Вот тут он и понял: чтобы выжить, придется снова красть. Вместе с еще одним парнем постарше снял квартиру и зажил свободно, как давно хотелось. Одел свою девушку в кожу и золото, накупил барахла себе, но ему все время казалось мало. Обнаглев, парни пошли на вооруженный разбой. Их чуть не накрыли, пришлось съезжать с квартиры, а приехавшие туда с обыском сыщики конфисковали все, нажитое непосильным трудом. Даже с зареванной подружки сняли золото, честно купленное на наворованные деньги. Коля переселился на чердак в другом районе города и стал намного осторожнее. А еще через месяц они познакомились с Мишаней, который их пригрел, приняв в свою банду.
Коле хватило месяца «вольной» жизни под крылом у Мишани. Работая с этим циничным, злобным человеком, он вдруг осознал, что лучше быть относительно бедным, но свободным. Одно дело дернуть сумочку у зазевавшейся тетки и на следующий день забыть, как эта тетка выглядела, а совсем другое — лезть в квартиру, связывать хозяина, издеваться над ним, выпытывая, где он прячет ценности… У Коли был свой кодекс чести, правда, очень гибкий. Только силы воли для того, чтобы бросить эту компанию, у него не было. Он часто думал о том, что «завяжет» с этими друзьями, начнет жить по-другому… но как? На очередном чердаке, в постоянном ожидании, когда за ним придут призраки; воруя мелочь по карманам в транспорте и умоляя Боженьку, чтобы до зимы его взяли и посадили опять?! Рисуя себе эту печальную картину, он понимал, что никогда не вернется к «честной бедности». Рано или поздно он привыкнет и к страданиям потерпевших, и к неизбежной крови при таких нападениях, и к богатству — когда оно появится…
В последние дни Коля часто ночевал у Саши в коммуналке. Здесь было лучше, чем в ободранной съемной квартире, в которой обитали всем скопом остальные Мишанины «шестерки» — те, у кого не было своего дома. Саша к нему нормально относился: в основном не замечал его присутствия. Ника, пока жила здесь, тоже Колю не замечала. Окончательно переехавшая к Саше Алена частенько раздавала указания — то прибраться, то помыть места общего пользования, то сгонять в магазин. Зато кормила вкусно, бесплатно и без ограничения. А при Нике Коле приходилось готовить самому, потому что эта странная рассеянная девица вообще к плите не подходила. Не из лени: возможно, она бы совсем не ела, если бы ей не напоминали…
Саша, Алена и Мишаня, не стесняясь, обсуждали при нем свои дела. Он знал и про их планы, и про нападение на педика. Надеялся, что раз не выгоняют из квартиры, то хотят приблизить. Как же…
Судя по всему, и до «возвышения», и до богатства еще очень далеко. Но уже сейчас приходится делать то, что Колян никогда бы не совершил добровольно. Так стоит ли? Что лучше: очередной холодный чердак и самостоятельность или долгая и трудная карьера в группировке?
Выпитое ударило в голову, мысли спутались, он уснул, неудобно пристроившись на столе…
— Дайте мне любую развалюху! — вдохновенно клянчил Серега. — Я вам докажу, что хожу не хуже вас всех! Я побежду… тьфу, победю! В смысле, одержу победу!
Серега всю жизнь занимался парусным спортом — и сейчас недоверие новых знакомых его возмущало. В ранней юности он гонялся на швертботах, даже несколько раз выступал за команду России на международных соревнованиях. Затем работал инструктором в яхт-клубе, продолжая ходить на своей «Лилии», пока судьба не загнала его на турбазу, к Женьке. Единственное, что он по-настоящему любил и с чем умел управляться, — это парусники и все, что с ними связано. Потому, добравшись на «казанке» до Санкт-Петербурга, он первым делом направился в яхт-клуб.
Способность не думать об отвлеченных материях не раз спасала ему жизнь. И теперь, проходя под первыми мостами через Неву, Серега старался не смотреть по сторонам, не замечать того, что въезжает в совершенно незнакомый город. Он давно уже понял, что попал в чужой мир, и, старательно изгоняя из головы ненужную панику, думал, как ему здесь уцелеть. Для начала, наверное, стоит выяснить, не убивают ли тут друг друга за что-нибудь… но Питер ничем не напоминал заброшенный и страшноватый Кякисалми, по крайней мере, с воды. По набережным гуляли спокойные люди, ездили машины и автобусы. Серега смело направился в военно-морской яхт-клуб. Подумал, что, если ничего не получится с работой, можно будет продать «казанку»…
Но все получилось. Его как-то сразу, легко и просто, взяли на должность моториста.
Серега готов был поклясться, что в его родном мире в яхт-клубах почти нигде не было штатных мотористов. Впрочем, это совсем не походило на родной мир. Огромный, занимающий территорию раза в три больше, чем дома, яхт-клуб поражал воображение. Вдоль длинных бонов, перекрывших всю гавань, стояло, наверное, больше сотни яхт. Здесь были и огромные белые красавицы, созданные для океанских путешествий, и мелкие посудинки, похожие на затонувшую «Лилию». Далеко не все они были частными: самое малое половина принадлежала клубу. У отдельного причала стояли моторные лодки. Такие же разные, как яхты: и старые дюралевые, и новенькие, будто бы только что сошедшие со страниц каталогов. Но весь этот флот удивил Серегу не только разнообразием. Каждая яхта, каждый катер сияли ухоженностью, на гиках белели новые, с иголочки паруса, двигатели тоже были новые, непривычных конструкций — по крайней мере, Серега таких никогда не видел. Яхт-клуб жил полноценной богатой жизнью и, судя по всему, процветал.
Его предложение «поработать» никого не удивило. Наоборот, начальник клуба, молодой человек в костюме, которого все называли Иванычем, печально вздохнул, когда Серега осторожно упомянул о безработице:
— Когда это было! Нынче каждый человек на счету. Подожди, пройдет лет пять — и в Питере вообще некому будет работать. Одни уедут, другие погибнут, третьим достаточно пособия… останутся старики да беспризорники, а они как раз никому не нужны.
А вот когда Серега заявил, что хочет гоняться на клубной яхте, отнеслись куда более осторожно.
— Мы своим-то не сразу даем яхты в самостоятельное пользование. Сначала надо походить в опытной команде, под руководством хорошего капитана, поучиться…
— Я все это уже проходил! — возмутился Сергей. — Я все умею! И докажу вам! Дайте мне что-нибудь самое маленькое! Есть какой-нибудь учебный «минитонник», которого не жалко? Ну, кто хочет со мной гоняться?! Прямо сейчас?
Собеседники переглянулись, весело ухмыляясь. На их лицах читалось желание проучить самоуверенного парня. Ехидный мужик лет тридцати, про которого Серега только знал, что его зовут Володя, обрадовался:
— А что? Я хочу. Встречаемся через полчаса у выхода из ковша.
— Я не дам яхту, — отказался начальник. — Мы его знаем без году неделя, с какой стати ему доверять?
— Он же просит самое маленькое… видишь, как сильно хочет! А потом мы у него еще и теоретический экзамен примем, как считаешь?
— Да пожалуйста! — Серега махнул рукой. — Я уже наполовину сдал на яхтенного капитана, так что принимайте на здоровье. Ну что, пойдем гоняться?
Начальник молчал, и на лице его отражалась внутренняя борьба. Володя посоветовал:
— Да ты переоденься и прокатись с ним! Заодно посмотришь, что он умеет.
Иванычу мысль понравилась. Он ткнул пальцем в ближайшую лодку с гордым названием «Шельма»:
— Валяй, осваивайся. Я сейчас приду…
Любопытствующие тоже сразу исчезли. Они, наверное, пойдут с Володей.
Сергей ступил на борт «Шельмы». Тут все немножко другое, не такое, как он привык. Грот намотан на гик — судя по всему, поднимается автоматикой, вон сколько тут каких-то кнопок, рычажков и прочих подозрительных вещей. Стаксель сложен на палубе и связан шкертиком. Хоть в этом никаких сложностей.
— Что это за кнопки? — спросил он у вернувшегося Иваныча.
— Да ты же все знаешь, — удивился тот. В голосе его звучало недоверие. Еще один подобный вопрос — и он вообще запретит Сереге выход. — Может, не стоит? Яхта дорогая, если что — не расплатишься.
— Не, я просто подумал, что кнопки — они для разных целей бывают…
Лучше пока заткнуться и помалкивать. Сейчас он им все докажет.
Серега решительно взялся снимать грот: парус тяжелый, дакроновый, не по погоде. Наверняка в форпике лежит что-нибудь более подходящее к сегодняшнему слабому ветерку…
* * *
Чудесно доставшийся Нике музыкальный инструмент с наступлением утра не растаял, не исчез — когда она проснулась, альт лежал рядом, на диване. Солнце врывалось в незанавешенное окно: ложась спать, Ника распахнула его настежь, чтобы в помещении стало немного суше. Загадала, что если переживет эту ночь, то дальше все будет хорошо. Ночь минула — и девушка проснулась в прекрасном настроении, полная сил и энергии. Перед ней даже стояла какая-то цель, только Ника еще не выяснила, какая именно.
В лучах солнца альт оказался не просто светлым, а выгоревшим добела. Он выглядел таким старым, потрескавшимся, неухоженным, что она подумала: чудесного звука, поразившего ее ночью, просто не может быть у запущенного, вдобавок, похоже, очень дешевого инструмента. Удивительно. Дерево местами вовсе отслоилось, а смычок… к нему было страшно притронуться, не то чтобы играть. Альт давно умер. И нет никакого чуда в том, что он здесь оказался: видимо, уезжая, хозяева его бросили за ненадобностью. А прекрасный сон про музыку — совпадение…
