»; обещалась жечь ей лицо шипцами, рвать волоса и выворачивать члены. В точности так поступила она допрежь с Катериной Семеновой, Федосьей Артамоновой и Аксиньей Яковлевой и многими другими. Те три названнные все были женами кучера ее, Ермолая Ильина, и всех трех она убила, отчего кучер сей едва ума не решился, ибо сам не душегубец, и мочи нет такое зверство терпеть. И о том даже священник в Троицком знает и тоже староста. Но оба скрывают, скрывают, ибо подкуплены и того паче за свою жизнь дрожат.
Молим тебя, батюшка Николай Андреевич! Ты, как государственный человек, подмогни постоять за правду. Избави нас от ее зверства. Мы тебе помогли — помоги ты нам. А тебе в том прямая выгода — ибо не будет от зверя иного спасения, как только ежели в клетку его посадить».
Письмо, писанное корявым полууставом, пахло ладаном и лампадным маслом.
Николай Андреевич письмом был ошарашен, но отнесся к нему серьезно.
Не сказав никому ни слова, а в особенности, конечно, молодой своей супруге, навестил он село Троицкое и тамошнего пьяницу попа, Степана Петрова; затем поговорил о чем-то со священником Ивановым в своем приходе и встречался тайно в его доме с какими-то людьми…
Ни единой живой душе о своих встречах и разговорах ничего не сообщал; вообще сделался внезапно угрюм, нелюдим и деловит, изо всех сил подгоняя и торопя дело свое с отъездом.
Потом, в апреле 1762 года, приключилось происшествие из ряда вон: вся округа узнала о том, что из дома помещицы Дарьи Салтыковой убежали сразу пятеро мужиков. И не просто подались в бега, а, по слухам, понесли жалобу в Сенатскую контору. «Кто их к тому надоумил?» — гадали местные обыватели и удивлялись.
Скандальное это дело кончилось, однако, ничем: ночной полицейский караул беглых задержал и, поморив, как водится, в каталажке, поступил с беспаспортными по закону. То есть выдал владелице. А спустя месяц никого из них в живых почему-то не осталось…
Правда, Николай Андреевич Тютчев и его супруга Пелагея Денисьевна ничего об этом не узнали: за неделю до возвращения беглецов в руки законной владелицы они покинули эти места, уехав в свое имение с целым поездом груженых обозов и под охраной двенадцати конных солдат, выданных государственному землемеру по его просьбе начальством. На новом местожительстве супруги зажили счастливо.
Николай Андреевич надеялся, что никакие ночные призраки никогда уже его не потревожат. Ибо есть же предел всему, даже ненависти человеческой. Но была ли злоба Дарьи Николаевны человеческой?..
Лютости ее вскоре был положен предел. Несмотря на то, что абсолютно бесправные крестьяне были в те времена отданы господам в полную власть и душой, и телом, на фоне любого самодура-помещика Дарья Салтыкова сильно выделялась своей склонностью к зверствам.
Она сгубила и замучила насмерть более 130 человек!
Истязаемые люди подавали жалобы, но злодейка ловко уворачивалась от ответа, подкупая чиновников и следователей. Против нее было подано и оставлено без ответа 21 прошение.
И все же пролитая ею кровь переполнила чашу терпения Господа; злодеяния ее стали уже таковы, что скрывать их сделалось невозможно.
Дворовые люди Салтыковой — Савелий Мартынов и кучер Ермолай Ильин (тот самый, у кого помещица убила одну за другой трех жен) — совершили удачный побег и, рискуя жизнью, ухитрились-таки подать жалобу в последнюю для них на этом свете инстанцию — лично в государынины руки. Поговаривали, что беглецам помогал кто-то из дворян или судейских, но имена этих помощников остались неизвестны.
Ознакомительная версия.
