Хоромы впечатляли. Они вряд ли уступали княжеским по внешней крутизне и внутренней роскоши. Веселая компания расположилась за идеально отполированным дубовым столом.
– Между прочим, легендарный стол. За ним пировали Ослохан со Слондром, – похвастался Полкан.
На близнецов эта информация не произвела никакого впечатления. Егор вообще решил, что Аслахан и Слон Дрон – какие-то крутые преступные авторитеты.
В последующие пять часов Люлякин-Бабский и Емельяновы сделали все, чтобы обесценить дорогущий стол. Когда собираются три мужика, говорящих по-русски, они знают, о чем столковаться. Соображение на троих – древнейшая традиция, а мы традиции свято бережем, пока хватает сил.
Силы покинули господ дембелей и боялина глубокой ночью. Результатом стал серьезный ущерб личному винному погребу Полкана. Хозяин намеревался вызнать у немчурийцев их истинные цели. Близнецы и не таились. Наоборот, обстоятельно рассказали о своих злоключениях, причем немногословный Егор под действием выпивки обрел истинное красноречие. Боялин то замирал в ужасе, то счастливо смеялся, но поутру ничего не смог припомнить. Он тоже изливал наболевшее, словно гости являлись самыми преданными ему людьми. Никто не ведает, сколько тайн выболтал Полкан. В дембельских головах не застряло ни крупицы ценной информации.
Боялин открыл глаза и поморщился от ощущения полнейшего краха страдающего организма. Болела голова, драло горло, тошнило, крутило живот, руки-ноги были ватными. Сердце колотилось, будто дятел-рекордсмен.
– Да, давно я так не напивался, – просипел Полкан.
Слуги у Люлякина-Бабского были молодцы: еще ночью перенесли отрубившихся собутыльников на кровати. Боялин утопал в мягкой перине, но даже кайф от этого ощущения парения не мог перебить общей хреновости дел.
Самое страшное, Полкан ничегошеньки не помнил. Полезного. Наоборот – несущественное так и лезло на ум. Боялин точно знал, что он уважает послов и что они уважают его. Еще немчурийцы отлично пели, да и сам Люлякин-Бабский очень даже неплохо выступил. Хотя на самом деле троица устроила форменный фестиваль кошачьей песни. Кроме того, в боялском мозгу постоянно вертелся какой-то умрун. И все.
– Надо меньше пить, – произнес заклинание Полкан.
О, сколько раз давалась эта клятва! Кто только не приходил к этому верному выводу! В то скорбное утро боялин и близнецы Емельяновы были единодушны, ведь Егор повторил магическую формулу дословно.
Братья валялись в гостевых покоях и умирали от похмелья.
Кровати – выше всяких похвал. Кто-то даже снял с близнецов форму, чтобы не мялась. Рядом с каждым страдальцем стоял кувшинчик с ключевой водой. Полный пансион, как сказал Старшой.
На реабилитацию ушло полдня. Но и ожив, Егор да Иван пребывали в неимоверной меланхолии.
Самочувствию дембелей вторила погода: тучи проносились над самой землей, а выше сизела плотная завеса облаков. То и дело принимался лить назойливый дождик. Ветер был неистов.
– Погодка – швах, – констатировал Старшой, подойдя к окну.
Терем располагался на возвышении, поэтому городская стена не мешала обзору. За Тянитолкаевым раскинулось необъятное поле. Где-то вдали чернела лента реки, а за ней границу земли и неба очерчивала темная полоска леса.
– Почему они построили город не на реке, а здесь? – озаботился Егор, тоже пожелавший насладиться видом.
– Разлива боятся, – предположил Иван. – Вон, по ящику как-то показывали репортаж про поселок. Его заливает каждый год, люди уезжают или на крышах ночуют, а потом все равно возвращаются. А смысл? Никакого. Сплошной геморрой.
– А дома сейчас, небось, телик зырят, – вздохнул Емельянов-младший.
– Угу. Представляю, что бы он тут стал показывать.
Старшой залез в карман и извлек злополучную газету. Нашел программу телепередач, зачитал вслух:
18:00 Вечерние хреновости
18:20 Ток-шоу «Заткнись, когда разговариваешь» с А. Малахольным
19:00 Поле чудил
21:00 Извести
21:30 «Спасение рядового-дембеля». Драма. Режиссер: Стивен Шпильберг.
– Братка, выбрось ты эту газетенку на фиг, – взмолился Егор.
– А что? Здесь-то как раз все очень хорошо угадывается. А фильм Спилберга – туфта, наше старое кино про войну куда лучше.
Иван попал в десятку. Близнецы любили советские военные фильмы, в детстве они пересмотрели все от опереточного «В бой идут одни старики» до самых серьезных и тяжелых. Например, «Господин Великий Новгород». Но самые теплые воспоминания остались от саги о Штирлице.
Тут Емельяновы принялись дурачиться, вспоминая сцены боев с «фрицами».
– Аларм! Аларм! Партизанен! Шайсе! – подделывал испуганные голоса Старшой.
Егор некоторое время имитировал звуки автоматных очередей и взрывов, потом сурово приказал:
– Хэнде хох, херр офицер!
– Нихт шиссен! Их бин сдавайсья, – жалобно запричитал Иван, корча испуганную рожу и поднимая руки вверх.
Подслушивавший под дверью Полкан отнял ухо от скважины и удовлетворенно пробормотал:
– Ссорится немчура. Наверное, послы боятся, что по пьяной лавочке выболтали государственные секреты. Это мне на руку.
Боялин мерзко хихикнул, но тут же скривился – в больной голове будто колокол ударил.
А настроение дембелей потихоньку улучшалось. Они надеялись на помощь Скипидарьи.
– Должно же нам повезти, – сказал ефрейтор.
Иван промолчал. Не Егору говорить о везении.
Вскоре в гостевые покои явился слуга, шустрый паренек лет шестнадцати, и позвал на трапезу. Есть совершенно не хотелось, но не откажешься же!
– Проходите, гостюшки иноземные! – радушно пророкотал Полкан.
Он уже пришел в норму, и близнецы ему, естественно, позавидовали.
– Мы, счастливые жители Тянитолкаева, владеем секретом опохмела, – похвастался Люлякин-Бабский. – Прошу принять по стаканчику. Сие есть рассол на живой воде.
И действительно – сделав по паре глотков, Иван да Егор почувствовали, как стремительно проходит ломота в теле, гул в голове и прочие неприятные явления.
– Ух, – выдохнул Старшой. – У нас такого нету.
Полкан поднял указательный палец:
– Вот то-то и оно! А мы можем поставлять волшебный напиток бочками. В знак искренней дружбы я дарю вам лично по большому кувшину. Кстати, насколько я знаю, вы прибыли налегке. К несчастью, на дорогах орудуют разбойники. Моими стараниями Тянитолкаевское княжество избавилось от лихих людей, но соседи пока не справились с этой напастью. Неужели вас ограбили в пути?
Егор, как всегда, промолчал, а Иван ответил чистую правду:
– Так получилось, что нас выпихнули под откос, а все наши вещи поехали дальше.
– О, проклятые разбойники! – сокрушенно возопил боялин. – А ведь природа нашего края сурова… Позвольте от чистого сердца вручить вам по замечательному плащу.
«Во прет! Чего бы еще выбить из дяденьки спонсора?» – подумал Старшой.
«Какой добрый человек», – умилился Емельянов-младший.
«Задарю их в пух и прах. Тогда они у меня вот где будут». – Полкан сжал кулак.
– А теперь прошу к столу, – сказал он. – Правильное питание – залог доброго здоровьичка.
Глава четвертая
В коей близнецы обретают цель, а местная знать делает сильные ходы
Бойся делать, а сделав, не бойся.
Чингисхан
Пророк и власть. Власть и пророк. Сколько раз правители пытались влиять на провидцев и гадалок, прикормить или запугать их. Напрасная трата времени. Через пророков говорит судьба, а ее-то как раз не приручишь.
Покорные Перуну старики и кроткие служительницы Мокоши не боятся ни княжеского гнева, ни боялского кнута. Мудрые властители держат прорицателей на расстоянии. Слабые и глупые – приближают к себе. Трусливые и бесчестные – убивают.
Князь Световар старался не замечать гадалку Скипидарью.
Боялин Люлякин-Бабский бабку побаивался, но трогать не мог, ибо пророк – достояние народное. Он как воздух, вода и земля – для всех. Поди-ка отними у людей воздух.
Но порой пути Полкана и Скипидарьи все же пересекались. Вот и в похмельное утро заглянул к старушке парубок из личной охраны боялина, юный да разумный Малафей.
Брякнул в мокрый от дождя колоколец. Стал ждать, прячась под капюшоном. Гадалка отворила.
– Здравствовать те многие лета, бабушка, – почтительно склонился посыльный.
– И ты живи долго и не болеючи, Малафей, – ответила Скипидарья. – Ладно ль твоя матушка себя чувствует?
– Благодарю, хорошо.
Старуха сверкнула гневными очами:
– Не ври мне, дитя неразумное! Ты у нее когда в последний раз был?
Парень потупился.
– Знаю, чего пришел, – проворчала гадалка. – Передай, что они обратились ко мне за советом, как лучше домой вернуться. И все.
– Спасибо, бабушка, – поклонился Малафей.
– Не на чем, глупый. Тебя от боялского гнева уберегаю. Самому бы Полкашке ничего не сказала. Ступай, некогда мне.
На том и расстались. Старушка продолжила рыться в древних книгах, а Малафей поспешил с докладом к Люлякину-Бабскому.
