АЛЬБУС: Так мы же вроде терпеть не могли квиддич?
СКОРПИУС: Ну, со временем люди меняются. Кроме того, я уже немножко тренировался. Думаю, со временем получится и в команду попасть. Так что, идём?
АЛЬБУС: Не могу. Мы с отцом договорились куда–то сходить.
СКОРПИУС: То есть он иногда даже проводит время вне Министерства?
АЛЬБУС: Он хочет прогуляться со мной и что–то показать. Чем–то со мной поделиться.
СКОРПИУС: Прогуляться?
АЛЬБУС: Наверняка что–нибудь жутко памятное или такое же тошнотворное. Тем не менее, пойти, думаю, придётся.
СКОРПИУС внезапно обнимает АЛЬБУСА.
И что это было? Мы же вроде решили не обниматься.
СКОРПИУС: Ну, я не был уверен. Мне вдруг подумалось, что иногда в этом, может, и есть смысл. По крайней мере, для нас, апгрейднутых…
АЛЬБУС: Лучше спроси Розу, что она думает про обнимашки.
СКОРПИУС: Ха! Точно. Обязательно поинтересуюсь.
Ребята отстраняются друг от друга и широко улыбаются.
АЛЬБУС: За обедом увидимся.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ
КРАСИВЫЙ ХОЛМ
Чудесный летний день. ГАРРИ и АЛЬБУС поднимаются по склону холма. Они взбираются молча, подставляя лица под тёплые солнечные лучи и наслаждаясь этим.
ГАРРИ: Ну что, ты готов?
АЛЬБУС: К чему?
ГАРРИ: Так ведь экзамены, четвёртый курс. А потом перейдёшь на пятый курс, и это будет очень важный год. Я на пятом курсе…
Глядит на АЛЬБУСА, ухмыляется и поспешно меняет тон:
…много чего делал. Много хорошего. Много плохого. Насчёт многого до сих пор не уверен…
АЛЬБУС: Приятно слышать.
ГАРРИ улыбается.
Знаешь, я тогда следил за ними — за твоими мамой и папой… Совсем немножко следил. Им… вам было весело вместе. Твой отец развлекал тебя дымными кольцами, а ты всё время смеялся просто взахлёб.
ГАРРИ: Правда?
АЛЬБУС: Думаю, они бы тебе понравились. А ещё я думаю, что Лили, Джеймсу и мне они бы тоже понравились.
ГАРРИ кивает. Настаёт тишина. Оба чувствуют себя немного неловко из–за того, что они пытаются достучаться друг до друга, но ни у одного не получается.
ГАРРИ: Знаешь, я думал, что разорвал с ним связь — с Волан–де–Мортом то есть; а потом мой шрам снова начал болеть, я опять начал видеть сны о нём и даже смог заговорить на Змеином языке. Я начал ощущать себя так, словно ничего во мне не поменялось, и уже подумывал, что он никогда меня не отпустит…
АЛЬБУС: Отпустил?
ГАРРИ: Та часть меня, которая принадлежала Волан–де–Морту, уже много лет не подавала признаки жизни, но этого оказалось недостаточно, чтобы полностью избавиться от него: мне нужно было разорвать ещё и психическую связь. И для сорокалетнего мужчины это было большим откровением.
Смотрит на АЛЬБУСА.
То, что я тебе тогда сказал, — непростительно, я не имею право просить тебя о прощении… Но я могу надеяться, что со временем это забудется. Альбус, я постараюсь сделать всё, чтобы из меня вышел лучший отец, чем прежде. Я постараюсь быть честным с тобой — и обязательно буду!
АЛЬБУС: Па, тебе не нужно…
ГАРРИ: Ты сказал, что даже представить не можешь, чтобы я чего–нибудь боялся, но на самом деле я страшусь всего подряд. Я ведь темноты боюсь, представляешь?
АЛЬБУС: Гарри Поттер боится темноты?!
ГАРРИ: Не люблю тесных помещений, а ещё — я этого никому никогда не говорил, но я терпеть не могу… (колеблется, прежде чем выговорить) голубей.
АЛЬБУС: Ты не любишь голубей?!
ГАРРИ (кривится): Мерзкие паршивые грязнули. У меня от них мурашки по телу.
АЛЬБУС: Но ведь голуби — совершенно безобидные создания!
ГАРРИ: Да знаю, знаю. Но страшнее всего для меня, Альбус Северус Поттер, быть твоим отцом. Это всё равно что пытаться разобраться в электропроводке без схемы. Большинство людей может за образец взять своего отца, а потом уже решать, быть или не быть на него похожим. У меня такой возможности не было — ну или почти не было. Так что я пока учусь быть твоим отцом, понимаешь? И я всеми силами стараюсь быть для тебя хорошим отцом.
АЛЬБУС: А я стараюсь быть — и обязательно буду! — хорошим сыном. Лучшим, чем сейчас. Пап, я знаю, что я — не Джеймс, я никогда не буду таким, как вы оба…
ГАРРИ: Джеймс совсем не такой, как я.
АЛЬБУС: Разве?
ГАРРИ: Джеймсу всё даётся легко. А мне в детстве приходилось стены лбом прошибать.
АЛЬБУС: Как и мне. То есть, ты хочешь сказать, что я… такой, как ты?
ГАРРИ улыбается АЛЬБУСУ.
ГАРРИ: На самом деле ты больше похож на маму — смелую, неудержимую, весёлую; именно это я в ней люблю и именно это делает тебя потрясающим сыном.
АЛЬБУС: Я чуть было не уничтожил весь мир.
ГАРРИ: Альбус, Делфи всё равно никуда бы не делась — ты уже вывел её на чистую воду. И ты придумал, как нам её победить. Ты можешь этого и не осознавать, но именно ты нас спас.
АЛЬБУС: Но ведь я мог действовать и поумнее!
ГАРРИ: Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я говорил себе то же самое…
АЛЬБУС (с замиранием сердца: он прекрасно понимает, что его отец так не поступил бы): Но ведь потом, когда её схватили, я хотел её убить!
ГАРРИ: Ты видел, как она расправилась с Крэйгом, Альбус, тебя переполняла злость, так что это нормально. И вообще, ты бы этого никогда не сделал.
АЛЬБУС: Откуда ты знаешь? Может, именно этого хотел мой внутренний слизеринец? Может, именно это во мне рассмотрела Сортировочная Шляпа?
ГАРРИ: Альбус, я не знаю, что творится в твоей голове… вообще–то я и не должен этого знать, у нас возраст слишком разный, но зато я понимаю, что творится в твоём сердце. Долгое время не понимал, но благодаря этой… кгхм… авантюре я наконец узнал тебя как человека. Слизерин, Гриффиндор — это всё навешанные ярлыки; главное то, что я знаю — знаю! — что сердце у тебя доброе. Нравится это тебе или нет — ты сейчас учишься быть волшебником.
АЛЬБУС: Ой, да я вообще не собираюсь быть волшебником. Лучше займусь гонками голубей. Меня с них просто прёт.
ГАРРИ улыбается.
ГАРРИ: Имена, которые ты носишь, не должны тебя напрягать. У Альбуса Дамблдора, знаешь ли, тоже были свои скелеты в шкафу, как и у Северуса Снегга — ну, о нём ты всё знаешь…
АЛЬБУС: Они были хорошими людьми.
ГАРРИ: Они были великими людьми, и недостатки у них были такого же размера, но знаешь что — эти недостатки, пожалуй, делали их ещё более великими.
АЛЬБУС оглядывается вокруг.
АЛЬБУС: Па, а зачем мы сюда пришли?
