голос возвращается горечь. — В этом просто нет смысла, особенно, когда у тебя такая… природа.
Как-то это звучит не очень хорошо.
— А пытать они меня будут? — Неужели этот писк принадлежит мне?
— В какой-то степени.
— Что это значит?
— Они будут тебя пытать, но лишь для того, чтобы напомнить тебе о твоей природе. Они
будут морить тебя голодом — эти клетки высасывают из тебя всю жизнь. Пройдёт всего несколько
часов, а тебе будет казаться, что ты не ела неделями. Через пару дней ты уже будешь страдать от
голода. А к следующей неделе сойдёшь с ума. Затем они будут соблазнять тебя тем, чего ты всегда
хотела больше всего на свете. Свобода от голода, свобода от ограничений, созданных человечеством.
— Его голос обретает силу и становится более соблазнительным. — Знаешь, мы не такие уж и
плохие. Мы — это ты, позволь себе быть той, кем ты была рождена. Мы поддаёмся искушениям, а не
пыткам.
— Я не похожа на них. Не похожа и на тебя.
109
— В самом деле? — Голос у него ядовито-нежный. — А мне показалось, что тебя одолевает
множество соблазнов.
Я открываю рот, но он продолжает.
— Разве ты не мечтаешь о насилии? А о силе? — Он упорно продолжает свою речь. Я уже
вижу в своих руках какую-то жизнь и то, как чья-то душа свободно вздымается ввысь. — Разве ты не
мечтаешь о том идеальном моменте, когда прекрасная душа пройдёт через тебя, словно большая
радуга, не мечтаешь о моменте абсолютной свободы, когда тебе ничего не надо? — С каждым
словом, его акцент становится всё сильнее.
Я трясу головой, освобождая себя от этих мыслей.
— Пфф, да кто вообще может этого захотеть? — Дрожа говорю я, и он смеётся, его речь
испорчена. — Но в любом случае, судя по всему, они не так уж и идеальны, раз, по твоим словам, ты
постоянно их убиваешь.
— Не постоянно и не оттого, что они демоны. Лишь потому, что они выводят меня из себя. —
Его надоедливая бровь снова поднимается. — Или ты никогда не встречала людей, без которых мир
стал бы значительно лучше?
Не хочу об этом говорить.
— Мои друзья никогда не перейдут на другую сторону.
Наши глаза встречаются, и он равнодушно произносит:
— Тогда они умрут.
— Но…
— Спасти их тебе не удастся; всё, что ты можешь, так это не умереть вместе с ними.
— Но…
— Они не позволят охотникам на демонов просто так здесь разгуливать. Думаешь, твои
друзья поступили бы иначе, будь у них в заложниках демон?
Я вспоминаю, как борцы безжалостно убивали застывших демонов.
Он снова смеётся, на этот раз с горечью.
— Как минимум, у тамплиеров есть выбор — они могут перестать быть борцами в любой
момент. А вот у демонов выбора нет, не после того, как ты продал свою душу, и у полукровок как
такового выбора тоже никогда нет. Мы рождены злыми. Мы такими родились, но они всё равно нас
истребляют. — Он наклоняет голову, и мне начинает казаться, что он может быть серьёзным. — Как
тебе удаётся с ними дружить? Не устаёшь притворяться кем-то другим? Не устаёшь сдерживаться?
Да.
— Нет.
— Это как посадить волка на цепь.
Это действительно так.
— Всё не так уж и плохо.
— Получается, и волка можно приручить. Кто же знал?
Я шиплю на него.
— Меда? Это ты? — шепчет слабый голос. Мой мрачный компаньон перестаёт для меня
существовать, и я кидаюсь к решётке, с трудом останавливая себя от того, чтобы к ней прикоснуться.
— Ури?
— Меда? Ты где? — Я пробегаю глазами по темноте. Затенённая груда тел лежит совсем
рядом.
— В темнице у демонов — не прикасайтесь к решётке. — Ури не отвечает, но я слышу его
паническое дыхание и спокойно добавляю. — Успокойся, хорошо?
— Успокоиться? — пищит он.
— Только представь, как ты будешь рассказывать о своих приключениях одноклассникам.
Вот они будут завидовать!
— Завидовать, — повторяет он, но его голос успокаивается. — Почему тебя посадили
отдельно?
Я уклоняюсь от вопроса. Арманд это замечает и ухмыляется.
— Джо и Хай с тобой?
110
— Да.
— Тогда разбуди их.
Я слышу, как Ури начинает вертеться и расталкивает их, зовя их по имени.
— Меда? — теперь со мной говорит Джо.
— Джо, Хай, я здесь.
— Меда, — в голосе Джо слышится паника. — Я не завершила заклинание. Мне надо всего
несколько секунд…
Я бросаю взгляд на Арманда и обрываю её.
— Я поняла.
Никаких новых суперспособностей. Они в метрах шести от меня, и между нами ещё одна
камера и выступающая стена, частично загораживающая их клетку от меня и Арманда от них.
— Не прикасайтесь к решётке, — добавляю я, на случай, если Ури забыл их предупредить. Я
слышу разговор Хая и Джо.
— Мы выберемся отсюда, — доносятся уверения Хая и замечаю, что он не говорит, как
именно мы это сделаем.
— Меда, как давно ты проснулась? — спрашивает Джо.
— Всего несколько минут назад. Здесь ещё один заключённый.
— Здесь?
— Да, — подтверждает Арманд.
— Полукровка, — предупреждаю я. Джо демонстрирует своё отвращение, в достаточной
степени пропитанное ненавистью, чтобы заставить меня вздрогнуть. — Он-то мне и сказал, не
трогать решётку. Сама я даже не пыталась, — добавляю я.
Тут же до меня доносится небольшой взрыв и проклятия Хая. Значит, Арманд не лгал. Вот и
хорошо, кроме того, мне даже не пришлось проверять это на собственной коже.
— Трогать решётку определённо не стоит, — заключает Джо. — Что будем делать?
— Умирать? — шепчет Ури, да так слабо, что я едва ли его слышу.
Ответить решается лишь Хай:
— Нет, этого не случится до тех пор, пока я хоть чем-то могу помочь.
Никого это не успокаивает.
Джо подавляет свою ненависть к Арманду в достаточной степени, чтобы засыпать его
вопросами. В её тоне всё ещё слышно презрение, но, кажется, её собеседник больше поражен им,
нежели обижен. Арманд же в своих ответах очень любезен, но я вижу, как пляшут его глаза. Наши
планы на побег кажутся ему шуткой.
Хай пытается прикоснуться к решётке, обернув руки рубашкой, и лишь узнаёт ещё один
способ причинить себе боль. Затем он предпринимает попытку обернуть рубашку вокруг решётки и
дотронуться лишь до её краёв. И снова находит лишь (чуть менее) болезненный способ. В итоге, он
выходит из себя и со всей силы ударяет по ограде. Это, конечно, не помогает, и Хая отбрасывает на
другой конец камеры.
Проходят часы.
Я измеряю камеру шагами, словно запертый в клетке тигр. Арманд пытается со мной
