Моя голова покоилась на бедре Крис, а ее голова – на моем. После быстрого и жесткого траха тела сами сложились в похотливый инь-ян, где я играл роль светлой половины. Не в переносном, в буквальном смысле – Крис оказалась куда смуглее, чем я помнил. Из этой позы легче легкого перейти к оральным ласкам, но близость ее губ к моему члену не возбуждала. Крис выдоила меня досуха за один заход.
Честно говоря, если бы не кровь, я бы ни за что не понял, что она целка. Крис еблась по-взрослому, умело и с удовольствием. Знала, где погладить, а где надавить, и так сжимала мой хуй влагалищем, что, казалось, вот-вот оторвет. Я смутно понимал, что кончил в нее, но меня это не волновало. В этой жизни меня уже давно нихуя не волновало. Кроме нее. Моего пропавшего вдохновения, которое я только что жестко отодрал.
Крис отклеилась от меня, безошибочно отыскала пачку «Честера» на прикроватной тумбочке. Первая же затяжка заставила ее закашляться, но движения выдавали опытного курильщика. С каждой затяжкой дела шли все лучше, Крис вдыхала дым с явным удовольствием. Под ее насмешливым взглядом я вновь начинал чувствовать неловкость. Как школьник, которого обработала опытная шлюха.
Я натянул влажную простыню, скрывая опавший сморщенный член. Я бы с радостью замотал все свое нескладное тело целиком. Замотал и вынес на мусорку впалую волосатую грудь, тощие мосластые конечности, бледную рожу с глубокими тенями под провалами глаз, давно немытые патлы, сосульками свисающие до самых плеч, и клочковатую бороденку. Я стыдился? Да какого хуя?! Я и слова-то такого не помнил! Я мог ходить в одной и той же заблеванной футболке, не менять белье неделями, а душ на хате сломался больше месяца назад. Но рядом с Крис, чистой, гладкой, я презирал себя и мечтал провалиться сквозь землю.
Тлеющая сигарета осыпалась серым прахом. Губы Крис мягко обхватывали фильтр, и я невольно представил их на моем члене. Нет, ничего не шевельнулось. Я не перегибал с герычем, ширялся не чаще раза в неделю, но, походу, это все же малость влияло на потенцию. В студенческие годы я драл бы ее несколько дней кряду, с короткими перерывами на поссать. Жаль, что тогда у нас нихренашеньки не сложилось.
Крис воткнула бычок в стену, нарисовав на обоях черную запятую – еще одну к сотне таких же. Новая сигарета тут же устроилась между тонких пальцев. Крис чувствовала себя уверенно и раскованно, отчего мне становилось все больше не по себе. В прояснившейся башке закопошились оглушенные наркотой мысли, которые трансформировались в вопросы, и главный из них – какого хуя?! Как Крис оказалась здесь?! Почему и зачем? И что это, блядь, такое было?
– На чем торчишь? – Выпустив дым ноздрями, Кристина наметанным глазом проинспектировала мои вены.
– Ни на чем, – смущенно прохрипел я.
– Врешь. Мне не надо врать, Миша.
– Я правда не подсел. Трава не в счет, а с герычем могу завязать в любой момент…
– Знакомая песня, – кивнула Крис.
Она не осуждала, не отчитывала, но от ее голоса я ощущал себя провинившимся школьником. Блядь, да что за хуйня происходит?!
– Есть что-нибудь?
Я видел сотни шлюх, нуждающихся в срочном раскумаре, и нет, Крис не напоминала их даже отдаленно. Она… блядь, да она как будто щепотку соли спрашивала или ебаную луковицу!
– Травы с полкоробка… – Я неуверенно пожал плечами.
– Нет. Что-нибудь помощнее? Колеса? Порошок? Чтобы накрыло быстро и сильно. У меня мало времени.
Я помотал головой. Эффект виноватого школьника усиливался. Как, блядь, так?! В твоей кровати валяется любовь всей жизни, а у тебя, мудилы, ни порошка, ни колес!
– Можешь достать?
Конечно, я мог достать, говно-вопрос! Не сию секунду, но Крис это устраивало. Пока я звонил барыге, уговаривая его притараканить полкило конфет и шоколадку, она наглаживала мою промежность, правда, безрезультатно. Барыга обещался заехать в течение часа и нажал отбой. Крис кивнула и спросила, словно невзначай:
– Пока твой друг едет, может, трахнешь меня в задницу?
Оттянув свой сосок, она воткнула в него тлеющую сигарету. Сказать, что я охуел – значит не сказать ничего. Я натурально услышал, как шипит обожженная кожа. Кристина щелчком отправила бычок в затянутое грязью окно.
– Тебе это нравится? – потрясенно спросил я.
– В задницу или это? – Она провела пальцем по твердому пылающему соску.
Я молча коснулся груди Крис. Показалось, что моя рука пульсирует в такт ее боли.
– Не очень, но выбора особого нет, – туманно ответила она.
Крис стянула с меня простыню и победоносно улыбнулась. Да, я хотел трахнуть ее в задницу!
До того, как стать моим барыгой, Степа Гвоздев по кличке Гвоздь учился с нами в одной шараге. Учился – громко сказано. Он не прошел дальше первого курса, большую часть которого торчал и ебланил. Я продержался на два курса дольше. Крис… кажется, выпустилась. Хотя хуй его знает, я вовсе не был в этом уверен.
Что барыги типа не употребляют – чистой воды пиздеж. Гвоздь вштыривался всем, до чего дотягивались его потные лапки. Стоя в моей прихожей, он отчаянно шмыгал носом, почесывая крылья характерным жестом. Не надо быть ебаным Шерлоком, чтобы сообразить, что часть товара Гвоздь пустил по своей заросшей соплями ноздре. Я знал, что он меня наебывает, но мне было глубоко похуй, пока он не зарывался сверх меры, а меру Степа чувствовал тонко.
– Чисто для тебя, Михась, как родному, – гундел Гвоздь, протягивая пакетик с белым порошком. – Себе брал. Не какое-то говно бодяжное. От сердца отрываю.
Пиздобол, себе он брал, как же. Свое он хуй отдаст. Наверняка перехватил по дороге, чтобы толкнуть мне с наценкой.
Пряча глаза, Гвоздь украдкой озирался, и его тонкий нос подрагивал совсем по-крысиному. Эта падла словно принюхивалась, выискивая, чего бы спиздить. Он все порывался проскользнуть в комнату, но я прикрыл дверь и мягко загораживал вход, прозрачно намекая, что никому он тут не впился. С Гвоздя станется напроситься на проданную дозу.
– Михась, а ты че такой подрывной? Вроде не подыхаешь. Заранее бы предупредил, я б, может, чего подешевле нарыл.
– Да сойдет.
Торопясь отделаться от него, я сунул ему три косаря. Хватило бы и двух, но мне не терпелось вернуться к своему внезапному счастью. Гвоздь моей щедрости не заметил, привычно спрятал бабки в задний карман, но уходить не спешил, топтался в прихожей, неся какую-то пургу. Я решил, что пора действовать жестче.
– Слушай, Гвоздь, сделай одолжение, съеби, а? – шепнул я. – У меня…
Я осекся. Не поворачивался язык назвать Крис телкой или шмарой, а как называют девушек нормальные люди, я подзабыл. Но Гвоздь понял, оскалился гнусной желтозубой ухмылочкой, закачал головой на тонкой шее, как ебаная индюшка.
– Ништя-я-я-як! – маслено протянул он. – Может, на пару, а? Распялим в тянитолкая?!
Я представил, как этот драный крысеныш елозит своим стручком по лицу Крис, и меня накрыло. В жизни не испытывал такого бешенства. Захотелось повалить этого долбоеба на пол и хуярить, хуярить ногами, слушая, как трещат лицевые кости, крошатся зубы… Видимо, что-то такое отразилось в моем лице, потому что Гвоздь резко осадил, побледнел и попятился.
– Бля, Михась, остынь! Ты че?! Я ж пошутил, епт! Пошутил! Ты че там, королеву трахаешь?
– Степа, я тебя прошу русским языком съеби, ну? – горячо зашептал я. – Крис у меня. И она не из этих, она…
– Крис? Из художки, что ли?! Ой, пиздо-бо-о-ол! – Гвоздь скривился. – Не хочешь говорить, не говори, хули пиздеть-то?
Мне вдруг стало дико обидно, что этот высерок не верит.
– Бля буду! Сегодня утром пришла, я сам охренел…
– Ага-ага, – поморщился Гвоздь. – А ниче, что она умерла лет пять назад?
Эта херня не могла быть правдой. Никак не могла. И все же я почувствовал себя, будто пропустил хороший удар в голову. Башку заволокло туманом, из которого донесся чужой потерянный голос:
