Удар рукой в скулу (ладонью!) был таким незаметным и таким оглушительным, что все замерли с открытыми ртами. Голова бойца мотнулась, глаза закатились, и он с грохотом рухнул на пол, пустив тонкую струйку слюны из уголка рта.
Полковник озабоченно проверил пульс упавшего и коротко кивнул головой:
— Нормально. Жить будет. Достаточно. Теперь — Иван. Ограничений никаких. Правил никаких. Вы должны уронить его. А ты должен уронить их. По возможности не убивая. Но если кто-то кого-то убьет — никаких репрессий по этому поводу не будет. Это ясно? Если ясно — начали. Все, разом!
На меня двинулись оставшиеся на ногах здоровые парни — их было пять человек, среди них и те, кого потрепал Петр. Они уже полностью оклемались и встали на ноги, горя желанием отомстить за свое поражение.
Меня начала захлестывать темная волна. Боевой грифон, сидевший глубоко внутри, требовал выхода, требовал, чтобы я позволил ему убить всех этих людей, опрометчиво решивших посостязаться с ним в силе и ловкости. Я находился на грани потери своей воли, и лишь громадным напряжением воли удерживал себя от того, чтобы не превратиться в четырехногую боевую машину, более всего приспособленную для боя. Раньше со мной такого не было. Обычно накрыло — очнулся — вокруг трупы. Аминь! Что там происходило, как я их рвал — да кто знает? Кроме покойников. Но сейчас… сейчас я решил держать себя под контролем. Не показывать свое истинное лицо. Или скорее — клюв. Для них я мутант с паранормальными способностями, чудовищно ловкий и сильный, обладающий магическими способностями. Вот таким я и останусь в их памяти. По крайней мере, на ближайшие месяцы. Или годы. Вот только надо побить этих пятерых, и…
Кулак, прилетавший в лицо, я встретил открытой ладонью — не знаю, почему. Наверное — так было надо. Вероятно, этому человеку показалось, что он ударил в бетонную стену. Хруст, вскрик, сломанное запястье. Один готов.
Второго одним молниеносным движением ухватил за предплечье и шваркнул, как щенка, о стену, находившуюся в пяти метрах от меня. Он пролетел по воздуху это расстояние и ударился о стену со звуком, будто кто-то взял автомобильную покрышку и со всего маха врезал ею о пол. И этот готов.
Трое оставшихся почему-то медлили, и летели на меня со всех сторон, вытаращив глаза, как ненормальные. Их рты застыли в яростном крике, но движения были очень, очень медленными. Понадобилось всего лишь чуть-чуть отшатнуться в сторону, схватить двух за шеи и воткнуть лоб в лоб. Надеюсь, что их черепа выдержали.
Не успели они упасть на пол, как я перегнулся через их падающие тела и резко ударил кулаком в сердце последнего, оставшегося на ногах, с неудовольствием заметив, что грудная клетка этого человека прогнулась и неприятно хрустнула. Все закончилось.
Странно. Очень странно. Мои спутники, полковник — все застыло, как будто я смотрел остановившийся ролик в Интернете — застывшие фигуры, застывшие лица, с выражениями удивления, страха и торжества — в зависимости от того, на чьем лице это было написано.
Интересно — пришло мне в голову — я что, умею управлять временем? То есть я могу остановить время? Или ускорять процессы в своем теле настолько, что весь окружающий мир кажется мне стоящим на месте? Ну-ка!
Я представил, что весь мир застыл — вообще застыл — и действительно, все окружающее превратилось в застывшую декорацию. Статуи падающих людей, удивленно смотрящий на происходящее полковник, Василиса, с радостным восторгом взирающая на бойню, Маша, довольно улыбающаяся, Сергей, иронично ухмылявшийся, как будто знал, чем это кончится. Петр, с легким страхом и удивлением наблюдающий за происходящим.
Все стояли — муляжи людей, декорации к огромной пьесе, под названием жизнь.
Я сделал быстрый шаг вперед — шагать было почему-то трудно, мышцы ног протестовали, кости как будто скрипели на каждом шагу, но так-то было вполне комфортно передвигаться, если не особенно стараться ускорить движения.
Подошел к полковнику, и, не удержавшись, выдал ему великолепный щелбан в лоб. Ощущение — будто я врезал в стальную балку. Палец заболел. Интересно — что потом будет со лбом гэбэшника. Чертыхнулся про себя — забыл, ведь меня точно снимают! А потом посмотрят в замедленной съемке… тьфу, черт! Не надо было этих экспериментов! И уж тем более щелбана… как пацан. Да ладно — поезд ушел. Теперь они знают, что я могу ускоряться в десятки, а может, в сотни раз. Ну и черт с ними. Больше ценить будут. Посмотрел на парней, падающих на пол, они так и висели в воздухе, как подвешенные на нитках. Прикинул, по моим ощущениям, я находился в состоянии ускорения уже минут пять. Сколько еще смогу тут удержаться?
Ответ получил тут же, секунд через тридцать: началось с того, что заболели мышцы ног и рук. Просто их заломило до судорог. Затем навалилась усталость, такая, будто я весь день таскал железо в тренажерном зале, а потом всю ночь кувыркался с подружкой. Слабость, испарина, даже небольшая трясучка. Заболела голова, а перед глазами заплясали золотистые искорки, и тут же мысль: «Болван! Больше минуты в Ускорении Фаральфа никто не может находиться! Ты сдохнешь, если не отпустишь время!»
И я отпустил. Пошатнулся, но удержался на ногах, облегченно услышав удар тел бойцов о пол, радостные крики моих спутников, чертыхание полковника, прижавшего ко лбу правую руку и с недоверием смотревшего на меня. (Потом у него сиял великолепный синячина, но он так никогда ни слова не сказал мне по поводу этого инцидента.)
Мышцы у меня дрожали от напряжения, в голову билась кровь, и ее толчки я ощущал где-то в затылке, руки слегка дрожали, а еще я страшно хотел есть. Просто до визга. С детства не испытывал такого голода.
Полковник задумчиво кивнул головой, потерев лоб, потом шагнул к лежащему на полу парню, которого я ударил в грудь. Тот не шевелился, и похоже, что он был мертв. Серов пощупал пульс, потом обернулся ко мне:
— Можешь что-то сделать?
Я подошел к лежащему, незаметно утихомиривая трясущиеся руки, и громко сказал:
— Все отошли! Все!
Потом устроил парня поудобнее рядом с двумя другими, лежащими рядом, и начал читать заклинание, больше не отвлекаясь ни на что. Заклинание оздоровления — то, что подталкивало организм высвобождать свои внутренние ресурсы и восстанавливаться.
Через пять минут парень начал дышать, синее лицо порозовело, а те, что лежали рядом, уже стали подниматься — сели и недоуменно обвели взглядами окружающих.
— Что… тут случилось? — спросил один из них, недоуменно поглядывая на стоящих рядом людей и на меня, стряхивающего со штанов пылинки.
— Чего-чего… вырубил он тебя. И меня, — ворчливо сказал второй боец, поднимаясь с пола, — такого я никогда не видал. Интересно, как называется эта борьба? Скорость нечеловеческая!
