Вот один из демонов подскочил к реконструктору и вонзил штык ему в шею, потом выдернул и с торжествующим воплем поднял окровавленное лезвие высоко в воздух. Первые лучи восходящего солнца коснулись острия и рассыпались алыми отблесками.
Голова шла кругом. Потом Сэм вспомнил «Форд» и Сару Рафферти. Автомобиль был виден отсюда — горящая груда покореженного металла на берегу речки. Пламя перекинулось на заросли кипариса и, хотя то было всего лишь отражение, чудилось, будто горит даже река.
Но что стало с Сарой?
А с Дином?
Когда снаряд поднял машину в воздух, Сэм вывалился из кабины. Он вспомнил, как больно было падать в грязь, и как, прежде чем потерять сознание, он видел, что машина, вращаясь, пролетает над ним, словно ухмыляясь развороченным капотом, и снова рушится на землю. И еще лицо Сары — когда она задрала голову и поняла, что именно на нее падает… Потом — пустота.
Реконструкторы затащили Сэма в палатку и неаккуратно бросили среди других неподвижных, залитых кровью тел, распростертых на земле.
— Приятель, ты меня слышишь?
Сэм поднял голову:
— Ага.
— Ты как? Что-нибудь сломано?
— Вроде нет.
Сэм оглянулся. В палатке несло паленой шерстью и свежей кровью, к этим запахам прибивалась тошнотворно-сладковатая вонь горелой плоти. У человека, лежавшего справа, начисто сгорели волосы, голая голова была покрыта свежими рубцами и волдырями, от одного уха почти ничего не осталось. Он одновременно матерился и плакал, едва дышал и звал какую-то Меган.
— Эта штуковина ни черта не пашет, — южанин с отвращением отбросил телефон. — Парковку видно?
— Они ее перекрыли.
— Шериф должна быть где-то здесь, — проговорил янки. — Я видел ее машину. И копов.
— А что медики?
— Они…
Раздался выстрел, и в стене палатки открылась дыра размером с суповую тарелку. Сквозь нее Сэм заметил, как метрах в сорока поодаль солдаты возводят укрепления, отсекая лагерь от стоянки.
— Они баррикадируются, — проговорил конфедерат. — Кто вообще эти парни?
Янки даже не оглянулся.
— У них глаза сплошняком черные. И оружие ненастоящее. Как такое возможно?
— Долгая история, — Сэм хотел было все объяснить, но передумал. — Надо выбираться отсюда.
— Куда? Твари к парковке не выпустят. Мы окружены.
— Да неважно. Здесь оставаться нельзя, — приподнявшись, Сэм насчитал в палатке одиннадцать человек. — Кто еще остался на поле боя?
Конфедерат быстро и нервно дернул плечами — отрывистое паническое движение, как военнопленный на допросе, его кадык скакнул по горлу вверх-вниз, и тут Сэм понял, что видел этого человека раньше.
— Ты… — он попытался припомнить фамилию. — Эшкрофт, верно?
— Эшгроув.
— Из тридцать второго подразделения. Я с тобой недавно разговаривал, — Сэм снова выглянул в дыру. — Там еще кто живой остался?
— Немного, — отозвался Эшгроув. — Большинство смылись в город, пока была возможность. Остальные… — реконструктор осекся, и внезапно показалось, что он сейчас разрыдается. — Боже. Да что тут происходит?
— Надо доставить раненых в безопасное место, — сказал Сэм. — Сейчас же.
Он разыскал какой-то ботинок и, подозревая, что его непосредственный владелец едва ли где-то рядом, надел его вместо потерянного. Эшгроув помотал головой:
— Мы останемся здесь.
— В палатке?
— Это убежище. Может, если мы не будем высовываться, эти твари нас не заметят.
Сэм осмотрел палатку и заметил старомодные носилки — отрезы ткани, натянутые на деревянные шесты.
— Если уложим раненных по двое, сумеем унести их, пока есть шанс. Иначе… — младший Винчестер сглотнул и почувствовал кислое в горле и животе. — Иначе мы все умрем.
Парень в форме солдата Союза посмотрел ему в глаза. Он выглядел измотанным и перепуганным, но, как и Эшгроув, настроился выживать.
— Унести, говоришь? Эш прав: мы окружены. Куда нам идти?
Сэм открыл рот и понял, что отвечать нечего.
— Я знаю такое место.
Все оглянулись на вход. Там, вцепившись в брезент, стояла Сара Рафферти. Изможденная, с такими синяками под глазами, что казалось, будто она побывала в руках на редкость неумелого гробовщика, но живая и здоровая.
— Сара? — выговорил Сэм. — Ты…
— Жива.
— Сара? — переспросил Эшгроув. — Постой, Таннер… Ты что, девчонка?
Сара отмахнулась:
— Я знаю, куда мы можем пойти.
Иуда Искариот шагал по склону холма. Поначалу он хотел выехать на бледном коне, но потом подумал, что это чересчур вычурно даже для него. Просто появившись здесь, он уже испытывал судьбу и не был тому рад: время и опыт сделали его осмотрительным. Поколебавшись, Иуда надел генеральский мундир, прицепил к поясу саблю и, выйдя из дубовой рощицы, начал обходить поле боя по южной кромке, чтобы как следует разглядеть происходящее внизу. Не то чтобы он собирался что-то изменить — такие вещи легче предоставить другим — но просто хотелось полюбоваться никогда не надоедающим спектаклем человеческого страдания.
Это как казни и порнография — всегда в моде.
Он прибыл незадолго до рассвета, издалека слыша гром пушек и ликующие крики демонов. Но настроение особо не улучшилось. Новости о том, что стряслось с его Сборщиком в подвале церкви пятидесятников, дошли до него и заставили помрачнеть, погрузиться в те беспокойство и хандру, которые периодически накатывали на него за последние две тысячи лет. Он всегда легче других из Двенадцати поддавался переменам настроения и, став демоном, не изменился. А потом еще и петлю потерял. Были, конечно, и другие петли — пять-шесть разбросанных по всему миру, от Бангкока до Бербанка[85], в руках частных коллекционеров и оккультистов, которые понятия не имели, какое сокровище им привалило. И будет больше, когда человечество в своих неустанных поисках разгадает секрет седьмого шлага и начнет вить собственную судьбу, как покорные овечки.
Но пока одной стало меньше. А потерять в одну ночь и петлю, и Сборщика… И кому! Низшему демону! Иуда очень расстроился. По крайней мере, битва, которую развязал этот глупец…
— Иуда?
Он резко остановился, поразившись своему имени, произнесенному вслух. Оглянувшись, Иуда увидел стоящего в отдалении мужчину, одетого в помятый костюм и плащ. Узнал его и улыбнулся.
— Кастиэль, — проговорил он, искренне обрадовавшись. — Как поживаешь, друг мой?
— Я повсюду искал тебя.
Иуда снова взглянул на поле:
— Всегда приятно посмотреть, как муравьи копошатся в своем муравейнике, — когда Кастиэль не ответил, Иуда взглянул на него, слегка нахмурившись. — Я надеюсь, ты не ставишь мне в вину происходящее там.
