— На пути к зи-Хило. — И снова эта озорная, сладострастная улыбка. — У него на тебя
планы, — поёт она и ударяет меня по лицу так, что длинные ногти царапают мне кожу.
— Где мои друзья?
— А теперь ш-ш-ш-ш-ш-ш. — Она поднимает руку и раскрывает ладонь. Затем прижимает к
ней губы и посылает мне поцелуй. Что бы там ни было у неё в руке, после того как оно распыляется
по моему лицу, я проваливаюсь обратно во тьму. — Спокойной ночки!
105
Первое, что я чувствую, — это холод. Холод, пронизывающий до боли в костях. Я лежу на
льдине. Пытаюсь пошевелиться, пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Меня заковали в лёд.
Учащаются дыхание и сердцебиение, адреналин подскакивает.
Глаза резко открываются. Вокруг полная темнота. Я смотрю по сторонам и понимаю, что лёд
был лишь у меня в голове, но, несмотря на это, мне всё ещё холодно. Я приподнимаюсь и замечаю,
что не чувствую ничего кроме холода и изнеможения, что уж говорить о какой-то супер-силе. Как
раз наоборот, я слабее, чем когда-либо. И ещё я очень голодна, такое ощущение, что меня грызёт
изнутри крыса. Но как такое возможно? Должны были пройти недели, чтобы я дошла до такого
состояния. Как долго я находилась без сознания?
Глаза начинают привыкать, но мне кажется, лучше бы они этого не делали, так как то, что я
вижу, не выглядит многообещающе. Чёрный пол, чёрный потолок, чёрная решётка — клетка. Я
встаю на ноги, но спотыкаюсь.
Пол выложен из чёрного стекла, но плитка не квадратная, все детали какие-то… не такие.
Похоже ни на квадраты, ни какие-либо другие геометрические фигуры, у них просто кривые,
причудливые углы. Плитка так отполирована, что походит на чёрное зеркало, из которого на меня
смотрит запертая Меда. Точно также оформлена единственная стена и потолок. А вместо остальных
стен — решётки. Снаружи хаотично расставлено много тюремных камер причудливой формы со
стенами, стоящими не под прямым углом. Потолки по высоте тоже разные, у меня он низкий, а где-
то многоярусный. В одной камере вообще всего в полметра. С таким потолком можно только лежать.
Темница озаряется лишь конусообразными канделябрами, отбрасывающими на потолок синеватый
свет. Пещера пляшущих теней и тусклых зеркал.
Краем глаза я ловлю какое-то движение и оглядываюсь, но там никого нет. Оборачиваясь, я
вижу ещё одно, но это лишь рефлексия моего отражения. Я не шевелюсь, и вокруг ничего не
двигается.
Ури, Хай, Джо. Они могут быть где-то здесь. Если они ещё живы. Я мчусь к решётке.
— На твоём месте я бы этого не делал, — сквозь чёрные тени грохочет голос.
Я оборачиваюсь, но никого не вижу.
— Кто здесь? — спрашиваю я.
— Тебе обязательно быть такой громкой? — спрашивает он с дрожью в голосе. Я замечаю
акцент, но никак не могу определить его происхождение. Я нахожу его обладателя в темноте. Его
клетка странным образом охватывает бесформенный угол, и я вижу, что он сидит в самой темноте,
прислонившись к стене, согнув ноги и положив руки на колени. Его голова запрокинута, но мне не
удаётся различить черты его лица. Мне видна лишь человеческая тень.
Ещё один узник, с которым меня разделяет решётка. Никакой угрозы. Я оборачиваюсь в
поисках своих друзей и тяну руки, чтобы проверить ограждение.
— Говорю же, ты делаешь ошибку, — предупреждает он почти с насмешкой.
— Тебе-то какое дело? — спрашиваю я, но при этом мои руки не решаются схватиться за
решётку. Оснастить тюрьму всякими сюрпризами как раз в духе демонов. Я поворачиваюсь к нему.
— О, обычно, как второму сыну тьмы, боль незнакомцев доставляет мне удовольствие, но
прямо сейчас я пытаюсь в тишине насладиться своими собственными страданиями. — Его
дразнящий тон говорит мне, что ничем подобным он не занимается.
Но всё же, я убираю руки от решётки. Лучше не рисковать.
— Как долго я была без сознания?
— Около часа.
— Где мои друзья? — допытываюсь я.
— Неужели я похож на твоего экскурсовода? — Я слышу в его голосе улыбку. Его глаза
распахиваются, и сквозь тень, подающую ему на лицо, мелькает слабая белая вспышка. — Потому
что я им не являюсь.
Мне бы хотелось хорошенько его ударить, но мне не следует его пугать. Я поворачиваюсь к
нему спиной и бросаю взгляд в непроглядную тьму, затянутую решёткой. Стараясь не смотреть не
слепящие глаза канделябры, я ищу среди теней своих друзей.
106
— Джо, — в темноте шикаю я. — Хай, Ури. — Ответа нет. Я шепчу снова, на этот раз громче.
Ответа всё нет. Пошло всё к чёрту! Я открываю рот, чтобы закричать.
— Прошу, не надо.
— Почему нет?
— Я хочу пострадать в тишине. Помнишь?
— Неужели я похожа на того, кого это волнует? — говорю я, подражая ему. — Потому что
это не так.
— Придут охранники. И не очень-то обрадуются. — И хотя это предупреждение, по его тону
видно, что ему нет до этого дела.
— Ах, ну тогда, ты должен знать, что у меня нет цели — нести людям радость.
Я вижу блеск его зубов. Он улыбается.
— А я уж было подумал.
— Просто скажи, где мои друзья, и мне не придётся кричать, — предлагаю я.
— Наш вид всегда славился умением вести переговоры. — Он поднимается на ноги, променяв
страдания в тишине на мою очаровательную компанию. Он двигается напряжённо, словно готовясь
наброситься в любой момент. Мой упрямый экскурсовод примерно моего возраста, может, судя по
его щетине, где-то на год старше. Ему идёт образ плохого парня, и можно точно сказать, что он
горяч, правда, сейчас совсем не время об этом думать. Надвигающаяся смерть заставляет сменить
приоритеты.
Мягкая кожа, спутанные длинноватые волосы, полные губы, девически-длинные ресницы,
чёрные глаза, чёрная футболка, чёрные джинсы, заправленные в чёрные военные ботинки. Не
удивительно, что я не могла его найти в темноте. Судя по кровавому порезу на губе и опухшему
левому глазу, его не так давно избили. В уголке его рта играет озорная ухмылка, а глаза горят даже в
этой адской бездне, говоря о том, что он вряд ли к чему-нибудь относится серьёзно.
Вдруг до меня доходит смысл его слов. Наш вид.
Я отступаю и сердито замечаю:
— Ты — демон!
Неповреждённая часть рта расплывается в лёгкой улыбке, похоже, его нисколько не задело
моё обвинение. С чего бы это? Я в ловушке.
— Полукровка, — пресыщено поправляет он. — Так что, да, я такой же демон, как и ты.
