Внезапно Гифу остановился, как вкопанный. Фергюсон тут же юлой развернулся на месте, чуть присел и выставил перед собой огромный клинок, затравленно озираясь.
– Что случилось? – рявкнул кельт. – Ты что-то почуял?
– Не я, – шаман обернулся и внимательно посмотрел на Карна. – Он. Он что-то почувствовал.
– Нам нужно… – парень тяжело сглотнул. Хотя истинное зрение пропало, странное чувство не покинуло его – он будто до сих пор видел что-то, что происходило в этот самый момент недалеко от них, в глубинах клубящегося тумана. Это как долго смотреть на затейливый рисунок, а потом резко перевести взгляд на однотонную поверхность – рисунок, отпечатавшись на сетчатки, еще на некоторое время остается перед глазами.
– Нам нужно… – повторил он. – Нам нужно туда!
И он зашагал в туман.
– Идем за ним! – крикнул Гифу и побежал за парнем, который уже скрывался под сенью болотной вуали. Поравнявшись со спотыкающимся Карном, он взял его руку и положил на свое плечо, как обычно делал Мидас. Фригийский царь, увидев это, скривился, но поспешил отогнать внезапный укол дружеской ревности.
Картинка перед глазами Карна стремительно таяла и спустя несколько секунд он уже забыл ее – так сразу после пробуждения порой улетучиваются даже самые яркие сны. Но что-то продолжало гнать его вперед. Он был уверен, что кто-то в опасности, кто-то вот-вот погибнет в этом проклятом месте – в одиночестве, в дали от дома.
И еще ютилось в нем смутное ощущение дежавю, Карн подозревал, что именно оно всему виной. На самом деле, стоило просто пройти мимо, ведь они с Мидасом уже решили, что эта безумная война и этот сумасшедший мир – все это не имеет к ним ни малейшего отношения. Они здесь транзитом, дойдут до Пика Грез и навсегда исчезнут для Хельхейма – либо погибнут, либо все же пройдут к Черному Солнцу и получат все ответы.
Ведь это всего лишь еще одна жертва Болота Проклятых, сколько их было и сколько будет? Какой-то заплутавший минотавр или тритон, одиночка или член какой-нибудь группировки вроде Железных Воинов или Сынов Тартара, какая разница? И все же Карн чувствовал, что разница есть. Именно для него.
Неожиданно туман расступился и они оказались на просторной поляне, посреди которой мутным глазом с грязно-желтым бельмом блеснуло болотное озерцо. В этом озерце кто-то находился, какое-то крупное существо, явно не человекоподобное. У него было звериное тело с четырьмя мощными конечностями, длинный хвост и огромные крылья, остальное невозможно было разобрать – существо вывалялось в грязи так плотно, что даже детали морды (или лица?) сливались в одно нечленораздельное месиво.
Со всех сторон озерцо обступили аморфные черные пята, напоминавшие скорее рваные раны в ткани реальности, чем живые разумные существа. Точно такое же пятно они видели на входе в болота. Тогда Гифу лишь махнул энергетическому сгустку рукой и тот покинул их, но здесь, судя по расширившимся глазам шамана, едва ли все пройдет также гладко.
Их было не меньше пяти десятков – они обступили неведомое существо так плотно, что сливались воедино, образуя жуткий противоестественный эгрегор. Сомнений не было – они собирались напасть на измученное создание, увязшее в трясине и уже готовое сдаться. Оно надсадно хрипело и мотало могучей головой, тщетно стремясь избавиться от намертво прилипшей к нему грязи.
В тот же миг к Карну вернулась его сила. Он сфокусировал ее в мыслеобраз копья из пластичного света и метнул это копье в ближайшее черное пятно. О, теперь он отлично их видел! Это были не просто энергетические образования. Это были эйдолоны агонии, сущности, каким-то непостижимым образом утерявшие свои тела и души, и навсегда оставшиеся в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Именно поэтому они не перерождались и поэтому слепое злобное безумие стало смыслом их существования.
Эйдолон, в которого врезалось копье света, беззвучно взвыл и распался на отдельные психоны, перестав существовать. Карн сформировал перед собой еще одно копье и метнул его вслед за первым. Он не отдавал себе отчета, не осознавал, что его сил едва хватит на еще одну атаку.
Но он был не один.
Гифу выкрикнул слова боевого заклятья и упал на колено, вонзив длинные пальцы в мягкую отвратительно-податливую болотную почву. Когда он вскинул голову, его карие глаза превратились в бездонные провалы вечного мрака. Шаман широко – гораздо шире, чем позволяла нормальная человеческая анатомия – раскрыл рот и из него вырвался конус черной энергии, вмиг окутавший сразу десяток эйдолонов. Карну некогда было следить за действиями боевых братьев, но если бы он взглянул на шамана в тот миг, то увидел бы, что Гифу исторг из себя воистину древний ужас! То были разумные частички смерти, осколки обратной стороны всего сущего, которых никогда не касался свет жизни. Шаман немало отдал, чтобы научиться этому жуткому трюку, изучая древние манускрипты в развалинах подземных городов Гесем.
Фергюсон и Мидас тоже не стояли без дела. Фригийский царь выхватил меч и уже хотел броситься на жутких созданий, но кельт остановил его, схватив за плечо.
– Клинок в землю! – зарычал он и подал пример, с размаху вогнав клеймор в растекающуюся под ногами почву. Древний бог, который за этот недолгий поход проникся к кельту заслуженным уважением, не стал спорить и воткнул меч Стража рассвета рядом.
Фергюсон вскинул голову к небу и ухватил оба клинка за рукоятки. Он прокричал в сумеречную высь несколько грубых слов, которые Мидас не смог перевести, хотя смутно понимал, что это какой-то гэльский диалект.
Где-то в вышине раскатился гром, руки кельта, сжимавшие рукоятки мечей, наполнились режущим глаза голубым свечением. Свечение сместилось вниз через перекрестья и растеклось по клинкам, раз за разом вспыхивая коронными разрядами.
Кельт вырвал мечи из земли вместе с комьями грязи, которые черным фонтаном разлетелись в стороны. Он бросил один клинок Мидасу и с ревом «Ан иннес!» кинулся в бой. Фригийский царь подхватил оружие на лету и устремился за Фергюсоном, отлично понимая, что его тело, изъеденное проклятой хворью, вряд ли способно выдать хотя бы десятую часть своих реальных возможностей. Но мог ли он остаться в стороне, устыдившись битвы?
Схватка получилась короткой и жестокой. Эйдолоны, в первые же секунды потеряв дюжину своих, быстро оправились и, оставив в покое увязшее в трясине создание, переключились на незваных гостей. Их эгрегор сразу распался, они не умели или не хотели объединяться, хотя это могло усилить их. Призрачные пятна бросались на врагов поодиночке, они бились каждый за себя, что предрешило исход боя.
Карн успел метнуть еще одно копье света, сразив налетевшего на него эйдолона, а потом силы окончательно покинули его и парень завалился на землю, как подрубленное дерево. Мидас, видевший это, устремился к другу, поражая одного противника за другим. Это была одна из самых странных схваток, в которых доводилось участвовать фригийскому царю! Он лишь атаковал, так как в бою с эйдолонами в привычной фехтовальной защите не было смысла.
Один раз черная тень, точно саванный хищник, подобрался к нему сзади и облепила со спины, вмиг лишив возможности двигаться. Мидас ощутил мертвенный холод, разливающийся по телу, и даже успел испугаться, когда гранит его воли изошел трещинами под давлением грубой энергии, чуждой самому понятию жизни. Но затем холод исчез и древний бог освободился от злой силы, сковавшей его тело. Он обернулся на хмуро ухмыльнувшегося Фергюсона и они ринулись в сердце схватки плечом к плечу.
Зачарованные клинки обращали эйдолонов в энергетический пепел и Мидас хорошо понимал, что если бы не заклятие кельта, которое тот наложил на их оружие, все могло обернуться иначе (он пообещал себе после боя обязательно поинтересоваться у Фергюсона, что это за чары). К счастью, черные амебы обладали посредственной реакцией, так что даже неуклюжие медлительные удары фригийского царя раз за разом достигали своей цели.
Гифу успел еще дважды применить свое жуткое заклинание, пока не обнаружил, что врагов больше нет. Обладай эйдолоны хотя бы зачатками разума, они просто сбежали бы, потеряв больше половины своих. А затем, перегруппировавшись во чреве болотного тумана, созвали бы еще с полсотни товарищей и обрушились бы на странников со всех сторон. Вот это стало бы проблемой, а так…
