Убив около трех сотен человек, большинство скорее всего даже не имели отношения к Комитету, получив две пули, я все еще жива и нахожусь не в самом плачевном положении. Могло быть куда хуже, и от мыслей о другом вероятном будущем передергивало, и внутри все сжималось в огромный ком. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, вот только тут никого нет, заслуживающего доверия или такого откровения, а второй разум не сможет ответить без приступа боли. Придется хранить все в себе и надеяться на лучшее. С такими мыслями я вышла из ванной комнаты.
Оказавшись снова в спальне, меня пробрала дрожь от осознания факта, в чьей комнате нахожусь. Осматривая помещение, обставленное мебелью по минимуму, вдруг захотелось узнать, что же на самом деле за человек, этот Роланд Кайс, и о чем он думал, собираясь провернуть все это со мной? Кроме кровати, двух тумбочек по обе ее стороны, широкого телевизора на стене и шкафа слева от меня, здесь больше ничего не было. Все в сером или серебристом цвете, навевающем какую-то угрюмость, я бы сказала. Мягкий ворсистый ковер под ногами явно стал моей любимой частью комнаты. Пройдясь чуть вперед и убедившись, что ничего не укрылось от взгляда, собиралась развернуться и лечь, как глаза уперлись в еще одну дверь.
Она спряталась за шкафом, выкрашенная в цвет стен, отчего сразу не выделялась и не привлекала к себе внимания. Попытка открыть ее ни к чему не привела, а значит Роланду есть что скрывать от людей, посещающих его квартиру. Разобраться с замком самое простое занятие, так что буквально через пару секунд я стояла на пороге еще одной комнаты, примерно три на три метра. Щелкнув выключателем и убедившись, что окна плотно зашторены такими же, как и в спальне занавесками, осмотрелась по сторонам.
Все три стены заставлены книжными полками и стеллажами, выполненными в одном стиле, на них громоздилось все подряд, от книг, до рамок с фотографиями и всякими сувенирами. Большее внимание привлекли три ближние ко мне полки, заставленные фигурками, подаренными мною Виктору, и прежде находившимися в его комнате. Он наверно забрал все, принадлежавшее ему от нанятых людей, чтобы больше их не беспокоить. Проведя пальцем по капюшону одной из них, пошла дальше изучать вещи. И правда, слишком многие оказались знакомы именно тем, что мы покупали их вместе или я дарила ему. Тут лежал мой собственный ноутбук из той квартиры, в наш последний разговор Роланд обещал отправить его ко мне, но видимо так и не сделал этого. При виде родной вещи, захотелось взять ее и прижать к груди, как последнюю часть потерянной жизни. Встряхнув головой, прогоняя эти мысли, продолжила осмотр стеллажей.
Самая ближайшая к столу в центре полка, располагавшаяся примерно на уровне глаз представляла собой композицию из рамок с фотографиями. Здесь была маленькая девочка лет семи со светлыми, почти белыми волосами, ее цвет совершенно не старил, в отличие от отца. Рядом стояла снова она, только уже лет в четырнадцать. Осмотрев все остальные, я не нашла на них признаков матери Лены, зато обнаружила саму себя и поспешила опустить ее изображением вниз. Демонстративно отвернувшись от этой полки и постаравшись забыть о фотографиях, взгляд упал на стол почти в центре комнаты.
Закрытый черный ноутбук в центре и обычная мышка рядом с ним. Настольная лампа и часы в виде башни с Биг Беном из Лондона, идеальный порядок, ничего нигде не валяется, не то, как постоянно было в маленькой комнатке на Курской. Там если захочешь, ничего не найдешь. На противоположном от меня краю стола стояла коробка из-под бумаги. Подойдя к ней и заглянув внутрь, глаза сразу же наткнулись на стопку картонных папок, на каждой красовалось имя. Сама не знаю, почему меня заинтересовали именно они, роясь в коробке и изучая титульные листы, я наконец нашла ту, которую вероятно хотела увидеть.
Вместо имени здесь стояла просто цифра один, большая, чуть ли не во весь лист формата А4. Следом за ней шла еще папка, но уже с двойкой. Наверно любой сообразил бы, что речь идет о Ланкастах. Открыв самую первую, мой взгляд уставился на фотографию мальчика, лет семи, восьми, не старше. Она была приклеена на анкету, в которой стояли одни прочерки, единственные три заполненных поля, это имя, дата и место рождения. Мальчика звали Раян, родился он в Ноттингеме, Англия, двадцать восемь лет назад. Перевернув лист, я уставилась на другую фотографию и такую же почти незаполненную анкету. На меня теперь смотрел пожелтевший черно белый снимок шестидесятых годов, изображенный мужчина с бородой на весь подбородок, кого-то мне напоминал, но из-за качества, трудно определить, кого именно. Мурашки побежали по спине и я закрыла папку. Казалось, словно изучая это, лезу не в свое дело и буквально вторгаюсь в личную жизнь Гилада. Ведь если догадка верна и под цифрой один подразумевается именно первый Ланкаст, то вероятно папка рассказывает о членах его семьи. Отложив ее в сторону, начала копаться дальше, пока не нашла ту, что с моим номером, но внутри оказалось совершенно пусто.
– Архивные документы. В последний раз в них вносились изменения лет пятнадцать назад, когда еще у Комитета не было компьютеров. На тот момент о причастности твоей семьи к Ланкастам, никто, ну кроме меня, и не подозревал, – раздался до боли знакомый голос, от которого невольно вздрогнула и резко села на офисное кресло, выронив папку обратно в коробку. – Меня попросили их вернуть обратно, но все никак руки не дойдут. В полной версии в дело первого Ланкаста уже добавили и кто он такой, и что он закончил Принстон, и даже фотография новая появилась, он на ней не очень кстати.
Почувствовав боль в местах ранения, перекосило лицо, не хотелось смотреть на дверной проем, однако все же пришлось. Роланд стоял там, прислонившись к косяку и смотря на меня. Свет от лампы преломлялся о стекла его очков, и оттого они казались разноцветными, словно радуга. Как давно он появился оставалось загадкой, но судя по спокойному, даже слегка расслабленному виду, мужчина не возражал против моего пребывания здесь.
– Это было очень глупо и совершенно не нужно. Я надеялся, что услышав мое имя от Есина, ты одумаешься, но лишь в очередной раз убедился, что если приняла решение, никто тебя не остановит, – вот теперь его голос был недовольным, но выражение лица так и не изменилось, а мое сердце больно кольнуло, стоило поднять на него взгляд. Настоящая мука видеть перед собой человека, которого любишь, и не иметь никакой возможности снова прижать его к себе. Наверно при любых других обстоятельствах, могла бы закрыть глаза почти на все, и простить его, но не такой обман длиною в два с половиной года.
– Видимо ты плохо меня знаешь, раз заранее не предугадал, как я поступлю, узнав, что сделал Комитет, – мне было больно на него смотреть, больно слышать его голос, и еще больнее просто находиться в одной комнате. Приходилось набирать в грудь много воздуха и часто моргать, пытаясь сдержать слезы, грозящие потоком хлынуть из глаз. Встав со стула, демонстративно направилась к выходу, сосредоточив взгляд лишь на комнате у него за спиной, а не на самом мужчине.
– Крис, нам нужно поговорить, – спокойно произнес Роланд, преградив путь своей рукой и заставив снова посмотреть на него. Застыв всего в паре шагов от бывшего начальника отдела, мое тело грозило сдать все, что я чувствую одной своей дрожью.
– Мы уже поговорили в Атриуме, с тебя хватит, – попытавшись прорваться напролом и при помощи способностей убрать его руку, поняла, что не могу этого сделать. Меня трясло, и способности отказывались подчиняться в возникшей ситуации, а может это второй разум останавливала их, трудно сказать, когда не знаешь.
– Выслушай меня. Там, в Атриуме я не мог сказать все, что следовало, но могу сейчас и здесь, – он попытался прикоснуться к моему предплечью, но я резко увернулась, вскрикнув от боли в пояснице. Когда мое лицо перекосилось, его стало на самом деле взволнованным. Такую искренность настолько хорошо даже актер не смог бы сыграть, и это слегка подкосило мою уверенность и решимость.
