— Было дело — Крылов засмеялся — Генерал один на нас как‑то набежал, была у нас одна 'мокруха' резонансная, злодеи коммерца одного крученого ухайдокали. А я как раз с бодуна дикого в околоток пришел, и мне не то, чтобы это злодеяние до одного места было, но близко к тому. А этот, в лампасах, мне руку на плечо кладет и говорит: 'Надо найти этого негодяя, сынок, надо. Нужно, понимаешь'. Задушевно так, как отец родной. Ну, тут я и выдал…
— А что в этом такого? — удивился Колька — Ну, в генеральских словах?
— Просто перед этим он минут десять на нас матом орал, объясняя, что труп ему до фонаря, а вот недовольство губернатора по этому поводу очень беспокоит. — пояснил Крылов — А как камеру включили, так мы для него 'сынками' стали. Не люблю я такого, понимаешь. Волос у меня седых полбашки, поумнеть давно пора — а вот все никак.
— И чего ты отчебучил? — поторопил его Герман.
— Глаза выпучил, да проорал 'Имперский сыск перед трудностями не ссыть' Ну, и дальше объяснил в каких позах мы будем злодеев употреблять, да еще и с демонстрационными жестами. А эфир‑то прямой был…
— Ну да, уволить тут не за что, но так хрен оставят — со знанием дела покивал Герман.
— Да я по этому поводу не сильно убиваюсь — заверил его Серега — И потом — мне и так неплохо живется, нескучно, и иногда даже прибыльно.
— С умом на 'земле' всегда прожить можно — согласился Герман — Главное — участковых от нормальных мест гонять. Жадные они.
Колька зевнул, прикрыв рот ладонью — с бутылки пива его, конечно, не развезло, но как‑то в сон потянуло.
— Ты чего это, гардемарин? — Серега удивленно посмотрел на парня — С бутылки‑то пенного и скуксился?
— Да нет, это он заскучал, ему нас не понять — Герман хохотнул — Он к нам прямиком из управы попал, на 'земле' не работал.
— А — понятливо кивнул Крылов — Тогда ясно.
Герман без всякого стеснения запустил руку в пакет и достал еще одну бутылку пива, уже третью.
— Чего случилось‑то? — поинтересовался он у Крылова, сворачивая пробку — Чего нас дернули сюда? Надеюсь, на Марсово поле мы больше не потащимся? Мне до сих пор тогдашняя история с борцом за дело мировой революции помнится, как мы его сначала вычисляли, а потом ловили.
— Не — не, там тихо вроде все — замахал руками Крылов — Сигналов не поступало. Тут другое.
— Излагай — барственно произнес Герман и припал к бутылке.
— Есть один домик, в центре, на Чайковского — Серега достал из кармана сигареты — Хороший домик, само собой — не новый, да там других и нет, по сути. Опять же — с историей, там и Барятинские жили, и даже Романовы.
— Романовы? — Герман протянул руку и тоже цапнул сигарету из пачки — Царская родня?
— Представь себе — Крылов щелкнул зажигалкой — Они самые. Причем близкая родня, а не какая‑нибудь седьмая вода на киселе. Там одна из сестер последнего Романова проживала, лично. Того, который Николай был.
— А тут курить можно? — уточнил Колька, который не любил скандалы.
— Мы гостеприимный город — выпустил дым Серега — У нас гостям можно почти все, особенно, если они не чухонцы.
— А чем они плохи? — удивился Колька.
— Пьют много, хотя этого не умеют делать, и безобразия потом нарушают — пояснил Крылов — Так вот, о доме. Ну, помимо них, там много кто еще обитал, особенно после революции, но это уже не слишком важно, у наших проблем ноги явно не из прошлого века растут, а из куда раньших времен.
— Барятинские — задумчиво сказал Герман — Старый род. Сереж, ты давай, поближе к делу излагай.
— Люди пропадать в этом доме стали — Крылов скорчил грустную рожицу — Только не говори: 'Все, как всегда', эту фразу я уже слышал в прошлый раз.
— А до этого не пропадали? — уточнил Колька.
— Скажем так — я о таком не слыхал — уклончиво ответил Серега — Слухи об этом доме ходили разные, было, но, чтобы 'потеряшки' в нем завелись — такого не было. Я уже кое с кем из старожилов поговорил, не очень они хорошо об нем отзывались, но тоже в один голос твердят — 'Страсти всякие были, но людям от того вреда не случалось'.
— Все когда‑то бывает в первый раз — неожиданно для себя самого сказал Колька.
— Есть такое — согласился с ним Крылов — Да если руку на сердце положить — у нас тут каждый второй дом с историей, особенно из тех, кто больше двух сотен лет простоял. Или в нем убили кого‑то, или еще чего похлеще случилось. Это вам, москвичам, хорошо — французов наняли, спалили проблемный старый жилищный фонд вовремя, и концы в воду. А у нас тут некоторые здания еще Петра Алексеевича помнят, а он, как я слышал, с такой нечистью дружбу водил, что её даже днем поминать не стоит.
— Барятинские — снова задумчиво пробормотал Герман — А потом Романовы. Коли мне не изменяет память, кто‑то из Барятинских кого‑то из Романовых как раз и порешил. А если точнее, то этот Барятинский был среди тех, кто Петру Третьему козью морду в Ропше состроил. Хотя — почему только сейчас это дело аукнулось? Нелогично. Слушай, а кто сейчас в этом доме квартирует?
— Биржа — с готовностью ответил Крылов — Купи — продай, 'голубые фишки'. Да они там уже лет двадцать сидят, если не больше, в главном здании. А в флигелях — налоговики и еще одна контора, тоже государственная. Но там все в порядке, никаких проблем.
— Еще бы — хмыкнул Герман — Это же налоговики, их любая нечисть боится больше, чем монахов средневековых, а вот сами они не боятся никого. Свирепый народ, за ними только выжженная земля остается. Уважаю, елки — палки! И еще — какие девочки у налоговиков всегда работают, мама моя! Одна другой краше!
— Это да — признал Крылов — Так что наше поле деятельности — главное здание.
— Тогда давай, выкладывай все в деталях — Герман потянулся — А потом пойдем, глянем на эту биржу с дворянскими корнями.
Как выяснилось из более основательного рассказа Сереги, дом этот всегда числился местом нехорошим, даже при советской власти, которая вроде как подобное отрицала. Слышали там голоса в пустых комнатах, были там и такие места, где человека холод до костей пробирал за секунду, но это было дело обычное, привычное. Да и не таскался там никто по ночам, даже охраны никакой не было — кому нужны заштатные конторки?
Впрочем, до последнего времени и биржевиков потустороннее слишком‑то не беспокоило. Охранники, понятное дело, рассказывали всякое, но тоже без зубодробительных подробностей — кто тени в коридорах видел, кто слышал звуки фортепиано, которого в здании с дореволюционного времени не было. Но опять же — это все было жутковато, особенно для нормального человека, но никак никому не вредило.
