Наручник открылся, и Коля легко вытащил запястье.
— Давай, быстренько, за руль…
— А ключи?!
— Да вон же они!
Менты стояли перед самым бампером, водила и вовсе опирался спиной на дверцу. Они ждали, когда приедут спасатели. Сержант тянул пиво. А на панели действительно валялись ключи с синеньким брелочком. Колю била дрожь. Он не хотел этого делать.
— Стоп, — торопливо пробормотал один из задержанных.
Коля быстро засунул руку в «браслет». Водила открыл дверцу и взял с сиденья какую-то бумагу. На пассажиров даже не посмотрел.
Сзади подъехала «девятка» и припарковалась рядом.
У Кольки глаза вылезли на лоб. Он только и смог пробормотать:
— Блин!!!
Потому что из «девятки» вышел Тоник!
Было чему удивиться. В последний раз он видел Антона на Московском вокзале, и тогда он был примерно тем же, что и сам Колян и его друзья, а теперь… Но он уже тогда мастерски обращался с призраками, Колян никогда не забудет его фразочки «приятного аппетита»… страшный человек этот Антон.
Не зря Алена его сегодня поминала. Он-то и вытащит с чердака ее труп. Или (Кольке даже стало холодно) приведет ее сейчас сюда, страшную, холодную, равнодушную.
Тоник и второй спасатель переговорили с ментами и направились в парадную. Может, стоило его позвать, попросить о помощи? А что бы он сделал, и зачем? Антон если и помнит Кольку, то лишь как одного из «волчат» Мишани…
Спасатели ушли в сопровождении двоих ментов. Колян снова выглянул в окно. Водила стоит к нему спиной, курит — вот он, шанс! Сзади тоже заметили благоприятную ситуацию:
— Пошел! Потихонечку…
Очень осторожно, чтобы не качнуть машину, Коля стал пробираться между сиденьями вперед. Перелез, плавно опустился на водительское место — водила по-прежнему стоял перед бампером, не оглядывался. Что же Коляну, прямо на человека придется ехать?! Он попробовал педали, рычаг скоростей, вцепился двумя руками в руль. Вставил ключ — и повернул его!
Хорошо, что двигатель завелся с одного раза. Коля сразу нажал на педаль, двигатель взвыл, а водила, встрепенувшись, неуклюже отпрыгнул в сторону. Машина резко дернулась, тронулась с места, сделав скачок. Потом остановилась и почти заглохла.
— Жми на газ, козлина, жми, так, сцепление отпускай медленно! — орали сообщники.
— Стой! Держи!!! — Ошеломленный водила не сразу понял, что происходит, и потерял драгоценные доли секунды. Коля стиснул зубы, сосредоточился, снова вдавил педаль. Машина совершила следующий скачок, а водилу, уже повисшего на двери, отшвырнуло назад. До Коли дошло, что даже если ему очень страшно, педальку отпускать не следует… Уазик, бешено рыча двигателем, на первой передаче рванул по темной улице. Переключиться на вторую Коля боялся — вдруг не получится? Сзади возбужденно орали, на три голоса что-то ему советовали, а он впился пальцами в руль и ничего не слышал.
Какое-то время мент пытался гнаться за своей машиной. Она ехала, как пьяная, цепляя за бордюры и будя перепуганных обывателей жутким ревом. Коля, от страха совсем переставший соображать, знай себе давил тапкой в пол. Он бы с удовольствием включил фары, но не знал, как это делается. Зато водила вскоре потерял его из виду. На поворотах он собирал все газоны, даже разок чиркнул боком по фонарю — но продолжал удаляться! Где-то далеко позади ударил выстрел, и Коля все-таки рискнул переключиться на вторую передачу. Как бы поскорее избавиться от этой опасной машины и непрошеных подельников заодно?!
Он свернул в узкий переулок. Излишне резко ударил по тормозу, машина, клюнув носом, встала и заглохла. Выбраться отсюда, и — в яхт-клуб! Скажет Нике, где ее Тоник, авось она не станет прогонять Кольку в безвыходном положении…
— Открой нас, немедленно! — кричали ему из «клетки».
Колян обернулся:
— Только так договоримся: я вас открываю — и разбегаемся. Мне эта машина ни к чему…
— Давай, шевелись, придурок, — старший нервно вцепился в решетку. — А ты что, считал, будто мы тебя с собой пригласим?! Не слишком ли?
Коля уже вышел, но вдруг услышал вдали милицейскую сирену. Замер. В клетке уже не кричали, а истерически подвывали, раскачивая уазик:
— Откро-о-ой!!!
«Расстрельная статья», — вспомнил Колян. Подельники вызывали в нем неподдельный ужас. Если они выйдут — запросто убьют его, как ненужного свидетеля. И потом: их, проходящих по особо тяжким статьям, будет искать вся страна. И его заодно, как пособника побега настоящих преступников. А так — кому он нужен? Ничего же не сделал — ну попался не вовремя под руку разъяренному Мишаниному папаше… ну сбежал… Так машина — вот она, целая и невредимая, с задержанными!
Коля забежал в узкий проход между домами и уже оттуда смотрел, как в переулок, посередине которого косо застыл брошенный уазик, въехала патрульная машина. Остановилась рядом, хлопнули дверцы, кто-то громко лязгнул затвором, кто-то матом заткнул задержанных… Он отвернулся и побежал, надо было побыстрее покинуть опасное место.
На чердаке царила полная темнота. Здесь, у люка, сидеть нельзя. Алена неохотно поднялась на ноги и пошла на ощупь — в сторону от щелей, из которых еле-еле просачивался уличный свет. Вскоре она перестала слышать голоса из парадной: то ли отошла слишком далеко, то ли люди ушли. Тишина давила на нее, шум крови в ушах мешал прислушиваться. Сквозь темноту справа и слева смутно белели массивные балки, поддерживающие крышу. Эти балки напугали девушку, и она кралась между ними, все время ожидая какого-нибудь кошмара. Колени дрожали, сердце колотилось где-то в висках. Невероятно хотелось, чтобы все это поскорее кончилось!
Иногда она натыкалась на невидимые препятствия. Стараясь не шуметь, пробиралась вдоль стен, несколько раз нечаянно заходила в изолированные комнаты — а потом долго не могла нащупать выход. Тогда она понимала: темнота на чердаке — не абсолютная, там видно хоть что-то, а вот в комнатах гораздо, намного жутче!
Чердак казался бесконечным — Алена подумала, что он, наверное, тянется над всем этим длинным домом. И ни одного выхода. Тихо… темно… Страх перед теми, кто ее сюда загнал, отошел на задний план, уступив место первобытному ужасу одиночества и неизвестности. Алене очень хотелось найти какой-нибудь люк, ведущий сюда из другого подъезда, попытаться вернуться к людям — хотя она понимала, что внизу ее наверняка ждут. Но сейчас было страшнее оставаться здесь одной. Хуже того, она заблудилась и не представляла, где находится и куда идет.
Как будто что-то скрипнуло слева. Алена вздрогнула и присела. Она ничего не видит — значит, и ее не видят — если это не какое-нибудь потустороннее существо. Здесь мог кто-то жить. Здесь, наконец, наверняка могут встречаться призраки… Она прислушалась — может, показалось? Слышно только, как у нее колотится сердце. Дрожащей рукой девушка достала зажигалку, выпрямилась, чиркнула ею, высекая пламя…
Ничего. Кругом валяется строительный мусор, полусгнившие тряпки, сухой птичий помет. Алену осенило — это, наверное, птицы устраиваются на ночлег. Птицы живут на чердаках… И вдруг спохватилась — ведь ее хорошо видно с этой зажигалкой. Торопливо убрала огонек. Как будто бы стало еще тише и темнее…
Куда она идет? Зачем это бесцельное блуждание? Рано или поздно сюда кто-нибудь поднимется и найдет ее…
Неожиданно впереди стало светлее. Там, между белыми колоннами, чердак кончался и широкий проем без двери вел на крышу! Отсюда было видно лишь темно-синее ночное небо, затянутое плотными тучами. Алена бросилась бегом — уж очень неуютно было ей в темноте. Глаза, привыкшие к мраку, различали каждую мелочь под ногами, и ночь снаружи казалась девушке светлой и доброй.
Едва она вышла из двери, на нее накинулся плотный ветер. Он налетал долгими порывами, влажный, теплый, несущий непогоду. Алена с удовольствием вдыхала ветер и думала, что делать дальше. Потом неторопливо пошла по широкой крыше, как по улице.
У нее был странный знакомый, любивший гулять по крышам. Он говорил, что, переходя с одной крыши на другую, можно идти и идти — довольно далеко. Как сейчас она его понимала! Пространство и свобода кружили голову, а на западе лежало море, почти невидимое в темноте, но ощутимое, огромное! На нем было много огней: ритмично мигали знаки судовой обстановки, двигались невидимые суда, стояло зарево над далеким Кронштадтом. Алена пошла на запад — чтобы все время видеть море. Внизу шумел ночной город, оранжевые огоньки виделись, как с садящегося самолета, но они сейчас были невообразимо далеки! Здесь, на крыше, словно своя жизнь. Такая, что Алена все позабыла…
…Пока не увидела человека, сидящего на самом краю.
Он ссутулился, опустил голову и, казалось, размышлял: спрыгнуть или еще рано. Алена встала как вкопанная. Может, уйти? Не мешать самоубийце? Вдруг он испугается и… спрыгнет прямо при ней?!
Она хотела тихо отступить, скрыться, но тут человек поднял голову. Его лица в темноте было не разглядеть, но Алене он показался безмерно печальным. Такая безнадежность во всем его облике! Девушка сделала движение навстречу:
