Полковник скучающе смотрел на это развлечение, и на его лице было написано: «Жаль, жаль… ничего интересного».
Оживился он тогда, когда вперед вышла Маша. Она аккуратно сложила пиджачок возле стены, выбрав чистое место, и встала впереди всех.
Я закусил губу, а потом, решившись, тихо шепнул полковнику:
— Она беременна. Если из-за вас она потеряет моего ребенка, клянусь, я вас убью!
— Не потеряет, — невозмутимо ответил Серов и добавил: — Не разбрасывайся угрозами. Ты по ниточке ходишь, не забудь. Прострелить тебе башку дело секунды, не забывай. Ты не всемогущ.
Потом громко объявил:
— Женщинам в живот не бить! Остальное, что угодно. Начали! Первый — пошел!
Маша стояла красивая, беззащитная, маленькая, по сравнению с этими громоздкими мужланами, и у меня просто остановилось сердце. Я дернулся вперед, и лишь рука полковника, схватившая меня за рукав, остановила, не дала вмешаться:
— Не сметь! Не мешать!
Маша слегка улыбнулась, и мужчина, который шел к ней, вдруг упал на колени, блаженно улыбнулся и пополз к своей госпоже, как маленький щенок. Маша погладила его по голове и приказала:
— Врежь этому плохому дядьке! — показав на полковника.
Спецназовец радостно вскочил и отправил свой кулак-дыню в голову Серову. Тот легко ушел от удара и неуловимым движением (мне даже показалось, что он и не коснулся этого парня!) отправил его в кувырок, в сторону остальных охранников, ошеломленных происходящим. Те схватили парня, стали удерживать его, а он рвался, пускал пену, ревел, как зверь, пытаясь достать до Серова, пока Маша не приказала:
— Хватит. Отдыхай. Поспи! — И парень опустился на пол, блаженно закрыв глаза.
— Впечатляет, — бесцветно сказал Маше полковник, — только больше так не делай. Иначе будет плохо. Значит, вот такое твое оружие… Интересно. С тобой достаточно. А ты могла бы заставить его перерезать себе горло?
— Наверное… не пробовала, — смущенно улыбнулась Маша.
— А жаль, — невозмутимо бросил полковник, — теперь ты. — Он указал пальцем на Василису, и та скинула с себя туфли, с удовольствием разминая пальцы ног. Как это женщины ходят в этих сооружениях? Это же ужас какой-то! Я бы давно упал с этаких ходуль или сломал себе ногу.
Я опять напрягся, хотя и знал, что такое оборотни, но все-таки — Василиса не так давно начала мутировать, могла и не преобразоваться как следует. Так что основания для опасений были.
Зачем? Зачем он это делал? Я долго думал после над случившимся и пришел к выводу: испытание силы было лишь поводом. Нас ломали. Они пробовали — насколько нас хватит, насколько мы управляемы и безопасны. Государство не может допустить в своем теле настолько неконтролируемых и опасных существ. Мутантов. Да, омоложение выгодно, да, мутанты для армии — это хорошо. Но насколько они могут подчиняться? Будут ли они безопасны, притом что у них нет сдерживающих факторов в виде идеологической составляющей. Ну, наплевать нам было на всю эту идеологию и на все то, что годами, десятилетиями вбивали в головы людей в этой стране! А это опасно. А если мы захотим изменить существующую власть? Физически устранив руководство страны?
Тут и начинает пониматься эта фраза полковника о том, что мы ходим по ниточке. Он честно предупредил меня о существующем порядке вещей. То, что говорят мне в лицо — о сотрудничестве, — это ничего не значит. Спецслужбы — они могут сказать что хотят, сделать что хотят, прикрываясь лозунгом о государственной необходимости. Читай — по желанию высших руководителей, управляющих этой службой. Верить им нельзя ни в коем случае. Шла «разведка боем». Убедившись, что добиться чего-нибудь обычными средствами невозможно, они пошли другим путем.
Полковник? Зачем он приоткрылся? Не знаю. Может, ему стало нас жалко, а может, скорее всего, он привнес фактор неопределенности, чтобы посмотреть — что будет. Или не хотел потерять ценные кадры из-за нашей неуправляемости. Одно было ясно — мы должны были постоянно показывать, что смирились с нашей участью подопытных кроликов и лекарей и не помышляем ни о каких самостоятельных действиях. Иначе… что должно было быть иначе — я не хотел думать. Много крови, много смертей и непредсказуемый результат. Верно сказал полковник, я не всесилен. А бросить своих женщин и своих подчиненных я бы не смог — умер бы рядом с ними. «Русские своих на войне не бросают», — сказал один персонаж старого фильма.
Василиса слегка улыбалась, глядя на идущего к ней здоровенного парня, бицепсы которого рвали футболку. Я знал, что сейчас будет, и не завидовал парню. Если Василиса закончила трансформацию — она сейчас его порвет. Если не закончила и ей достанется на орехи — порву его я. За то, что навредил моей женщине. И будь что будет! А порву ли? Почему я так уверен? Он же настоящий боец, подготовленный, а я кто? Вася Кольцов? Парень с окраины? Почему-то был уверен, что я сильнее — в глубине души знал, что так и будет. Давно уже не задумываюсь — откуда чего всплывает в моей голове, где память грифона, а где моя. Может, неправильно? Надо попробовать разделить две сущности? Но это было бы все равно как разделить человека на две половинки. Будут эти половинки жить? Нет, конечно. Так и моя личность теперь неотделима от личности грифона. Я — грифон!
— Ну, чего застыл! Атакуй! — сердито прикрикнул полковник, глядя на застывшего в нерешительности бойца. Тот нанес быстрый удар, целясь в плечо Василисы, и несомненно удивился, встретив лишь воздух.
Если вспомнить волка, который ловит в воздухе муху, легко и непринужденно, становится понятно, почему спецназовец никак не мог попасть в девушку, вроде мы не прилагающую никаких усилий для уклонения от ударов. А оборотень обычно был гораздо быстрее и сильнее волка. Помню, как нас однажды вызвали к дебоширу, погонявшему свою семью оборотню. Так вот, совершенно официальное требование в таких случаях не подходить к хулигану-оборотню. Взять его все равно невозможно. Средств только два — или валить его сонным заклинанием, химикатами, или же убивать. Расстреливать издалека. Тогда мы проникли через балкон, и Семеныч завалил его сонным заклятием. Иначе бы… и то он успел поставить фингал Коле, будучи при этом пьяным вдребезину.
Это представление с Василисой продолжалось минуты две и напоминало «ката», танец-бой в восточных единоборствах. Спецназовцы уже начали посмеиваться, глядя на этот «танец», боец, пытавшийся достать Василису, покраснел от злости и покрылся испариной от беспрерывных попыток достать «мишень», когда партнерша сама прекратила этот фарс.
Удар рукой в скулу (ладонью!) был таким незаметным и таким оглушительным, что все замерли с открытыми ртами. Голова бойца мотнулась, глаза закатились, и он с грохотом рухнул на пол, пустив тонкую струйку слюны из уголка рта.
