Тэко Машши (кур Дэхо) любопытно конечно, хозяин Лайко, или хозяйка, но по большому счёту плевать. Главное, что айрабан у Лайко божественный, вот реально, не пил ничего подобного ни дома, ни в других потусторонних мирах. И такая умиротворяющая атмосфера, что век бы сидел, не вставая, и спал бы здесь же; ну, это кстати вполне нормально, некоторые усталые путники в айрабанных действительно спят. И разговоры, которые в «Территории» иногда происходят; культура цивилизации Хойна ещё и тем интересна, что самые выдающиеся интеллектуалы здесь пастухи, особенно в Улимхайских степях, реально бескрайних, протяжённостью в треть континента Авэла, который здесь называют Большим, потому что он правда очень большой. Ну, это логично: согласно эпосу кубарачей, который здесь – фундаментальный, культурообразующий миф, изначально пастухами были духи, создавшие мир. А нынешние пастухи как бы получили в наследство от своих предшественников священное право (оно же обязанность) заботиться о созданном ими мире, любоваться его красотой и складно о нём говорить. С этой задачей пастухи отлично справляются, судя по тому, что пейзажи на всех континентах красивы, климат мягок, жизнь безмятежна, а глава крупнейшего издательства Лейна, уж точно не обделённый ни блестящими собеседниками, ни трудами философов, ни шедеврами художественной литературы разных миров, при всякой возможности приходит сюда послушать их разговоры. Ну и айрабану попить.
Лайко (хозяин, хозяйка своей «Территории») забирает у кур Дэхо пустую чашку, спрашивает:
– Ещё налить?
Кур Дэхо смеётся:
– А как же! Ты не первый год меня знаешь, не в моих обычаях сразу после второй уходить.
«Интересно, кур Дэхо гость, или гостья? – привычно думает Лайко, наливая в чашку горячий, душистый, сладкий, чуть горьковатый, как степная трава, айрабан. – Скорее всего, девчонка! Заразительно, звонко смеётся. И всюду ходит одна. И вроде тихоня, но при этом сидит с таким видом, будто степь аж до самого горизонта – её собственность, унаследованная от предков земля».
– Завтра придёшь? – спрашивает Лайко, передавая чашку с таким небрежным поклоном, какой обычно отвешивают только друзьям.
– Не знаю пока, – отвечает кур Дэхо (Тэко Машши, Ловец из Лейна, четвёртый глава издательского дома Сэњ∆э).
Будь его воля, он бы не просто пришёл сюда завтра, а остался бы ночевать. Сейчас самое начало четвёртого круга, то есть лунного цикла, значит ночь будет очень темна – изумрудное небо, далёкие серебристые звёзды, такая же серебристая степная трава, которая в зеленоватом сумраке ночи кажется пенным морем, и так тепло, что можно до утра просидеть без огня. Но дома кот Туча, нечестно его покидать надолго, взялся присматривать, так сиди и смотри! И завтра в полдень совещание в отделе межконтинентальных продаж. Ладно, кот это очень важно. И читатели из Алали и Шри – тоже важно. Ради такого дела можно побегать туда-сюда.
– Завтра мана Аштот приедет, у меня будет жить, – шёпотом, чтобы обозначить высокую степень важности новости, а не потому что это на самом деле секрет, говорит ему Лайко. И добавляет почти беззвучно: – Мана Аштот слышит рассказы духов о прошлом и будущем мира, иногда их записывает. И возможно захочет завтра вечером кое-что нам здесь прочитать.
Ну ничего себе новость! Мана Аштот, о котором (которой) Тэко Машши (кур Дэхо) так много от Лайко слышал. Слово «мана» в старину означало просто «пастух», а теперь стало чем-то вроде почётного титула, так здесь называют тех, кого считают друзьями духов, настолько близкими, что духи с ними чуть ли не каждый день говорят. Мана, к сожалению, эти разговоры почти никогда не записывают, только изредка пересказывают родичам и друзьям. Но мана Аштот не ленится всё записывать, это всем известно в Улимхайских степях. И вот она (он) приедет. Свои записи будет читать! Такое хорошо, если раз в сто кругов случается (лунных месяцев, а не лет, но всё равно это выражение означает «так редко, что считай почти никогда»).
– Вот спасибо! – кур Дэхо (Тэко Машши) от восторга прижимает ладони к щекам, как обычно делает дома. Не сдержался! Здесь так не принято. Но ладно, Лайко не привыкать.
«А может быть и мальчишка, – привычно думает Лайко; разницы нет, просто Лайко любит гадать. – Вон какой эксцентричный, за лицо руками хватается. Совсем ещё молодой. Но кем бы ни был, а слушать умеет. Мудрость духов для него – драгоценность, как для опытных пастухов. Пусть приходит, мана Аштот таких любит. И я тоже таких люблю».
– Я приду завтра вечером, – говорит Тэко Машши, то есть, кур Дэхо, он пока что не дома, надо правильным именем его называть. – Прими мою благодарность за приглашение. Пусть она согревает тебя многие сотни кругов.
Он держит руки напротив сердца, правую ближе к груди, ладонью к себе, а левую – чуть подальше, ладонью наружу. Здесь так делают, чтобы, сохраняя внешнюю сдержанность, показать собеседнику, что больше всего на свете хочешь его обнять.
– Приходи, – улыбается Лайко, тронутый этим жестом. – Я тебя буду ждать.
Потом, уже дома, с котом на коленях, чашкой кофе, рюмкой бирюзовой настойки, чтобы успокоиться и поспать, Тэко Машши думает: «Завтра. Завтра! Я услышу рассказы духов. И может быть – я же так очаровательно слушаю, это все говорят! – мне удастся выпросить их у автора. Ненадолго, просто взять в руки, чтобы благоговейно перелистать. Старым пастухам такое отношение к их записям нравится. И если мне удастся снять копию… Почему, собственно, „если“? Чего это я».
– Завтра я сделаю копию записей мана Аштота, – говорит вслух Тэко Машши, от избытка чувств слишком крепко обнимая кота. Туча недовольно бурчит, Тэко Машши смеётся и повторяет: – Всё получится! Всё у меня получится! Ай да я!
Это ружьё никогда не выстрелит, в смысле, этот фрагмент не нужен нам для сюжета, по ходу дела не выяснится, что в айрабанной «Территория Лайко» сейчас решаются наши дела, или, чем чёрт не шутит, например, на страницах рукописи мана Аштота хитроумным образом зашифрованы какие-то тайны, которые потом пригодятся нам. Нет! Ничего подобного. Просто адрэле Тэко Машши хочет, чтобы мы узнали, как он бывает счастлив в Улимхайских степях, и поняли, почему он когда-то, будучи молодым дураком, которому прочили блестящую карьеру Ловца, наплевал на свои же амбициозные планы и выбрал эту экзотическую специализацию, совершенно бесперспективную с точки зрения книжного бизнеса, но кто не слушает сердце, тот потеряет всё.
Вильнюс,
Ноябрь 2020
Труп – на самом деле он Отто с красивой короткой фамилией Штрих, но пусть будет Труп, Кадавер [10], или даже Нумирялис [11], ему самому очень нравится так представляться и смотреть, как стремительно усложняются выражения лиц – в общем, Труп столкнулся в подъезде с соседом и страшно обрадовался, потому что месяц его не видел и соскучился; даже не так, скука тут не при чём, просто отсутствие Тима в соседней квартире почему-то всегда физически ощущается, словно свет слегка приглушили, или заперли окна, короче, чёрт знает что.
Повис у соседа на шее и только потом заметил, что он не один, вернее, понял, что здоровенный мужик в полосатом пальто и блондинка в зелёной искусственной шубе, красивая, как в старом кино, не просто так на лестнице топчутся, а пришли вместе с Тимом. Родители, что ли? По возрасту, вроде, вполне подходят, при условии, что здоровенный блондинку ещё старшеклассницей соблазнил. Тим никогда о семье не рассказывал, а Труп не расспрашивал, но по идее, почему бы не быть у него родителям, другого способа появляться на свет пока не изобрели… А может не родители, а любовники? Причём сразу оба. Вот совершенно не удивился бы. В тихом омуте черти водятся, а сосед и есть тихий омут, тишайший из тёмных омутов этот Тим.
