Учитель умирал, и я не мог что-либо с этим сделать.
***
От лица Мии Кавасаки-сенсея
Раздумывая о превратностях судьбы, Кавасаки Мия судорожно сжимала рану и чувствовала, как утекает её жизнь.
Она также раздумывала о вещах, которые она не сделала, но с раздражением поняла, что она не так уж и многого просила от жизни. Ей нравилась своя работа, не смотря на нагрузку, нравилось общаться с учениками, как и шутить над ними.
Именно поэтому она каждый раз старалась преподнести им сюрприз, что-то новое, интересное.
Не смотря на малый, по сравнению с другими, стаж в пять лет, Мие было приятно принимать благодарность своих бывших учеников, которым удалось вырваться в жизнь.
Размышление Кавасаки прервал близкий звук, и она сфокусировала взгляд.
Мия смотрела на одного из своих учеников и не могла сдержать кривую улыбку.
Хотя парень перед ней может выглядеть спокойным и собранным, даже леча её, но это не так. За маску, которую носят люди не принято заглядывать. Маска же улыбчивого, но немного язвительного парня сидела плотно, что можно было поверить в ублюдочное спокойствие парня.
Только это не так. Мия Кавасаки видела его глаза. Выразительный взгляд его глаз дрожал, метался, был в панике и выражал беспомощность.
Мия знала, что ей осталось не так уж и долго. Она пошла на это добровольно, хотя как такового выбора не было. Или умереть от рук твари, которую человеком язык назвать не поворачивается, или, используя всё что есть, чтобы убить его.
Девушка была довольна собой, когда видела, что посланный ею кошмар заставляет тварь рвать себе горло и страдать.
Кавасаки задавалась вопросом, что бы произошло, останься сегодня заместитель директора на месте или не пропади из округи проклятая энергия.
В первом варианте никто бы на школу не нападал, обоснованно остерегаясь заместителя директора. Во втором же ничего кардинально не поменялось бы.
Защита школы бы не смогла сдержать такую тварь, как и сама Мия, даже вновь жертвуя собой. Это сейчас тварь была слаба и дезориентирована отсутствием проклятой энергии, что питала её, но бейся она в полную силу, от здания остался бы лишь фундамент.
Единственное от чего девушке на душе было горько, так это умирать на глазах своего ученика.
Девушка задумчиво смотрела в глаза своего ученика, чувствуя, что ей становится хуже, не смотря на его лечение, но даже это не помешало заметить внешний вид парня.
Местами обгоревшая, местами грязная и рваная форма, уже не могла говорить окружающим, что этот парень ученик престижной старшей школы Источник.
Порез на руке, который он безо всяких колебаний нанёс себе, стараясь вылечить её, а рядом с ним находился точно такой же, но уже затянувшийся.
Ещё Кавасаки привлекли глаза парня, которые в данный момент мигали. Становились красными, возвращали свой карий цвет, после чего это происходило вновь.
Она видела такое однажды, когда экзорцист с наследием ёкая старался с ним совладать. Крики, визги, гам и скулёж. Именно этими звуками сопровождалось взятие наследия под контроль.
Парень же, казалось, даже не замечал этого.
Ещё учительницу очень огорчал тот факт, что, не смотря на возраст парня, у него в волосах проскочили седые волосы.
Ей вспомнился диалог с его названными сёстрами о его неудачах. Как человек, который сопровождал своего ученика большую часть пятницы и субботы, она не могла не заметить происшествий с ним происходящих.
Уже тогда в её голове появилась догадка о происходящем, которая укрепилась после подтверждения сестёр.
Таких, как Виталий Кицуне называют Дети Бедствий. В архиве её семьи был посвящён целый свиток под эту тему, не смотря на то, что они встретили такое дитя лишь раз, за более чем тысячилетнюю историю существования семьи.
Особенно ей, тогда молодой девушке, понравились следующие строки:
«Если появилось дитё бедствий, оно обязательно оставит частичку себя в истории, ведь оно будет причинами самых глобальных бедствий следующего столетия, но сколь быстро они появлялись, настолько же быстро исчезали»
Некий романтизм и доля величия присутствует в этих строчках, которые так запали ей в душу.
Но глядя сейчас на этого парня, она поняла, что свиток неправильно диктует природу детей бедствий. Они не вызывают бедствия, их тянет к местам появления этих бедствий.
Чего стоило парню пройти мимо этого кабинета и оставить её умирать в одиночестве? Немногим позже он бы и так узнал о её смерти, но не был бы так расстроен и не начал бы винить себя.
Мие стало жалко парня, которому уготована тяжёлая судьба.
— Живи счастливо, — прошептала она смотря в меняющиеся глаза и протянула окровавленную ладонь к его щеке, которую слабо ущипнула.
Уже теряя сознание, она успела заметить голубую вспышку, после которой её глаза закрылись.
***
Я стоял, схватившись за плечи сенсея и смотрел в никуда.
«Живи счастливо»
Она повторяла её слова. Ненамеренно, случайно и даже из лучших побуждений. Но… почему это вновь вызывает такую боль?
Мне сразу вспомнилась история, рассказанная моим сёстрам о том, как я перестал чувствовать страх. Одиннадцатилетний мальчик истерил и выгорел. Это было лишь частично правдой.
Я не рассказывал им всю правду не потому, что не доверял, а потому что… это лично моё. То, о чём не знают даже мои родители.
Мне сразу вспомнились её волосы пшеничного цвета, серые глаза и нездорового цвета кожа. Она была больна, но не говорила мне тогда чем.
Каждый раз, вспоминая о ней, у меня в груди разливалось тепло, горечь и отчаяние.
Встретились мы с ней, когда я в очередной раз угодил в больницу. Тогда двадцатипятилетняя девушка что-то увидела в маленьком мальчике и принялась его опекать. Опекать насколько это можно было в её положении, когда всё её тело сковывала слабость.
Сказки, смешные рассказы о своей жизни, о трудностях испытанные ею, истории знакомых. Она могла и любила разговаривать с детьми. Настолько, что я даже после выписки из больницы стал к ней приходить.
Не говорил родителям куда, зачем и просто приходил. Ларисе становилось то лучше, то хуже. Но это не мешало ей быть доброй и жизнерадостной. Однажды она даже познакомила меня с навестившей её младшей сестрой Виолеттой.
Спустя полгода нашего общения, когда я навещал Ларису минимум три раза в неделю, врачи начали говорить о поправке. Все были рады, но чуда не произошло.
Помню тот день, как сегодняшний. Я вхожу в палату, предварительно приложив пропуск, при этом пряча букет лилий — любимых цветов Ларисы. И вижу, как до этого энергичная девушка дрожащими руками нажимает кнопку вызова врача.
Как оказался около Ларисы, где потерял цветы и как долго спрашивал, чем ей помочь, напрочь вылетело у меня из головы.
А Лариса… она смотрела на меня грустно-добрым взглядом.
— Жаль. Я не хотела, чтобы ты это видел, — раздался её горький голос. — Представляешь? Я даже попросила врачей после моей смерти передать тебе письмо, в котором со мной всё хорошо и я уехала за границу, но видимо не судьба.
Я чувствовал, как из моих глаз текли слёзы, а рот старался что-то сказать, но тщетно. Комок в горле не позволял выдавить и звука.
— Ты хороший мальчик, Таля, — Лариса улыбнулась и назвала меня по шуточному имени, которое она придумала после нашей первой встречи. — У тебя будут ещё друзья, одноклассники, коллеги и любимая девушка. Возможно даже не одна, — её взгляд расфокусировался и странно посмотрел на меня, но её улыбка стала только ярче. — Не зацикливайся на мне. Это моя судьба и я ею довольна. — Лариса протянула дрожащую руку и ущипнула меня за щёку. — Живи счастливо.
После этого раздался столь ненавистный мне звук. «Пи-пи-пи-и-и». Рука Ларисы падает, а дальше я ничего не помню. Ни как шёл домой, ни как вновь угодил под машину, ни как вновь попал в больницу пациентом.
В ту же самую палату, где я встретился с Ларисой.
И сейчас сенсей умирая, говорит эти же самые слова, желая мне жить счастливо?
