другого выхода. В конце туннеля бесконечная тьма смягчается завесой света.
У меня нет ни малейшего желания идти туда. Это явно плохая идея, но выбора мне не
оставляют.
116
Сейчас я слышу голоса. Они шепчутся, бормочут и визжат. Это толпа — не люди, а сборище
демонов — ждет именно моего появления. Что бы они ни запланировали для меня, это явно будет
публичным спектаклем.
Я стискиваю кулаки и думаю про Ури. О да, я устрою им шоу, которое они никогда не
забудут.
Я двигаюсь к завесе. С каждым шагом моя одежда исчезает. Окровавленная рубашка и
порванные джинсы сменяются пышной чёрной мантией, свисающей волнами позади меня. Как и у
всего здесь, её красота тёмная, свободная и неправильная. Шёлк, мягкий на ощупь, скользит по телу.
Металлические заклепки украшены бусинами. Сетчатый подол неровный — порванный, а не
обрезанный. Я смотрю сквозь маленькую вуаль, прикрепленную к шляпке, вроде тех, что носят на
похоронах. Её нельзя назвать неуместной, но покойники такое точно не носят. Глухой от моих
кроссовок по обсидиановому полу сменяется цоканьем каблуков. Я не спотыкаюсь. Я слишком
сильна, слишком грациозна благодаря энергии демона, наполнявшей меня. Я стала жертвенным
ягненком, приготовленным для церемонии. Но я — не ягненок, и вот почему никогда не
существовало ''жертвенного волка' . Сердце колотится. Моя темная сторона отбрасывает прочь
жертвенность и сосредотачивается на начале волка.
Я достигаю конца тоннеля и останавливаюсь. Мой Голод готов к кровавой бане, но какая-то
часть меня ещё сопротивляется. Должно быть, с той стороны последовал сигнал — я слышу, как
затихла толпа. Среди наступившего безмолвия я слышу только сердцебиение и резкое дыхание. Моё
собственное. Я думаю про Ури. Мысли о мести помогают мне успокоиться. Я умру, но они за всё
заплатят.
Занавес распахивается для последнего действия.
Свет тухнет, и толпа начинает шуметь. Они топают, кричат и свистят. Я моргаю, чтобы глаза
приспособились к темноте. Я стою на громадной сцене посреди арены. Меня окружают трибуны в
несколько ярусов. Они кишат сотнями демонов, напоминающих черно-белое море с проблесками
красного. Пол украшен замысловатым узором из чёрного, серого и белого мрамора. С дальней
стороны арены в эбонитовом троне восседает красивый мужчина, которого я видела раньше. Ему
около сорока, у него выдающийся подбородок и пышная шевелюра, как у молодого. Даже
расслабленный, он выглядит уверенно и держится как человек, который всегда получает то, что
хочет. На его висках я замечаю элегантные белые полоски, а на голове у него стальная корона,
украшенная обсидианом, которая изгибается и устремляется в потолок. Когда я подхожу, он встает и
делает шаг мне навстречу. Его чёрное шелковое одеяние колышется перед ним. Он притягивает,
ослепляет.
Я припадаю к полу и рычу. Я снесу его коронованную голову с плеч.
Он останавливается в паре фунтах от меня и разводит руки в стороны.
— Добро пожаловать домой, дочь.
Толпа безумствует.
Не совсем то, что я ожидала. Меня это застает врасплох, и я поднимаюсь. «Дочь»? Я шепчу
это слово, сама того не желая. Я разглядываю лицо мужчины. Но кроме белоснежной кожи и чёрных
демонских глаз ничего похожего на меня не нахожу. Он улыбается. Я улыбаюсь так же? Не знаю. Он
мой отец. У меня есть отец. И он убил моего друга.
Ури.
Не мой отец, просто донор спермы.
— Мы довольно долго тебя искали, — усмехается он неодобрительно.
А я непослушная девчонка, да, папочка?
117
— Как ты нашёл меня? — спрашиваю я, чтобы потянуть время. На самом деле мне плевать,
как он это сделал. Так или иначе, я здесь.
— Твоя кровь. Халь-Карим попробовал ее в ночь, когда вы встретились.
Победивший меня демон. Неужели это было всего несколько дней назад?
— Запах крови улетучился, как это бывает, и мы потеряли тебя. Пока ты не показала себя в
ДК. — Он улыбается. — Это судьба, что ты пришла сюда, пока мы можем чувствовать тебя.
Судьба или глупость.
— Ты похитил меня.
— Нет, ты не пленница. Ты — наш гость.
Он выразительно машет рукой, и толпа начинает что-то бормотать.
— Ах, да, вышло недоразумение с комнатой с решетками. Ты всех гостей устраиваешь в
подземелье?
Он хихикает.
Я такая милашка. Он приподнимает свои идеальные брови.
— А ты бы осталась в противном случае? — Нет. — Дай мне шанс всё объяснить.
— Ты убил моего друга.
Моё сердце — памятник Ури. Его имя вырезано на нём. К моему удивлению демон хмурится
и качает головой.
— Мне жаль. Я не знал, что они запланировали.
Его взгляд смягчается настолько, насколько позволяют его тёмные глаза.
— Но ты должна понять, он убил друзей тех, кто убил его. Ты знаешь, как тяжело бывает
порой не осуществить месть.
О, я знаю. Я вонзаю свои ногти в ладони.
— Они хотели прикончить твоих друзей сразу же после того, как поймали. Но я остановил их,
как только нашёл. — Он скалится. — И они наказаны.
Он не дал им убить Хая и Джо? Почему?
— Почему? Я думаю это и так понятно, Меда. Я не хочу делать тебе больно. Ты
принадлежишь нам, своей семье. Своему виду.
Я думаю про Ури. Я понимаю, что двигало демонами. Я же борюсь с этим. Меня не волнуют
другие. Мне больно, что мой друг мертв. Я понимаю их, но мне плевать. И я всё ещё злюсь.
— Нет.
— Нет, Меда? Тогда кому ты принадлежишь?
— Народу моей матери.
Но и это неправда. Я не принадлежу никому.
— Здорово познакомиться с тобой в конце концов, Модник, но ты немного опоздал.
— Меда, — он потряс головой, — я никогда не бросал тебя, я даже не знал о твоём
существовании. Его прекрасные глаза молят о понимании. — Она не сказала мне. Она просто скрыла
это от меня, когда… — его губы дрожат, — когда она получила то, что хотела. Мы нашли тебя
только около двух лет назад. С помощью дьявольской силы было уничтожено одно место, и это
заинтересовало нас. Там был твой дом, Меда. Я узнал Мэри… и тебя. И с тех пор не переставая
искал тебя.
Они искали меня в течение двух лет? Тут я наконец все понимаю. Вот, что нужно было
демонам. На какую-то долю секунды я задумываюсь, он искал меня потому, что я его дочь или
потому, что я наполовину Тамплиер?
118
А потом вспоминаю, что это не важно. Даже если бы он дал свою руку на отсечение ради
