— Вам повезло, — пробормотал я. Но мозг мой безуспешно пытался усвоить тот факт, что огненные шары Найтингейла пробивали броневую сталь толщиной в несколько дюймов. А мои с грехом пополам ломают картонные мишени.
— Никакого везения, — отрезал Найтингейл. — Только упорные тренировки.
Наша тренировка продлилась до ланча — а после него меня ожидала весьма увлекательная работа с документами. Среди них был один особенно длинный протокол, в котором я должен был объяснить, как ухитрился потерять дорогостоящий пистолет-электрошокер Х26 и что сделал с гарнитурой «Эрвейв», начинка которой превратилась в мелкий песок. Сочинение презентабельного объяснения заняло довольно долгое время, и ближе к вечеру, когда позвонила Симона, я только-только освободился.
— Я сняла номер в отеле, — сообщила она и назвала адрес: рядом с Аргайл-сквер.
— Во сколько встретимся?
— Да я уже жду тебя. Голая и вся во взбитых сливках.
— Серьезно?
— Ну, честно говоря, сливки-то я уже съела, — призналась она, — но ты же понимаешь, важна сама идея.
Аргайл-сквер находится примерно в пятнадцати минутах ходьбы от «Безумия». Двадцати, если надо еще зайти в мини-маркет и купить пару баллонов взбитых сливок: подготовиться имело смысл.
Отель оказался самый простой, двухзвездочный. Но кровать была широкая и крепкая, белье на ней свежее — и еще в номере имелся крошечный совмещенный санузел. Стены, правда, были тонковаты — но мы это обнаружили, только когда из соседнего номера застучали, призывая нас вести себя потише. В тот последний раз мы превзошли сами себя — длилось это, по-моему, часа два и на следующий день обеспечило нам обоим странноватую походку.
Потом мы остались в этой жесткой, но удобной кровати и уснули под извечную лондонскую колыбельную, состоящую из полицейских сирен, гудков автомобилей и кошачьих серенад.
— Питер, ты не передумал насчет завтра? — спросила Симона.
— А что насчет завтра?
— Я про выступление твоего папы, — напомнила она, — ты сказал, что мне тоже можно прийти, помнишь?
— Можем встретиться прямо там, — сказал я.
— Хорошо, — шепнула она и мирно уснула в моих объятьях.
У Кэмденского рынка есть одна интересная особенность: никто и никогда не планировал его строительство. Кэмден-таун, до того как его поглотил Лондон, был известен в первую очередь благодаря постоялому двору под названием «Матушка Красный Чепец». На пути в дикие дебри Миддлсекса он служил последним пунктом, где еще можно было приобщиться к пиву, гонорее и разбою. В начале девятнадцатого века серьезные господа во фраках и с пышными бакенбардами заложили здесь восточный рукав канала Регента, к северу от постоялого двора. Я говорю «господа заложили», но на самом деле это проделали две тысячи дюжих ирландцев, которые благодаря своей работе на канале прославились как специалисты по судоходству на внутренних водных путях — а проще говоря, как землекопы. Они, а также те землекопы, пришедшие им на смену, как раз и стали создателями трех главных столпов развития инфраструктуры, которые характеризуют историю технического прогресса: каналы, железные дороги и автомобильные шоссе. Я знаю это потому, что, учась в начальной школе, сделал из пластилина модель того района и был вознагражден золотой звездочкой, похвальной грамотой и лютой ненавистью Барри Седжуэрта, дворового хулигана и вечного неудачника. Рядом с Чок-Фарм-роуд были построены два здоровенных шлюза, которые и дали название рынку — Кэмден-Лок.[55] Вдоль канала тянулись бесконечные склады и широкий торговый ряд, выстроенный из дерева.
В шестидесятые в департаменте планирования Совета Лондонского графства (чьим негласным девизом было «Закончим то, что начали „Люфтваффе“») решили, что городу если что и необходимо, так это кольцевые автодороги, которые непременно должны проходить через самое его сердце. Бездарная планировка, ставшая результатом этих умозаключений, привела к тому, что часть города, которая могла бы приносить прибыль, если бы на ней построили многоуровневые парковки или очередной муниципальный крольчатник, была отдана на откуп трем предприимчивым лондонцам в дубленках. Эти ушлые ребята построили на месте старых деревянных лавок новый рынок, который стал работать по выходным. Там можно было купить и продать что угодно. К середине восьмидесятых рынок растянулся по всей Чок-Фарм-роуд до самого клуба «Электрик Болрум». И только тогда Совет Кэмдена прекратил попытки прикрыть его. На сегодняшний день эта точка Лондона занимает второе место по популярности среди туристов. И именно здесь расположен джаз-клуб «Арки», где мой папа собрался играть после долгого перерыва совместно с музыкантами Сайреса.
Те, к моему удивлению, заметно нервничали, зато папа сохранял полное хладнокровие.
— Я выступал и на более крупных мероприятиях, — пояснил он. — А однажды играл с Джо Хэрриотом в подвале Кэтфорда. И с тех пор больше никогда не боялся выходить на сцену.
Джаз-клуб «Арки» в начале существования Кэмденского шлюза представлял собой очень сомнительный подвал бывшего склада, находящегося под кирпичным железнодорожным мостом в форме арки — отсюда и название. Когда рынок начал разрастаться, клуб переехал в одно из помещений в западной его части, рядом с пешеходным мостом. Теперь посетители в ожидании концерта могли посидеть снаружи, за столиком кафе, и выпить, наслаждаясь видами канала и шлюза. Папа говорит, в те времена в канале уже довольно редко плавали дохлые собаки.
Чертенок Грант и «Добровольный джазовый патруль» должны были выступать на разогреве у основного коллектива. На сцене Дэниел и Макс проводили финальный саундчек. Народу в зале пока было немного, в основном все тусовались на улице с выпивкой и сигаретами. Я спросил ребят, где Джеймс.
— Блюет в туалете, — ответил Дэниел. — Перенервничал.
Я увидел маму — она была в своем самом нарядном платье и нервно переминалась с ноги на ногу. Помахала мне рукой — я в ответ жестом показал, что пойду на улицу ждать Симону. Мама кивнула и направилась следом за мной.
Был конец сентября, и к семи часам сумерки уже совсем сгустились. Но в разрыве между тучами неожиданно проглянуло заходящее солнце, и его последние лучи окрасили кирпичный верх шлюза в теплый оранжевый цвет. Я увидел Симону — она свернула с Чок-Фарм-роуд и, радостно помахав мне рукой, направилась к нам. На ней были туфли на шпильке и с открытыми мысками — моя мама периодически покупает такие, но никогда не надевает. Симона явно решила, что это будет вечер в стиле восьмидесятых, так как волосы она убрала под широкополую шляпу, а жакет, надетый поверх прозрачной блузки, застегнула на все пуговицы.
