На том и расстались. Старушка продолжила рыться в древних книгах, а Малафей поспешил с докладом к Люлякину-Бабскому.
Посыльному пришлось подождать: сначала боялин почивал, потом изволил трапезничать с немчурийскими гостями, затем принимал охотников. Все-таки проблема дракона тоже требовала решения. Малафей парился под дверью залы, где по обыкновению проводил важные встречи Полкан.
Трое княжеских охотников-следопытов держали ответ перед боялином.
– Рассказывайте, что разведали о драконе, – велел Люлякин-Бабский.
– Змей воистину огромен, – откашлявшись, начал первый следопыт, немолодой бородатый дядька.
– А огнем пышет, мое вам почтение, – добавил второй, парень-здоровяк. Его лицо пересекал шрам, полученный в поединке с медведем.
– Не летуч, – сказал самый юный да щуплый.
– Так, значит, вы его наконец-то увидели? – спросил боялин.
До сего момента никому не удавалось засечь дракона, хотя повсюду в окрестностях Тянитолкаева встречались его следы: отпечатки лап, выжженные полоски леса, поваленные и обглоданные наголо деревья. Крестьяне слышали леденящий душу рык и довольную раскатистую отрыжку. Позже мужики нашли полупереваренные скелеты коров, лосей и живности поменьше, включая человека.
Народ роптал, поползли слухи, дескать, змей невидим. Настроение тянитолкайцев приближалось к отметке панического. Драконы в последние века вообще стали редкостью, отвык люд, а тут еще и такая неопределенность. Власти княжества понимали, что миф о невидимости следовало развенчать как можно скорее. Правда, пока не получалось. Вот почему в вопросе Люлякина-Бабского сквозила плохо замаскированная надежда.
Охотники смутились, но ответили почти хором:
– Нет, твое боялское величие, не встретился нам змеюка поганый.
Полкан стукнул кулаком по ладони:
– Так откель вы все про него знаете?
– Ну, мы же следопыты, – сказал бородатый.
– Все примечаем, – поддержал его детина со шрамом. – Дракон одноглазый. Ветви деревьев объедены только справа.
Вклинился младший:
– Еще он хром на заднюю лапу. След не такой глубокий, как остальные. Стало быть, бережет.
Чувствовалось, что охотники тайно соревнуются, кто больше особенностей заметил.
– Насморк у него, – дополнил бородач.
Тут он удивил даже коллег.
– С чего взял? – вскинулся детина.
– Одной ноздрей жар выдувает. Трава и деревья так опалены.
– И то верно, – кивнул молодой, досадуя на собственную невнимательность. – Зато я уверен, что змей самец.
– Это уже перебор, – сказал боялин.
Юноша сверкнул голубыми очами:
– Я поясню. Наш дракон слишком разумно и последовательно себя ведет. Он умеет ждать, тщательно планирует нападения на стада, избегает людей…
– Да, на бабу мало похоже, – перебил Полкан. – Только нам это ничего не дает. Хищник разоряет округу. Надо его извести или отпугнуть, а не пол евонный определять. Не того мы ждем от лучших княжеских охотников.
– Я больше на медведя горазд, – пробормотал богатырь со шрамом.
– А я на копытных, – буркнул бородач.
– Я вообще мастер-птичник. Силки, ловушки. А змей, как я говорил, не летуч. Не моя это дичь.
– Ах вы, спинокусы-нахребетники! – обозлился Люлякин-Бабский. – Чья же он дичь? Может, моя?
– Не гневайся, твое боялское величие, – проговорил старший. – Дракон соперник богатырю, а не охотнику.
Полкан тяжело вздохнул. Перевелись богатыри. Давным-давно перевелись. Самые древние сравнялись с богами. Младшие окаменели в последнем своем бою. Потом появлялись богатыри-внуки, но они не шли ни в какое сравнение с прославленными древними ратоборцами. Предание гласило, что последние заезжие витязи, взявшие в память о великих предках имена Ильи, Добрыни и Алеши, прошли по этой грешной земле, когда она еще звалась Рассеей. А нынче ни богатырей, ни Рассеи. Так, набор разрозненных княжеств под общим названием Эрэфия. Ни цели общей, ни судьбы. Лишь одна на всех позорная обязанность платить дань мангало-тартарам…
Боялин вернулся к более насущному.
– Ладно, спасибо и на том, что поведали, – сказал он охотникам. – Но будет лучше, ежель вы наконец-то обнаружите гадину.
– Ох, ваше боялское величие, – ответил за всех бородач. – Вскоре она сама появится, ибо подбирается ближе и ближе к славному Тянитолкаеву.
– Чтоб у тя язык отсох! – воскликнул Полкан и замахал на охотников, мол, проваливайте, пока совсем не разозлили.
Настал черед Малафея.
* * *
После позднего обеда братья Емельяновы отправились к бабке Скипидарье.
Подаренные Люлякиным-Бабским плащи бесподобно согревали и укрывали от мороси. Кроме того, они были оторочены ценным куньим мехом – местным признаком крутизны. Соболя носили исключительно князья, а куница была официальным зверем боялства.
Иван да Егор шлепали по неглубоким лужам. Армейские ботинки отлично защищали ноги. Близнецы спорили, нужно ли злоупотреблять гостеприимством Полкана.
– Знаешь, братан, – сказал Старшой. – Мы его за язык не тянем. Этот богатей сто пудов попутал нас с кем-то другим. Не пойму, с кем. Главное, вовремя смыться.
– Вот именно, тут какая-то ошибка, – пробурчал ефрейтор Емеля. – Как бы нам не пришлось за нее расплачиваться.
– Ты слишком циклишься на возможных косяках, потому тебе не везет, – наставительно заявил Иван. – Сто раз тебе говорил: учись мыслить позитивно.
Старшой даже обернулся к брату и потряс пальцем, чтобы правильные слова были усвоены должным образом. Тут Иван и столкнулся плечо в плечо с неким воином.
– Смотри, куда прешь! – гаркнул незнакомец.
– Сам не спи! – огрызнулся Старшой, заведенный беседой с упрямым братом, а потом стал рассматривать воина.
Это был крепкий парень лет двадцати семи. Кольчуга под кожаной робой, закрывающей металл от дождя, меч на поясе. Штаны с защитными пластинами. Старые, но крепкие сапоги с высокими голенищами. Иван оценил лицо. Упрямый каштановый вихор, широкие скулы. Нос картошкой, глаза карие.
– Ты кто таков? – раздраженно спросил дружинник.
– Не твое дело, – ответил Старшой.
– Я тебя в бараний рог согну, щегол.
Егор, до сей поры сохранявший нейтралитет, отмер и исполнил красивый хук. Бойцу-скандалисту следует отдать должное: он устоял на ногах, просто «поплыл».
– Спасибо, брат, – хмыкнул Иван, отодвигая с дороги ошеломленного незнакомца. – Стопроцентный нокдаун. Дополню свою мысль. Как я уже говорил, главное – смыться отсюда, пока не появятся те, за кого нас принял наш официальный спонсор. А еще до того, как мы перессоримся со всеми местными дружинниками.
Егор пожал плечами и процитировал бойца:
– Смотри, куда прешь.
Остаток пути прошли молча. Старшой удивлялся неожиданно проклюнувшемуся у брата чувству юмора, а ефрейтор размышлял о том, что хук получился чрезвычайно быстрым и мощным. Нет, Егор не впервые исполнял этот удар столь удачно, но сегодня вышло просто идеально. Емельянов-младший ощущал прилив сил и ловкости. Нечто сродни куражу, который иногда испытывает каждый человек. Только возникла уверенность: прилив не минутный. Будто прыгнул на новый уровень мастерства.
В пасмурную погоду дом Скипидарьи выглядел еще мрачнее и загадочнее.
Позвонили. Через полминуты старушка открыла.
– Заходите. Плащи сымайте, книги влагу не любят.
Усевшись за знакомый стол, покрытый зеленым сукном, близнецы приготовились слушать бабку, но ошиблись – она начала с вопроса:
– Соколики мои, почувствовали ли вы что-либо необычное, попав к нам?
– Ну, я стал сомневаться в собственном рассудке, – сказал Иван.
– Нет, я не об том, – ласково улыбнулась гадалка.
Подал голос Егор:
– Я это… Прямо пять минут назад понял, что сделался типа сильнее и ловчее.
– Ага! – Скипидарья удовлетворенно покивала и взяла со стола книгу в черном кожаном переплете. – Это труд великого чародея, проживавшего в Закатных странах. Он предрек ваше появление. Сей ведун известен как Склеразм Роттердамский по прозвищу Настрадаюс. Дар его был велик и бесполезен одновременно. Он совершенно не помнил, кому и на какое время предсказывает. Путаные свидетельства своих прозрений Склеразм записывал в рифмованные куплеты. Вот послушайте: «На горе стоит статуя, у статуи…» Нет, простите, это не здесь. А, вот!
К нам грядут два близнеца,
Словно двое из ларца.
Первый – умный – будет маг,
Младший – сильный, но дурак.
– Сам он дурак, этот твой Настрадаюс. Я бы ему дыню наколотил за такие стишки, – обиделся ефрейтор Емеля.
Гадалка покачала головой:
– Егорий-Егорий, он потому и Настрадаюс, что всякие несмышленые наглецы его колотили за предсказания.
– Ну, ладно тебе, бабушка, – вступил Иван. – Твоя частушка кому угодно подойдет. Да, братан у меня сильный, его и дома поколотить так никто и не сумел. Но я-то не волшебник.
– Не спеши, соколик, – произнесла вещунья. – Каждое четверостишие Склеразм Роттердамский сопроводил уточнением. Читаю: «Из иного мира выйдут в наш два не демона, но мужа. Братья, да непохожие. Очарованные, они либо станут надеждой восточным народам, либо погибелью им же». Думаю, толкования излишни.
