Романова резко обернулась – из двери туалета, держа перед собой наган-револьвер, выглянул неизвестный мужчина в камуфляжной форме. Мгновенно оглядевшись, он быстро направил оружие на лежащую на полу парочку.
Соня бросилась в сторону, к стене, стараясь уйти с линии огня. Одновременно с этим выбросила вперед зажатую в кулак руку.
Прошли мгновения, пока несостоявшийся убийца вел дуло вслед за рыжей, но и их пиромантке хватило с лихвой – наган молниеносно накалился, побагровел, будто его только-только вытащили из кузнечной печи.
Вскрикнув от внезапно полученного ожога, мужчина в форме выронил оружие и замотал рукой в воздухе. И тотчас же, получив сзади удар табуреткой по макушке, распростерся на полу.
– Получай, сволочь! – не смог сдержать радости Зарецкий. – Всегда мечтал кого-нибудь вырубить!
Романова, впрочем, его веселья не разделила.
– До последнего не верила, что пирокинез сработает, – беззвучно выдохнула она. – Учитывая, что чуть раньше я даже входную дверь не смогла поджечь... – И повернулась к пытающемуся приподняться Максу: – Волчок, лежи!
– Со мной все в порядке, – едва разлепляя губы, издал хрип Волков и схватился за бок.
В прихожую вышел Поздняков. Оценив обстановку, распорядился:
– Антон, хватай этого в форме и привяжи к остальным. Максим, ложись на спину и не двигайся, этот гад тебя подстрелил.
– Просто царапина...
– И поэтому у тебя вся футболка в крови? Лежи, кому сказал!
Волков попробовал было что-то возразить, но вновь усилившаяся почти до невозможной боль и появившиеся перед глазами темные круги позволили ему выдавить только одну фразу:
– Скорую... мне... вызовите...
Между тем Соня, найдя на кухне ножницы, вспорола футболку Макса снизу и до самого горла.
– Что... ты... де... ла... е... – чувствуя, что теряет сознанием, пробормотал тот и все же вырубился...
Длинный коридор. Нет, не тоннель с пятном света в конце. Просто коридор. Мрачный. Тусклый. С выцветшей краской на стенах и ровным рядом дверей. В коридоре воняет плесенью и застоялой водой. Наверное, из подвала.
Макс точно знал, что из подвала! Он бывал в этом коридоре сотни раз. Тогда, в детстве...
Он оглянулся. За спиной – прямоугольный провал, в котором виднеется зеленая травка, кусочек неба и песочница с качелями. Детская площадка, на которой он провел немало времени!
Чуть дальше, за площадкой, должен был находиться пригорок, спуск с которого вел к мелководной реке. Зимой с этого спуска можно было скатываться на санках или картонке, а потом добрую сотню метров бежать вверх по склону к терпеливо наблюдавшей за твоим весельем бабушке...
Подъездная дверь с грохотом закрылась, отрезая Макса от внешнего мира. Теперь – только вперед!
И он пошел. По скрипучему скользкому паркету. Обходя бычки и лужи, натекшие с развешенного в коридоре постельного белья.
– Всю жизнь мне сломал!
– Неблагодарный!
– Вырастешь, будешь как отец!
– Заткнись, шалава!
Двери, двери, двери... И за каждой – чей-то голос. Чей-то крик. Чей-то вопль.
Мужской.
Женский.
Детский...
Ноги стали вязнуть, проваливаясь в пол, будто это был глубокий песок. Все вокруг сделалось каким-то муторным, липким, ирреальным. Стало тяжело дышать.
А затем Макса обдал жар.
– Волчок! Волчок! Очнись!
Голос Сони, прорываясь сквозь пелену, становился все громче и отчетливее, пока, перемежая звуки, не начал мерно бить по ушам, словно большой церковный колокол: «Бах-чок! Бах-чок! Бах-нись!»
Макс открыл глаза. И первое, что увидел, лица склонившихся над ним Сони и Николая.
– Ура, Волчок с нами!
Поздняков вытер вспотевший лоб и одобрительно приобнял рыжую:
– Молодец, справилась! – И, поднявшись на ноги, скрылся в прихожей.
– Что... что случилось? – Макс осторожно приподнялся и перевел взгляд на свой живот, на котором до сих пор оставались плохо подтертые кровавые разводы.
Левее пупка, там, куда попала пуля, он увидел небольшой – размером с рублевую монету – след, будто какой-то бандитствующий кубинский дон прижег его кожу кубинской же сигарой.
Помотав головой, чтобы отогнать слишком сложные ассоциации, он вновь поднял глаза на Соню.
– Пока ты был в отключке, я использовала пирорегенерацию и провела над тобой обряд Сварожича.
– Что... что это такое?
– Заживление ран с помощью огня. Кстати, вот это, – она протянула ему открытую ладонь, на которой лежала пуля, – твое. Боевой трофей.
– Выкинь в помойку, – поморщился Волков и встал. Подметил, что, несмотря на некий дискомфорт в боку, чувствует он себя отлично.
– Долго я был без сознания?
– Минуты три. Может быть чуть больше.
Макс благодарно кивнул:
– Спасибо. Что не дала умереть.
– Еще одной смерти я бы не выдержала, – всхлипнула Романова. – Дай я тебя что ли обниму!
Софья прильнула к обнаженному торсу Макса и уткнулась в шею. Тот несколько смущенно похлопал девушку по спине:
– Ну все, все, хватит. Все хорошо, никто не умер. Ты чего такая... чувствительная?
– Какая есть, – как показалось, обиделась пиромантка и отвернулась: – Иди к ребятам, а я тут пока что твою кровь на полу замою.
Волков прошел в гостиную. Пока он отсутствовал, в рядах связанных шишиг произошло пополнение – к трансформировавшимся в свое истинное обличье бритоголовому парню и бородатому мужику присоединился стрелок в форме.
– Я ничего не пропустил?
– Нет, мы только начинаем допрос. Зарецкий вон – утюг греет. Сейчас начнем пытать.
Антон плотоядно ухмыльнулся из угла. А шишиги – стараясь выплюнуть кляпы – замычали.
– Неужели хотите чистосердечно покаяться? – приподнял брови Поздняков. – Должны же понимать, что от погибели вас это не спасет. Вспомните «Соглашение» – убийство человека равняется смертной казни.
– Зачем ты говоришь им это? – удивился Макс. – Теперь они точно будут молчать и ни в чем не сознаются!
– Сознаются, не переживай, – возразил Николай. – А зачем говорю? Считай, что я садист. Люблю растягивать процесс и мучить нечисть!
С этими словами он взял у Антона утюг и вернулся к стульям.
– Казнить – это слишком легко и просто, – продолжил говорить Поздняков. – А я хочу, чтобы твари не только получили по заслугам, но и страдали перед смертью. Мучились. Орали. Чтобы им было так же больно, как и их жертвам. Но я же не могу пытать нечисть просто так, без повода, верно? Иначе потом придется объяснительную писать, почему на их телах всякие разные следы, которых там быть не должно... – И поставил раскаленный утюг на обнаженное бедро ближайшего шишиги.
Тот задергался, засучил ногами, заорал в кляп, но веревки держали крепко.
– Говорить будешь? – не убирая бытовой прибор, поинтересовался Николай.
Шишига яростно закивал. По щекам его текли слезы, а в глазах стояло отчаяние.
– Не так быстро, – безжалостно ухмыльнулся Поздняков.
Максу от этой сцены стало противно. Он тоже считал, что убийцы должны быть казнены, но смерть – достаточное наказание. Пытать и мучить перед ней – уже перебор.
– Хватит! – Волков силой убрал утюг с ноги нечисти. – Не стоит уподобляться тварям!
– Слишком уж ты правильный. Не приживешься у нас, – резюмировал Николай и отошел. – Расспрашивай сам.
– С удовольствием, – ответил Макс и вытащил кляпы.
– Подождите! Не казните нас! Мы никогда не убивали человеков! – перебивая друг друга, заголосили шишиги.
– Тихо! – прикрикнул на них Волков, и твари послушно заткнулись. – Обмануть меня пытаетесь?
– Нет. Нет! Нет!
– Тихо, я сказал! Этот номер не пройдет – я все видел. А впрочем, вдруг я ошибся... так что давайте проверим еще раз.
Волков осмотрелся. Увидев на столе маленькие маникюрные ножницы, быстро взял их... и воткнул острие в плечо одного из шишиг.
Тот взвизгнул.
– Да не ори ты, я неглубоко, – успокоил его ведьмак и, измазав каплей крови хронометр предварительно вытащенных из кармана часов, разложил на полу карту.
