— Подслушивала? — прыснула со смеху Маша.
— Ну не так чтобы подслушивала… но слушала, — хихикнула Василиса, — тоскливо одной, правда! Возьмите в компанию, а?
— Иди к нам. Ложись справа. Ага, вот так Ваня не против, правда?
— Вообще-то, нет, — растерянно ответил я, — как вижу, вы за спиной у меня спелись?
— Да куда деваться, — пожала плечами Василиса и облегченно вздохнула, прижимаясь к моему плечу и зажимая мою руку у себя между ног, как дети зажимают плюшевого мишку или куклу, чтобы не расставаться с любимой игрушкой, — есть ситуация: один мужчина и две женщины. Каждая любит его и не очень любит конкурентку. Если они начнут свару — ничем хорошим это не кончится. Решение: договориться и принять все так, как оно есть. Так что… вот так.
— Да, Вань… куда деваться? Да и Василиса мне уже как сестра. Мы сейчас как на фронте, в тылу врага — нам нельзя ругаться. Мы с ней поговорили и договорились, что будем все решать мирно. А тебя на всех нас хватит — не сотрешься. Вот только других баб мы не допустим! Всех поубиваем!
— Ага! — радостно вторила Василиса с другого бока и еще крепче зажала мою руку. Было такое впечатление, как если бы моя рука попала в тиски. Крепка моя жена.
— А чего это вдруг вы про других баб? — удивился я. — Вроде бы я никогда не давал повода усомниться в моей верности…
— Хе-хе-хе… — ехидно рассмеялись обе жены и затихли на кровати.
— Чего хе-хе-то? — рассердился я. — Что, таскался по бабам? Заглядывался на всех встречных-поперечных?
— Ну… таскаться не таскался, а на медсестру сегодня заглядывался! На сиськи ее! Видела, Маш, как он в разрез халата ей заглядывал, когда она у него кровь брала?! Бесстыдный! А та-то, сучка, так и вертит возле него задом, так и вертит!
— Ага, видела, я чуть не воткнула ей шприц в задницу! Сучка крашеная! У нее волосы крашеные, а ты ей в сиськи заглядываешь!
— Во-первых, не вижу связи между крашеными волосами и невозможностью глядеть на чьи-то там сиськи, во-вторых, мне тогда было не до чего — терпеть не могу уколов, взятий крови и всякого такого медицинского действа, а в-третьих, вы что хотели, чтобы я не на баб, а на мужиков заглядывался? У меня была нормальная мужская реакция на хорошенькую женщину. А правда, медсестра была миленькая?
— Шшшшш… — зашипели мои женщины, как две змеи, и стали тормошить, щипать и пихать меня в бока, наказывая за распутность и дурные помыслы — каковых, впрочем, у меня и не было. Зачем мне какие-то бабы, при двух красотках-женах, каких во всем мире-то не найдется — такие они красивые!
Мои «красотки», услышав это, сменили гнев на милость и стали меня целовать, чем привели в смятение:
— Эй, перестаньте! Я же не железный! Прекратите безобразие! Я не удержусь, сейчас кое-кого…
И я не удержался. Впрочем, все прошло просто замечательно. По-семейному, так сказать. Не знаю, как там всяким султанам живется в их гаремах. Но мне было очень хорошо. Очень. Впрочем, моим женам тоже.
Потом они спали, раскинувшись на кровати, как две обнаженные грации, а я лежал без сна, раздумывая о том, как жить дальше.
Завтрашний день покажет — могу ли я обмануть этих людей. У меня были очень большие сомнения. Эти люди: второе имя им — лицемерие, ложь, обман, интрига. Куда мне против спецслужб, погрязших в интригах и лжи? Смогу ли я противостоять целому аппарату КГБ? Смогу ли обмануть лжецов? А ведь придется.
А что дальше? Ведь я собираюсь на себя взвалить управление страной. Смогу ли? Кстати, а с чего я взял, что буду управлять страной? Зачем мне это? Не буду. Я всего лишь подскажу, как правильно сделать. Как правильно управлять этой страной. Нет, опять не так. Я покажу им путь, по которому надо идти. Мессия? Тихо захихикал про себя — мессия — Вася! Ну кто бы мог подумать? И тут же остановился: а что смешного?
Ну что смешного в том, что судьба, или бог, дала мне возможность сделать мир чуть-чуть совершеннее. Ну кто сможет отказаться от такой возможности? Кто сможет отказаться от роли Мессии? Я не смогу. Просто потому, что вижу — могу реально помочь людям. Конечно, я нормальный циник, как и все молодые люди моего возраста и моего времени, но… есть что-то такое у меня в душе, что не позволяет остаться в стороне, если реально могу помочь людям и спасти миллионы жизней. А еще — любопытство! Что будет — если…? Зуд демиурга, строителя миров.
А будет нелегко. Сегодня смотрели телевизор — ничего понять не могли, что происходит в стране. Опять «Лебединое озеро», опять какая-то классическая музыка и хороводы. Что делается, понять невозможно. Нам никто не докладывает о настоящем положении дел, а из газет и телевизионных передач это понять нельзя. Надо будет попробовать расспросить о положении в стране у Серова — если он захочет нам рассказать. А почему нет? Мы все равно дали подписку о неразглашении государственной тайны, за нами следят, с иностранцами мы контактов не имеем — не замазаны общением с буржуазными наймитами и шпионами. Завтра расспрошу как следует. А сейчас — спать. Спать! Сегодня много потрудился… хммм… и не только в постели.
— Давай я тебе чаю подолью? Бутербродик? Рубашка у тебя что-то плохо выглажена. Василька, это ты гладила! Смотри, Ванечка мятый! Тебя чего, не учили гладить?
— Не учили! У нас прислуга была! И вообще — какого черта мы сами готовим и сами все убираем?! Что, у нас денег нет, что ли? — Василиса раскраснелась от злости и чуть не шипела. Маша, наоборот, была благостной и веселой.
Сегодняшним утром они были слегка усталыми, довольными — пока Маша не заставила Василису гладить рубаху. Та долго и матерно выражалась (было слыхать даже через две комнаты), потом принесла что-то мятое, местами глаженное.
— Так-то да — зачем вам руки портить? — согласно кивнул я, набивая рот бутербродом с колбасой. — Прифлуфу фсять и фее!
— Васенька, не говори с набитым ртом — подавишься! — невозмутимо ответила Маша, а я закашлялся, покраснев и выпустив слезы из глаз.
— Вот видишь?! А если бы не крошка, а целый кусок? И откачивай тебя!
Я прокашлялся, вытер слезы и со смехом заметил:
— Это из-за тебя подавился. Смешно стало. Ты как моя мама — она мне всегда запрещала говорить с набитым ртом. Только она не врач, а учительница.
— Хорошая профессия. Хочу познакомиться с твоей мамой. Умная женщина, сразу видно.
Я опять раскашлялся и, откашлявшись, сказал:
— Представляю: «Мама, познакомься, это мои жены. Они беременны твоими внуками. Скоро ты станешь дважды бабушкой!» Представляю ее лицо… Одна жена нимфа, другая оборотень. Сын — грифон.
— Мда… интересно, — захихикала Василиса, — я представляю, если бы моя мама увидела нашу компанию! И это при ее болезненном отношении к статусности, к месту в обществе. Так-то в нашем мире уже давно свобода нравов, даже слишком уж свобода, но наша семейка — это нечто такое…
