— Да, точно, её звали Гризельда, — отозвался Морис, не поднимая головы.
— Наверно, она жила в пряничном доме в лесу.
— Да. — Но он не был Морисом, если бы чего-нибудь сходу не присочинил: — Но это был не пряничный дом, а дом из сухарей, потому что она была на диете. Очень заботилась о своём здоровье, старая Гризельда.
Девочка пару секунд моргала в полном недоумении, а потом решительно сказала: — так это не должно быть.
— Извини, я ошибся, домик действительно был пряничным, — поспешно согласился Морис. Кто давал еду, всегда был прав.
— И наверняка у неё были большие бородавки.
— Уважаемая… — Морис постарался выглядеть совершенно честным. — Некоторые из её бородавок даже обладали собственной жизнью и ходили друг к другу в гости. Э… а как тебя зовут, девочка?
— Обещаешь ты мне, что не будешь смеяться? — спросила девочка.
— Обещаю, — ответил кот. Кто знает, может у неё были ещё рыбьи головы.
— Меня зовут… Малисия.
— Ага.
— Ты смеёшься? — спросила она угрожающим тоном.
— Нет, — удивлённо ответил кот. — А над чем?
— Тебе не кажется смешным моё имя?
Морис подумал над известными ему именами: Окорок, Опасный Боб, Загар, Сардины…
— По-моему, обычное имя, — сказал он.
Малисия посмотрела на него с подозрением, но потом переключила своё внимание на мальчика, который спокойно сидел с обычным для него довольным выражением лица, которое у него бывало всегда, когда ему было нечего делать.
— А у тебя тоже есть имя? — спросила она. — Ты случайно не третий, младший сын короля? Если твоё имя начинается с «Принца», это будет важное свидетельство.
— Я думаю, что меня зовут Кейт, — ответил мальчик.
— Ты никогда не говорил, что у тебя есть имя! — вырвалось у Мориса.
— Никто меня и не спрашивал, — ответил мальчик.
— Кейт — так себе начало для имени, — сказала Малисия. — В нём нет ничего загадочного. Это точно твоё настоящее имя?
— Это то имя, которое мне дали.
— Да, так это звучит лучше. В этом есть лёгкий намёк на какую-то тайну, — сказала Малисия неожиданно заинтересованным тоном. — Как раз ровно столько, чтобы создать определённое напряжение. Я так думаю, что тебя выкрали вскоре после рождения. Вероятно, ты на самом деле законный король какой-нибудь страны, но они нашли кого-то похожего на тебя, и вас поменяли. В этом случае у тебя должен быть волшебный меч, который однако таким не выглядит, а показывает свою волшебность только тогда, когда придёт время взять судьбу в свои руки. Наверно, тебя нашли где-то под дверью.
— Это верно, — подтвердил Кейт.
— Вот видишь! Я всегда права!
Морис всегда старался понять, что людям нужно. И Малисии, как ему казалось, был нужен кляп. Но он ещё не слышал, как глупый на вид мальчик рассказывал что-то о себе.
— А что ты делал под дверью? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Кейт. — Вероятно, лепетал что-то.
— Ты никогда не рассказывал мне об этом, — с упрёком сказал Морис.
— А это важно? — спросил мальчик.
— Вероятно, рядом с тобой лежали тогда волшебный меч и корона. И ещё у тебя есть какая-нибудь таинственная татуировка или странная родинка, — продолжила строить предположения Малисия.
— Не думаю, — ответил Кейт. — Никто ничего такого мне не говорил. В корзине кроме меня лежали только одеяло и записка.
— Записка? Это важно!
— На ней было написано: «девятнадцать пол-литровых бутылок молока и один клубничный йогурт», — сказал Кейт.
— Да, с этого мало толку, — разочаровано протянула Малисия. — Почему девятнадцать пол-литровых бутылок?
— Это была Гильдия Музыкантов, — сказал Кейт. — Она довольно большая. О йогурте я ничего не знаю.
— Сирота, это хорошо, — решила Малисия. — Принц может стать только королём, а сирота может стать кем угодно. Тебя били? Или запирали в подвале, где ты вынужден был мучаться от голода?
— Такого я не помню, — ответил Кейт и посмотрел на Малисию с удивлением. — В Гильдии все были добры ко мне. Там были хорошие люди, и они меня многому научили.
— У нас тут тоже есть гильдии, — сказала девочка. — Она учат мальчиков на столяров или каменотёсов и тому подобное.
— Наша гильдия учила меня музыке, — объяснил Кейт. — Я музыкант. И к тому же хороший. Я зарабатываю музыкой на жизнь с шести лет.
— Ага! Таинственный сирота, особенный талант, вырос в бедности… Постепенно всё вырисовывается, — торжествующе заявила Малисия. — Клубничный йогурт, наверно, неважен. Что бы изменилось в твоей жизни, если бы у него был банановый вкус? Кто знает?! А какую музыку ты играешь?
— Какую? — переспросил Кейт. — Разных музык не бывает, есть просто музыка. Она везде, надо только прислушаться.
Малисия посмотрела на Мориса. — Он всегда такой? — спросила она.
— Он раньше вообще о себе не рассказывал, — ответил кот.
— Наверняка вам не терпится узнать всё обо мне, — сказала Малисия. — Вы просто стесняетесь спросить.
— Да, конечно, — поторопился согласиться Морис.
— Наверняка вас не удивит узнать, что у меня есть две ужасные сводные сёстры, и что я одна должна выполнять всю работу по дому.
— Ну надо же, — ответил Морис и подумал, а нет ли в кухне ещё рыбьих голов.
— Ну, бóльшую часть работы, — добавила Малисия с неохотой. — Точнее, кое-что из работы по дому. Например, я должна убирать мою комнату. А там всегда такой беспорядок!
— Боже мой.
— Хотя это чуть ли не самая маленькая комната. В ней нет шкафов, а места на книжных полках уже не хватает!
— Боже мой.
— И люди ужасно ведут себя по отношению ко мне. Вы заметили, что мы находимся в кухне? Я дочь бургомистра! Можно ожидать от дочери бургомистра, что она будет минимум раз в неделю мыть посуду?! Едва ли!
— Боже мой.
— И посмотрите на мою обветшалую старую одежду!
Морис присмотрелся к девочке внимательней. В человеческой одежде он не сильно разбирался. Ему лично хватало шерсти. Но насколько он мог судить, Малисия носила совершенно обычное платье. Всё казалось на месте. Не было никаких дыр, если не считать дыр для рукавов и ворота.
— Вот здесь, — сказала Малисия, показывая на место на подоле, которое ничем не отличалось от других мест. — Мне пришлось самой зашивать!
— Боже м… — Морис не договорил до конца. Оттуда, где он сидел, видны были пустые полки на стене, и теперь он видел, как на одну из полок спускался по верёвке Сардины. У Сардины на спине был маленький рюкзак.
— И как будто этого мало: Я должна доставать каждый день хлеб и колбасу… — продолжала тем временем Малисия, но теперь Морис слушал её ещё менее внимательно, чем до того.
Естественно, это должен быть Сардины, думал он. Вот ведь идиот! Он всегда бежит впереди Устранителей Ловушек! И из всех кухонь города надо же было ему появиться именно в этой. Сейчас девочка повернётся, увидит его и закричит.
Сардины это, наверно, даже понравилось бы, он бы счёл это чем-то вроде аплодисментов. Он жил как будто на сцене. Другие крысы просто бегали, пищали, творили беспорядок — и этого было вполне достаточно, чтобы убедить людей, что в их городе случилось нашествие крыс. Но Сардины этого было мало. Ему надо было устраивать его йоворлл танцевально-песенное представление!
— …и крысы всё крадут, — сказала Малисия. — А если они что-то не крадут, так портят. Это ужасно! Городской совет покупает продукты в других городах, но там не так много лишнего. Мы вынуждены покупать зерно и всё остальное у торговцев, приплывающих вверх по течению. Поэтому хлеб так дорог.
— Дорог? — отозвался Морис.
— Мы пробовали ловушки, яд, собак и кошек, но крысы всё равно возвращаются, — продолжила девочка. — И они стали хитрыми. Больше не попадаются в ловушки. Ха! Я ещё ни разу не получила пятьдесят центов за хвост. Какой смысл в том, что крысоловы дают пятьдесят центов за хвост крысы, если крысы настолько умны, что не попадаются? Крысоловы говорят, что им приходится пускаться на все возможные уловки, чтобы поймать эти чудовища. — Позади девочки Сардины осмотрелась в кухне и подала крысам сверху знак затащить верёвку.
— Ты не думаешь, что это мог бы быть подходящий момент, чтобы беги отсюда! — сказал Морис.
— Ты почему корчишь рожи? — спросила Малисия, уставившись на кота.
— О… э, ну ты знаешь наверняка кошку, которая постоянно улыбается? Слышала о такой? Ну, а я вот такая кошка, которая корчит рожи, — отчаянно пытался отбрехаться Морис. — А иногда у меня просто вырываются сами собой слова прочь, беги прочь, видишь, это опять произошло, я ничего не могу с этим поделать, это такая болезнь, меня надо, наверно, лечить о нет, не делай этого, это неподходящее место ох, ну вот опять…
