— Так это ж карета губернатора! — прошептал Ямзев.
Они с Вадимом засели в кустах неподалёку от усадьбы и наблюдали за усадьбой.
— Кажись, зря я с вами связался, Вадим Егорыч.
Вадим в ответ перевернулся на спину, вытащил из-за пазухи и развернул полученную от Валицына бумагу. Ямзев прочитал, его брови поползли вверх от удивления.
— Нет, точно, не туда я влез, — пробормотал он.
— Вы же хотели нормальную должность, а не возиться с этими поддельными радикалами? — спросил Вадим, пряча бумагу.
— Хотел, но повозмущаться-то надо. Что делать будем, барин? Ждём помощь или идём вдвоём?
— Какую помощь? — не понял его Вадим.
— Так ваших людей. Зуб даю, они как проснутся и поймут что вас нет, пойдёт по следам. Вскоре здесь будут. Злые и с клинками наголо.
Вадим подумал минутку.
— Ну тогда пошли. Зайдём в гости к другу моего отца.
Ведя под уздцы лошадей они подошли к ограде, сделанной по древнему обычаю из наклоненных наружу брёвен. Никто не спешил открывать ворота, потому Вадим подошёл к ним и толкнул. Ворота не поддались. Он счёл, что кричать ниже его достоинства, взобрался в седло и не без труда перемахнул через ограду. Отпер ворота изнутри и впустил Ямзема с лошадьми.
— Странно это всё, — заметил Вадим, — карета губернатора стоит, а никого нет.
— Вадим Егорыч, здравствуйте, — крикнула из окна женщина в платке, — а барина нету, они с губернатором на дальнюю пасеку поехали! Нескоро будут!
— Так мы подождём, — каким-то очень ровным тоном ответил её Ямзев, шаря взглядом по земле, — когда, красавица, говоришь, барья уехали?
— Да ранненько утром, ещё темно было!
Сергей Данилович крякнул и выразительно посмотрел на Вадима.
Вадим поморщился. Этого ещё не хватало, пускаться в переговоры с дворовой девкой!
Он поднялся на крыльцо, толкнул входную дверь, та не поддалась. Он молча посмотрел на девку. Та отчего-то испуганно ойкнула и скрылась из виду.
— Вы поаккуратнее, Вадим Егорыч. Зачем девку-то пугать?
— Я не пугал.
— Ну да, ну да. Не подумайте плохого, Вадим Егорович, но я тут послушал что к чему, у вас репутация та ещё.
— Интересно, какая же?
— Да говорят, вы околдовали баронессу в Слободе. Нянька ваша опять же слухов распустила про вас, что едва ли не своими глазами видела, как вы оборачивались.
— Так я оборотень и есть. От дедов-прадедов дар достался. Вся округа про это знает. Никаких проблем с этим у меня не было.
— Как скажете, барин. С дверью-то чего делать будем? Ломать? Навес хилый, могу плечом выдавить.
— Валяй.
Сергей Данилович подошел к двери, примерился, и с разбегу высадил её.
— Вот народ пошёл беззаботный. Раньше в этих лесах ставили такие двери — тараном не выбьешь.
— Такие и ставят, просто Дроговых вроде как никто не трогает. Никогда не трогал.
— Дела… я у вас тут второй десяток лет, а так и не научился вас, лесовиков, понимать.
— Чтобы понимать лес, надо родиться в лесу.
— Да что вы все, сговорились, что ли! Все одно и тоже талдычат.
Пока шёл разговор, они поднялись на второй этаж, где традиционно жила семья барина. Перед закрытой дверью стояла давешняя девка в платке. Она собралась было что-то сказать, но Сергей Данилович попросту поднял её за плечи и переставил, словно тумбочку. Он открыл дверь, Вадим вошел в комнату и с трудом удержался от того чтобы не раскрыть рот от удивления.
— Мама? Папа? Братец? Вы что тут делаете?
— Господин губернатор, моё почтение, — согнулся в земном поклоне Ямзев. Вадим удивленно посмотрел на мужчину с роскошными бакенбардами и кивнул ему.
— Здравствуй Вадик, — сказала мать, — мы тебе сейчас всё объясним.
Глава 11
Вадим не замер с открытым от удивления ртом, не разразился гневной речью, не упал в обморок от избытка чувств, словом, он не сделал ничего из того что надо было бы сделать герою одного из столь любимых им в детстве приключенческих романов. Он повернулся к Ямзеву и сказал спокойным тоном:
— Сергей Данилович, будьте добры, езжайте навстречу солдатам и передайте им мой приказ: взять в блокаду село Тушково. Никого не впускать, никого не выпускать, насилия по возможности не чинить, но действовать решительно. Дожидаться меня. Выполняйте.
Старик если и удивился, то виду не подал, а отправился исполнять приказ. Вадим же высмотрел незанятое кресло, уселся в него, закинул ногу на ногу и обратился к присутствующим:
— Господа, прошу объясниться.
— А с чего это нам перед тобой объясняться? — спросил отец, грозно нахмурив брови. Губернатор же лишь усмехнулся и раскурил трубку.
— До меня дошли сведения из заслуживающих доверия источников, что крестьяне взбунтовались, сожгли усадьбу. Семья исчезла. И что я вижу?
— Вы видите свою семью, чудесно спасшуюся, — сказал губернатор, — так чего вам не хватает? Радоваться надо, молодой человек.
— А это что? — Вадим указал на бумаги, которые держала в руках мать, — если мне не изменяет зрение, это документы для выезда за границу. Мама, разреши взглянуть?
Он взял документы из рук жалобно смотрящей на него матери.
— Паспорта для пересечения границы, вид на жительство в землях кайзера, купчая на дом…Кто ж так расщедрился-то? У нас на это денег не хватило бы. Думаю, всё должно было выглядеть так: я получаю письмо о том что моя семья пропала. Сегодня, пока я был бы занят в нашей родной деревне, вёл переговоры с взбунтовавшимися крестьянами и опрашивал свидетелей, вы бы спокойно выехали по единственной дороге, добрались до железной дороги и отправились бы в земли кайзера. Скажи, мама, а ты понимаешь, что дальше было бы? Ты, папа? Вы, господин губернатор? Молчите? Так я вам расскажу. Я заставил бы своих людей по бревнышку разобрать остатки сгоревшей усадьбы. Через сито бы пепел провеял, косточки бы искал. Не нашёл бы, и решил что крестьяне вас убили. Разозлился бы страшно, и пользуясь своей новообретённой властью, покарал бы наших крестьян. Всех до одного. Кого плетьми засёк, кого на каторгу сослал бы.
— Да кто их считает-то, землепашцев? — хохотнул губернатор, — я вот, к примеру, и не знаю, сколько их у меня. Ну посёк бы ты их, Вадим Егорович, что с того-то?
— Я сиротой бы остался при живых родителях, это вы понимаете!?
Мать тихонько заплакала. Вадим замолчал.
— Сын, — тихим, но внушительным голосом проговорил отец, — Имение третий год в убытке. Нам хорошие деньги предложили, выезд за границу, пенсион мне назначили. Одно условие поставили: ты должен счесть нас погибшими.
— И ты согласился?
— Да, я согласился, — вскинул голову отец, — я думаю о семье.
Вадим не нашел, что ответить. Он повернулся к губернатору:
— Кто оплатил это представление?
Губернатор молча смотрел на него, попыхивая трубкой. Вадим достал императорскую бумагу и развернул её под носом у губернатора, тот пробежался по ней глазами. Встал.
— Пойдёмте на свежий воздух, молодой человек.
Они вышли на крыльцо, губернатор выбил трубку, потеребил её в руках. Ему явно было неловко.
— Ко мне обратились из дворца. Велели устроить всё. Бунт обещали сами организовать, на мне лишь вывоз ваших родителей. Знали бы вы, на какие ухищрения мне пришлось пойти, чтобы ваших маменьку с папенькой безопасно вывезти сюда. Крестьяне с факелами уже вверх по склону бежали, когда мой человек их через лаз в ограде выводил.
— Я должен был счесть их погибшими?
— Мне откуда знать? Вы сами, молодой человек, влезли в такие дела, занимаясь которыми чистым остаться не выйдет. Пеняйте себе, я-то при чём? У вас вон бумага какая есть. Расследуйте.
Губернатор пошёл внутрь.
— Постойте, — окликнул его Вадим, — скажите матери. Что адрес запомнил. Буду писать.
Губернатор кивнул. Вадим вышел на двор, вскочил в седло и поскакал к Тушково. Что ж, если неведомый кто-то ставил задачу разорвать связи Вадима с семьёй. Он её достиг, они всё равно что умерли. Вопрос лишь в том, кто этот «кто-то».