В пассажах передвигалась стремительно и хаотично, несколько раз улизнула через ход для персонала.
Пыталась попасть в мужской клуб, переодевшись джентльменом.
Вышла из дома, прикинувшись прислугой, была обнаружена только к вечеру в каком-то дешёвом театре.
И прочая, и прочая.
Догадалась она, что ли, о слежке? Конечно, могла догадаться, когда узнала, что может заинтересовать убийцу. Другая бы после такой новости сидела дома тихо как мышь, а эта…
— Семён, ты успокойся, присядь, — Мите было откровенно жаль сотрудника. — Вишневскому вон помоги со списками. А я сам за этим стихийным бедствием пригляжу. Времени совсем немного осталось. Предлагали же уехать! Ни в какую. Упрямая как…
Самарин не нашёл подходящего приличного выражения.
Несмотря на то, что цветочная корона так и не была вручена, полиция оставалась начеку. Очередная роковая дата неминуемо приближалась, и работа шла по всем фронтам. Здесь и прежние улики, зацепки и экспертизы, старые и новые подозреваемые, списки знакомых, постояльцев гостиницы, членов комитета, художников, меценатов, искусствоведов… Дело разбухало на глазах, рук не хватало катастрофически.
А тут ещё и две некоронованные барышни. Ладно, одна, если исключить княжну Тамару, дай бог ей крепкого здоровья, как можно дальше отсюда. Но вторая… От неё одного морального ущерба, как от банды малолетних хулиганов. Даже Горбунов капитулировал. А у него опыта сколько по воспитанию необузданной молодёжи!
Митя, как он полагал, подготовился хорошо, наняв знакомого «лихача» и ожидая появления своенравной девушки возле дома Нечаевых. А вот и она — садится в автомобиль. Через мгновение красный «Мерседес», яростно ревя мотором и сигналя, умчался вперёд. За ним рванул сыщик. «Лихач» не подвёл. Знай наших — не только купеческая дочка умеет пренебрегать правилами.
Гонка продолжалась недолго. С визгом притормозив автомобиль возле Училища живописи, Полина Нечаева взлетела по ступенькам и забежала внутрь. Извозчик с сыщиком благоразумно остановился поодаль. Кажется, не заметила.
Но что она, чёрт возьми, тут забыла?
А через несколько минут Дмитрия ждал ещё один сюрприз.
У крыльца остановилась коляска, из которой вышла очень уж знакомая рыжеволосая девушка с папкой в руках. И тоже скрылась внутри здания.
Да они издеваются!
Самарин был настолько ошарашен, что даже не успел окликнуть «напарницу».
* * *
Соня в этот раз умудрилась не опоздать, но зашла в класс минута в минуту и сразу заметила призывно машущую рукой Полину: «Садись тут! Я тебе место придержала». Соня заняла последний пустой стул и огляделась.
В подобных студиях она часто бывала и знала, как организован процесс. В середине помещения постамент. В зависимости от темы занятия на нём может стоять и человек, и какая-нибудь ваза с фруктами, или вовсе гипсовая голова. Интересно, что будет сегодня?
Вокруг расставлены мольберты. Тут, пожалуй, человек десять-двенадцать собралось. И все мужского пола, не считая их с Полиной. А вот рисовальные принадлежности можно было не брать — какой-то растрёпанный студент уже разносит всё необходимое.
— Здравствуйте, уважаемые вольнослушатели! — возле постамента появился крепкий мужчина с русыми волосами и аккуратной «эспаньолкой», из карманов его зелёного жилета торчали наточенные карандаши. — Меня зовут Орест Максимович Ганеман, я преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Я помогу вам подготовиться к вступительным экзаменам в наше учебное заведение или же просто улучшить ваши навыки рисования, ежели вы ставите перед собой такую цель. В любом случае, надеюсь, наше обучение будет плодотворным и полезным.
Будущие студенты внимали молча и сосредоточенно. Полина грызла карандаш.
— Разумеется, у каждого из вас уже есть уровень базовой подготовки, — продолжал Ганеман. — Но мы всё же начнём с азов. Академический рисунок является одной из базовых составляющих художественного образования. На его основе вы должны понимать объём, пространство и законы гармонии, создавать целостные и законченные композиции на заданном формате. Основа профессиональной культуры любого художника — это рисование с натуры. Мне хочется познакомиться с вами поближе и оценить уровень ваших умений. Поэтому сегодня мы начнём с самого сложного и одновременно самого простого — фигуры человека. Зиночка, прошу вас.
Из боковой двери вышла невысокая хрупкая натурщица-шатенка — босиком, в одном лёгком халатике. Буквально на цыпочках она пробежала в центр, одним движением сбросила накидку и вспрыгнула на постамент. Закинула левую руку за голову, а правую ногу присогнула в колене.
— Можете приступать, — предложил Орест Максимович. — Смена позы через пятнадцать минут.
Ох. Соня почувствовала, как щёки предательски заливаются краской. Нет, разумеется, она знала и видела в мастерских и студиях, что художники рисуют обнажённую натуру, но чтобы вот так оказаться в центре событий, да ещё и в компании молодых мужчин…
Хорошо всё-таки, что тут подготовленная публика. Вон, все работают, увлечённо шуршат карандашами. Никто не косится и не хихикает. Соберись, Соня.
Она украдкой взглянула на новую подругу. Та сидела с прямой спиной, губы были плотно сжаты, а глаза сверкали нехорошим блеском. Ещё немного — и из них посыплются искры. Ой, что-то сейчас будет.
— Возмутительно! — вскочила Полина и с хрустом переломила карандаш. — Ты! — указала она на Зиночку. — Ты личность, а не вещь! Почему ты им потакаешь? Надо уважать себя, а не раздеваться по прихоти мужчин! Это дискриминация, я протестую!
Зиночка, к её профессиональной чести, не дрогнула ни одним мускулом и продолжала улыбаться, застыв в прежней позе.
— Мадмуазель Нечаева, если не ошибаюсь? — Ганеман возник возле возмущённой Полины и махнул рукой остальным ученикам. — Продолжайте работать, не отвлекайтесь.
— Вы шовинист! Вы её используете! — Полина чуть сбавила тон, но не градус негодования, и переключилась на учителя. — Женщина — не объект вожделения, не бездушный предмет! У нас тоже есть права!
— Полина, прежде всего, мы здесь художники, независимо от пола, — тембр у Ганемана был мягкий и успокаивающий. — А для художника любой объект рисования по сути есть предмет — будь то человек или горшок. Нам важны фактура, цвет, форма, игра света, объём, понимаете? Или вы предпочли бы натурщика-мужчину?
— Я не знаю, — смягчилась девушка, спокойный тон преподавателя её немного умиротворил. — Меня возмущает, когда с женщинами обращаются вот так — будто они куклы без характера и силы воли.
— Понимаю, у вас есть политические взгляды, я это уважаю. Но здесь принято политику оставлять за дверью и заниматься исключительно творчеством. Вы ведь пришли выразить себя в рисовании, так?
— Так. Но я не хочу рисовать обнажённую натуру. Мне претит это задание.
— Может быть, я смогу предложить вам особенное, персональное упражнение?
«А он молодец, — подумала Соня. — Сразу понял, что ей надо отличаться от всех».
— Какое? — заинтересовалась Полина.
— Скажите, что вы чувствуете, глядя на эту девушку на постаменте?
— Гнев. Ярость. Злость. Несправедливость.
— Нарисуйте это. Не рисуйте девушку. Нарисуйте свои эмоции, чувства. Как хотите, как видите. Сможете?
— Пожалуй, да, — Полина нахмурилась и прикусила губу.
— В выборе средств самовыражения я вас не ограничиваю. Творите. Анисим! Покажи барышне, где у нас краски, уголь, кисти и выдай, будь добр, ей фартук. Продолжаем работать. Смена позы через восемь минут!
Тот же растрёпанный бледный студент недовольно принёс Полине плотный фартук, и через минуту она вернулась на своё место, нагруженная тюбиками и кистями.
В аудитории вновь воцарилась тишина. Лишь шелестели карандаши и мягко ступали ботинки Ореста Максимовича, который неспешно переходил от мольберта к мольберту.
* * *
Соня прекрасно понимала, что её собственные художественные способности ниже среднего, так что особенно не старалась. И всё же по истечении часа Ганеман озвучил пару одобрительных эпитетов в адрес её рисунков. В принципе, для каждого ученика у него нашлось благожелательное слово или поощрительный кивок. Преподаватель неумолимо продвигался к самой непредсказуемой ученице.
