— Не могу не согласиться. Но что если в этом и состоит план Вороновой? Поставить лояльных власти тёмных перед выбором: сдаться и умереть, или открыто бросить вызов стихийным?
— Скажите, Вадим Егорович, вы считаете госпожу Воронову круглой дурой?
— Разумеется, нет.
— Я тоже считаю её очень умной женщиной. Именно потому она и не поступит описанным вами образом. В случае открытого противостояния у тёмных нет никаких шансов. Даже если вы начнёте резать своих крестьян на лесных капищах, всё равно проиграете. Насколько я могу судить, у Вороновой иной план. Она ведь сказала вам правду. Видимо, считала что вы не успеете никому рассказать. Я проверил добытые вами сведения. Действительно, ведётся подготовка к масштабному восстанию на заводах Домидова и в центральных губерниях. Воронова рассчитывает погрузить Империю в хаос и восстановить старые порядки, хотя бы на части территории. Островитяне же используют её в своих интересах. Пока Империя будет занята решением внутренних проблем, они потеснят нас на юге. Радикалы же думают, что используют и островитян и тёмных.
— Очень запутанно получается.
— Это политика. В ней всегда всё запутанно. Дело осложняется ещё и тем, что внутри каждой из сторон конфликта действуют агенты других сторон. Словом, не забивайте себе этим голову. Отдыхайте. Вы достаточно сделали.
— Да уж, я даже умереть за отечество успел, — попытался пошутить Вадим. Князь ободряюще улыбнулся ему и собрался было уходить, но Вадим остановил его:
— Князь, у меня есть ещё одна мысль, которой я хочу с вами поделиться.
— Я слушаю.
— Думаю, если им не удалось принести в жертву меня, они сделают это с кем-нибудь другим. Вы сможете отследить, не пропадал ли в последние дни кто-нибудь из наделённых даром?
— Знаете, это дельная мысль. Даже если они не собираются убивать Его Величество, для чего-то им потребовалась такая прорва силы. Хорошо, я поручу это своим лучшим людям.
Князь ушёл. Вадим попытался заснуть, в последнее время он в основном этим и занимался, делая перерывы на еду, но у него не получилось. Ему хотелось действовать. Он не без труда встал, кое-как оделся и крадучись вышел на улицу. Голова немного закружилась от свежего воздуха, но вскоре всё прошло и он ощутил бодрость. Прогулочным, неспешным шагом он дошёл до особняка, в котором держал представительство своей компании господин Ничацкий. Вадим вошёл внутрь. В вестибюле стоял стол, за которым сидел молодой человек, похожий на манекен из магазина модной одежды. Он и сидел, словно манекен, не обращая на вошедшего Вадима ровным счётом никакого внимания.
— Я хочу видеть Ореста Лейбовича.
Молодой человек посмотрел на него абсолютно равнодушным взглядом.
— Орест Лейбович принимает только по предварительной записи.
— Меня он примет.
— Он ожидает вас?
— Думаю, напротив. Меня он совершенно точно не ожидает увидеть.
Молодой человек моргнул. Плавно так, словно дорогая кукла ручной работы.
— Как о вас доложить?
— Вадим.
— Можно поточнее? Отчество, фамилия, должность? — в голосе молодого человека прорезалось еле заметное раздражение. Вадим уловил это, и почему-то почувствовал удовлетворение.
— Уточнения не потребуется. Просто скажите Оресту Лейбовичу, что пришёл Вадим, очень хочет поговорить. Вопрос жизни и смерти. Буквально.
Манекеноподобный парень встал и скрылся за дверью. Через несколько секунд он вышел и пригласил Вадима войти. В кабинете. За огромным пустым столом его ожидал Ничацкий. Он разительно отличался от себя в «Серале», был собран и деловит.
— Присаживайтесь, Вадим Егорович. Не стану скрывать — удивлён.
— Удивлены что я жив? — уточнил Вадим.
— Нет. Из раздраженной речи госпожи Вороновой несколько дней назад, я понял что вам каким-то чудом удалось выпутаться из той передряги. Я удивлён, что вы пришли ко мне. Мстить будете?
— Нет, не буду. Нет смысла в мести тому, кто не желал мне зла. А вы, я уверен, не желали.
— Рад что вы понимаете. Занимаясь столь масштабными делами рано или поздно начинаешь действовать не по собственной воле. Наивысшей судьбе — наименьшая свобода. Слышали, наверное?
— В лесу, откуда я вышел, есть неплохая библиотека.
— Рад слышать. Так с чем пожаловали?
— Я хочу убедить вас, что сотрудничать с тёмными и радикалами вам не выгодно.
— А вы весьма самоуверенны, Вадим Егорович. Даже не сказали «попытаюсь убедить». Так уверены в успехе?
— Совершенно уверен, так же как и в том что вы, Орест Лейбович, не дурак. Вы же понимаете, чего хотят радикалы и Воронова?
— Они хотят власти.
— И вы думаете, ваши дела при их власти будут идти так же хорошо, как сейчас?
— А какая, простите, разница? Что при Императоре, что при тёмных, что при радикалах, люди будут покупать мои товары.
— Уверены?
— Уверен.
— Но ведь ваши дела и сейчас идут весьма неплохо. Зачем тратить деньги на их нужды?
— Подстилаю соломку, так сказать. Страхую риски. Кто бы не пришёл к власти, они будут у меня в долгу.
Вадим усмехнулся.
— Что вы знаете о тёмных?
— Что они умеют колдовать.
— Не совсем. Понимаете, Орест Лейбович, сказки про то, что тёмные злы по своей природе, это вовсе не сказки. Мы действительно зло. С точки зрения обычных людей вроде вас, разумеется.
— То есть вы, молодой человек, есть порождения зла? Младенцев едите, девственниц на алтарях режете? Может быть, устраиваете разнузданные оргии? Я б не отказался поучаствовать. Когда у вас запланирована ближайшая оргия?
Вадим терпеливо дождался, когда поток сарказма иссякнет, и сказал:
— С устройством оргий вы и без меня прекрасно справитесь. А вот насчёт младенцев, девственниц и прочего — это всё будет. Подумайте, вы действительно этого хотите? Принесения жертв в императорском дворце?
— Думаю, если тёмные придут к власти, они быстро забудут о своих обычаях.
— Это не просто обычаи, Орест Лейбович. Это наша суть, которую сейчас стихийные маги держат в узде. Если выпустить это наружу, прольются реки крови, и это не фигура речи.
Ничацкий странно посмотрел на него.
— Вам не претит это самоуничижение?
— Это признание собственной сути. Я человек. И я не собираюсь идти на поводу своей природы. Да, я рождён тёмным, и от этого факта никуда не деться. Но это вовсе не означает, что я не могу прожить жизнь нормально, без крови и тьмы.
— Ладно. Давайте-ка отставим в сторону пафос и рассудим по-деловому. Что вы мне хотите предложить?
— Встать на сторону победителя.
— Хм. То есть, вы уверены, что стихийные победят? Они слишком разобщены. Рароговичи с Витеничами не так давно сцепились не на жизнь а на смерть. Возможно, князь Валицын, который лично принимал участие в тех событиях, рассказывал вам о битве в монастыре, когда погиб Друбецкой?
— Они вечно грызутся между собой, но как только появляется внешняя угроза, они объединяются.
— Это вы про тёмных? Спесь стихийных не позволит им увидеть экзистенциальную угрозу со стороны тёмных семей. Они их попросту не считают ровней. Вам ли не знать этого.
— Говоря о внешней угрозе, я имею в виду вовсе не тёмных. Я имею в виду островитян.
Ничацкий задумался, постом рубанул ладонью воздух и сказал:
— Ладно, убедил. Что от меня требуется?
— От вас требуется рассказать, зачем Вороновой потребовалось приносить меня в жертву.
— Будет покушение на великого князя Константина. На приёме у Императрицы
От удивления у Вадима вытянулось лицо.
— Зачем ей это?
— Покушение постановочное. То есть, радикалы, которых она при помощи своей магии проведёт во дворец, будут действовать всерьёз, но она спасет Константина в последний момент. Неудачное покушение придаст великому князю вес. Это поможет преодолеть сложившееся о нём в свете мнение.
— Он перестанет быть кутилой в глазах высшего общества, а станет пострадавшим от рук радикалов, — понял Вадим, — возможно даже, он объявит им войну…
