— Завулон.
— Что?
— Завулон, не темни.
Темный хихикнул.
— Северный схрон уничтожен. Взорван.
— Кем?!
— Инквизицией, — пожал плечами Завулон и пояснил: — Это был жест отчаяния. Они учинили неплановую проверку… Все артефакты оказались даже не разряжены — просто лишены свойств.
Шефа словно придавило к земле.
— Ты хотел что-нибудь взять на память? — осведомился Темный.
* * *
У проповедника не было ауры.
Человека или животного, колдуна или божества… ни обжигающе-белой, как у тех, кто отворил себя благости, ни переливчато-яркой, как у тех, кто еще не отыскал себя в призрачном мире, ни истаивающей, прозрачной, как — Чакрадэви довелось видеть однажды — у тех, кто был сражен и готовился навеки уйти в тени…
Никакой.
Изумленная до крайности Чакрадэви приблизилась, мимоходом наложив на слушателей заклятие безразличия.
Вероучитель замолк. Потом обернулся — и посмотрел ей в глаза.
Могучая ведьма Чакрадэви замерла, приоткрыв рот, как деревенская дурочка. У нее стеснило в груди; взгляд, ласкавший ее лицо, был столь цепок и столь мягок, что она не находила сил оторваться. Внутри чей-то глохнущий голос кричал, что надо бежать, надо немедленно проваливаться в тени на второй и третий слой, сейчас же… но она стояла и смотрела.
— Скажи мне, достойная женщина, — улыбчиво проговорил подвижник, не отпуская ее глаз, — разве не велят тебе приличия не стоять в сторонке, а подойти и ответить на наше приветствие?
Чакрадэви отшатнулась.
— Ты боишься? — Он встал и шагнул к ней, протягивая руку. — Иди сюда!
Не повиноваться было невозможно.
Слушатели изумленно переглядывались, не смея нарушить тишину. Ее заклятие унеслось вдаль, как дикая птица, выпущенная из клетки, не коснувшись их. Чакрадэви испуганно поправляла сари, не зная, куда спрятать взгляд. Наконец, не найдя лучшего, она припала к ногам необъяснимого существа тем движением, каким женщины ариев умоляли о заступничестве; затылком она почувствовала, как он склоняется над ней, загораживая солнце.
И ее изумление рассеялось, уступив место восторгу.
— Махешвара… — прошептала она. — Я вижу тебя…
* * *
— Антон, — Гесер был грустен, — пойми меня правильно. Я действительно не знаю, что собой представляет Невидимка. Я всего лишь имею догадку по этому поводу.
Шеф был грустен. Я был сконфужен. Мне попросту было очень стыдно. По уровню силы я теперь стоял вровень с ним, влезть ко мне в голову он не мог, но опыта — в том числе и обыкновенного житейского опыта — у него имелось не в пример больше; он чувствовал, в чем я его подозревал.
Заполярная комиссия доложила о полном отсутствии результата и была спешно отозвана. Аналитики копались в списках пассажиров и прочей отчетной документации, слабо представляя, что они, собственно, должны найти. Боевики оккупировали курилку, сойдясь во мнении, что скоро будет схватка, из которой не все вернутся.
Гесер возлежал на широком диване в дальнем, наполовину отгороженном шкафами углу кабинета. Рядом стоял его любимый кальян. Не хватало только тюбетейки и халата — шеф то ли не стал размениваться на мелочи вроде трансформации одежды, то ли просто забыл. Зарукавье Джамшида, собранный из пластин тяжелый браслет вроде боевой наручи, мерцал на правой руке Пресветлого поверх пиджачного рукава; удивительное «археологическое» золото покрывали письмена забытого алфавита. Я попытался понять, для чего служит слишком большой и слишком древний амулет, но не разобрался вприкидку, а спрашивать постеснялся.
Во всяком случае, о Зеркале этого самого Джамшида я был наслышан.
— В Ламрим Ченмо есть история, — устало проговорил Гесер, взирая в потолок. — Цивилизованный человек сочтет ее сказкой, а того, кто в нее поверит, — дикарем. История о том, как в Стране снежных вершин колдун подчинял себе людей, пользуясь своими магическими умениями, но один юноша оказался ему неподвластен, поскольку воззвал… ну, упрощу, хотя дело обстояло немного не так… воззвал к Будде.
— У каждой религии множество подобных легенд, — я поморщился, — крест, который спасает от вампиров…
— Антон, — тяжело сказал Гесер, — ты мне собрался читать лекции?
Я притих.
— Легенда эта лжет, только не так, как ты думаешь, — сказал шеф, пыхнув кальяном. — Этот колдун был вполне реальный Иной, Темный, по имени Бадмай. Я его знал лично. Тогда еще не было никакого Договора, потому он и развлекался таким образом. Я уже вышел вне категорий, но не решался с ним связываться, потому что в Тибете Темных всегда было больше, чем Светлых, и держались они сплоченней. Но когда он взялся издеваться над мальчишкой, я велел себе вмешаться… вошел в Сумрак…
Он прикрыл глаза.
— Бадмай был маг, по теперешним понятиям, первого уровня, и он погиб. Меня чудом спасли. Но я уверен, что дело было не в этом бритом пареньке, который ни к каким великим силам не обращался, а просто звал на помощь…
— А в чем?
— Не знаю, Антон… Не знаю. — Гесер уронил руку с тростью кальяна. — Рядом стояли и другие люди, монахи… Не знаю. Я сейчас пытаюсь вспомнить, что почувствовал, прежде чем потерял сознание. Если это не галлюцинации и если я ничего не забыл, то мне казалось, что Сумрак исчезает. Как будто в пыльный угол посветили лампой…
Он оборвал себя и некоторое время молчал.
— Знаешь, что за вещи я тебе показывал? — Шеф неопределенно мотнул подбородком. — Некогда это были сильнейшие амулеты. Бляху я заряжал сам, и она в тот момент была при мне.
— Борис Игнатьевич, — обреченно спросил я, — а что та группа Дневного Дозора… Они тоже были в Сумраке?
— Нет.
Я застыл.
— Они не входили в Сумрак, — уронил шеф, — они сквозь него посмотрели. Слабенькие были ребята… — с неприкрытой жалостью пробормотал он. — Им хватило…
Жутко было видеть Пресветлого настолько подавленным.
— Борис Игнатьевич, — предположил я, — а если кого-то из них… ревоплотить? И спросить, на кого они посмотрели?
— А это идея… — задумчиво протянул Гесер. — Надо связаться с Завулоном, пускай ревоплощает… мы за него его работу делать не будем.
В руке шефа образовался мобильник — и сразу же взвыл всей своей синтезированной полифонией начало Токкаты ре минор. Меня охватило нехорошее предчувствие: я вспомнил, как средство связи тем же манером несколько дней назад осчастливило главу Дневного Дозора.
— Что?! — выговорил Гесер в трубку так, что меня приморозило к стулу. — Да! Немедленно выезжаю!
* * *
Даже сиди у Семена на хвосте десяток Невидимок разом, он бы так не гнал. Натужно просвистав шинами по асфальту, машина остановилась аккурат напротив дверей; все-таки сто или сколько там лет за рулем — не шутка.
