Арманд обнажает зубы.
— Так жалко, — говорит она с наигранным сочувствием, пока её глаза танцуют в восторге от
его затруднительного положения. — Может, будь ты хорошим мальчиком, они бы чаще выпускали
тебя поиграть. — Остальные хихикают, закрывая руками свои острозубые улыбки.
— Ты не должна быть здесь, — холодно произносит Арманд.
Её брови изгибаются в удивлении.
— Да, Арманд, именно ты должен давать мне указания, что мне делать, а что нет. —
Остальные уже не пытаются скрыть своё веселье и смеются во весь голос.
— Если зи-Хило узнает…
Она громко смеётся.
— Так почему ты ему не рассказываешь? Ой, подожди, ты же не можешь выйти, не так ли? —
Она подло ухмыляется. — Бедняжка. — Она плавно двигается ко мне. Арманд делает шаг вперёд, но
останавливается. Сейчас он бессилен.
Она внимательно рассматривает моё лицо.
— Такое маленькое симпатичное создание, не так ли? На самом деле, я не удивлена, ведь твой
отец… — Она вздыхает в экстазе и прижимает руку к груди. — Но и твою мать я тоже здесь видела.
— Её бледная рука проскальзывает между прутьев, желая дотронуться до моего лица. Я двигаюсь со
скоростью света и практически откусываю ей палец. Она отстраняется и недовольно на меня
смотрит. Я улыбаюсь и хлопаю глазами.
— Как тебе твои апартаменты? Эти казематы, можно сказать, перешли из рук в руки от
матери к дочери. Как мило. — Словно задумавшись, она останавливается, подчёркнуто наклоняя
голову и постукивая блестящим чёрным ногтем по подбородку. — Хотя она была вон там, где твои
друзья. — Она машет в их сторону. Я замираю, но она раскрывает, почему я нахожусь отдельно от
них.
113
Не хочу, чтобы остальные знали, кто я, даже если мне никогда отсюда не выбраться. Даже
если они погибнут. Не хочу смотреть, как меняются их лица, и как дружелюбие сменяется на ужас и
ненависть. И тогда бояться они будут меня, а не за меня.
Хочу, чтобы кто-то оплакивал мою смерть.
— Кстати говоря о твоих друзьях… — Она замолкает, и в её улыбке читается всё то, чего я
так боюсь. Моя кровь застывает, пульс ускоряется, а колени подкашиваются. Потоп страха
обрушивается на мою пустыню, и я понимаю, что больше не могу молчать.
— Только попробуй к ним прикоснуться… — рычу я, но я боюсь скорее не за них. И её
улыбка говорит о том, что она это знает. Безумные фантазии о том, чтобы освободиться из этой
клетки и стереть улыбку с её лица, не покидают меня. Ударить, укусить, толкнуть, разорвать, ещё раз
разорвать. Драться. Но ничего из этого я сделать не могу. Я безнадёжно нахожусь в ловушке.
Её улыбка становится шире, и она машет мне на прощание.
— Пока-пока.
Я тяжело дышу от ненависти. И страха.
Очень медленно они подходят к клетке моих друзей, насмехаясь над нами и давая нам время
подумать о том, что скоро произойдёт. Серена бросает взгляд через плечо (на меня), упиваясь моей
ненавистью, страхом и беспомощностью. Арманд произносит моё имя, но я не обращаю на него
внимания. По его тону понятно, что никакого плана у него нет, а мягкие нотки просто пытаются
меня успокоить. Абсолютно бесполезно.
Демоны нюхают воздух, одобрительно переговариваясь, и их движения становятся более
энергичными. Ищейки взволнованы запахом. Они начинают танцевать вокруг клетки и, к моему
удивлению, дотрагиваться до неё. Я смотрю на Арманда.
— Клетки тамплиеров предназначены для тамплиеров, а не демонов, — его голос напряжён.
Решётка не спасёт моих друзей. От ужаса моё дыхание становится ещё тяжелее. Я судорожно
сглатываю.
Хохочущие демоны просовывают руки между прутьев, чтобы ущипнуть, ухватить и
царапнуть. Для них это игра. Должно быть, клетка также истощает моих друзей, потому что они не
успевают, и им не удаётся увернуться от всех рук. Когти расцарапывают руку Джо, и я кричу вместе
с ней. Что-то щёлкает внутри меня, и я яростно кричу, но всё что я могу делать, так это быть частью
этой какофонии. Я закрываю глаза и падаю на колени, только чтобы снова их раздвинуть, и ползу
вперёд. Я не могу на это смотреть, но и не могу ничего сделать.
По чёрному стеклянному полу разбрызгивается кровь, и у демонов сносит голову. Они
визжат, прыгают, танцуют. Один из них хватает Хая и толкает его к решётке. Джо пытается его
спасти и попадает в ловушку. Демоны прижимают их к электрической решётке, где Хай и Джо не
могут ничего поделать и лишь корчатся и истекают кровью.
Демон со слишком яркой улыбкой берётся за ручку камеры, и та открывается. Трое демонов
проникают в маленькое пространство. Ури сражается, но это не имеет смысла.
Они вытаскивают Ури. Я перестаю дышать.
Демоны закрывают за собой дверь. Вернуть его в камеру не входит в их планы.
Они отпускают Джо и Хая, и те падают на пол, но не на долго. Они вскакивают на ноги,
бросаются вперёд и кричат, прикасаясь к решётки, и испытывая один шок за другим. Все мои шоки
спрятаны внутри. Невидимая рука ползает по моей груди, разрывая на части сердце. Оно сжимается,
как резиновая игрушка, издающая искажённые звуки протеста. Больно давит, мягко кусает,
превращая в мятую кашицу. Оно было слишком ласково и молодо, но ему не дали возможности.
Ури перестаёт сражаться и смотрит на меня. Его слишком взрослый взгляд не даёт мне
сдвинуться с места, и я замираю, когда он произносит одними губами:
— Ни о чём не жалею.
Моё сердце снова начинает болезненно биться. Покалеченное, покоробившееся, слабое
сердечко, которое будет биться ради него, ради последних минут его жизни.
— Отправь их в ад, — произношу я в ответ. Ури улыбается, а затем начинает неистово
царапаться, пинаться и драться. Демон кричит от боли и отпускает его. Тем не менее, они спускают
114
Ури с лестницы, поспешно сбегая вниз со своим маленьким призом, словно муравьи, несущие свою
ношу.
Слышать крик Ури ужасно.
Но ещё хуже, когда он замолкает навсегда.
Глава 18
Мир потускнел. Единственное, что я слышу — не стихающий шум океана. Зияющие
промежутки, где должно быть мое сердце, потемнели. Я пытаюсь просунуть ладонь в один из них, но
чувствую лишь сплошную стену.
— Меда! — шепчет голос, возвращая миру резкость. — Меда!
Я моргаю. Камера передо мной обретает четкость. Я смотрю вверх и вижу себя в отражении
