Я вскочил и снял часть, чтобы ей было удобнее класть ношу на стол. Она благодарно улыбнулась, я расплылся в ответной улыбке. А потом заметил, что глаза у Маши — красные и припухшие. Словно она всю ночь плакала. Я сдержал рвущийся вопрос и, положив фотографии на стол, сел обратно.
— Чаю?
— Да, с удовольствием, — ответил я рассеяно, занятый размышлениями о том, связаны ли остриженные волосы Маши с красными глазами и сипловатым голосом. Неужели Владимир, сукин сын, заставил её постричься? Но чем ему не угодила её коса? Хотя можно не удивляться — он, судя по тому, что я видел, вообще Машу в грош не ставит.
— Сегодня Володенька был в утренней передаче на Первом, — сказала Маша через плечо, занятая чаем. — Видели?
— Нет, — сказал я и, увидев, что Маша тянется разбирать фотографии, добавил. — Не стоит торопиться. Только что звонил мой редактор — интервью выйдет в следующем номере.
— Как? — Маша подняла на меня странно заблестевшие глаза. — Как это — в следующем?
— Понимаете, — начал я, — не все начинающие музыканты такие талантливые, как Владимир. Многим помогают деньги…
Маша кинула быстрый взгляд на свой гипс и спросила:
— А можно что-нибудь сделать, чтобы интервью вышло всё-таки в этом номере? Володенька очень хотел…
— Я очень хочу вам помочь, но — правда! — я ничего не могу сделать. Это совершенно от меня не зависит.
— Понимаю, — Маша поджала губы. — Тогда, может быть, вы знаете, сколько стоила публикация тому, кого взяли на место Володи?
Я хотел сказать, что не знаю, но этой женщине я не мог соврать. Поэтому сказал правду.
Услышав цену, Маша охнула и с минуту сидела, ломая пальцы. Я пытался ей объяснить, что ничего страшного не произошло, что месяц — это сущий пустяк, что так даже лучше, потому что слишком много информационного шума про человека это плохо. Но она меня не слушала. Смотрела в окно, и думала о чём-то своём.
— Ну что ж, — сказала она наконец, — деньги есть деньги. Тут уж ничего не попишешь. Вы, Егор, выбирайте пока фотографии — не зря ведь ехали. А я пока обедом займусь.
Я кинул и, хоть на душе было погано, принялся сортировать фотографии: что совсем не подходит, что подходит, что нужно обдумать. Время от времени я украдкой поглядывал на Машу, хлопотавшую у плиты. Она двигалась мягко, плавно, словно плыла. В один момент я залюбовался так, что едва не попался. Она резко повернулась, и я чуть успел сделать вид, что смотрю не просто так:
— Можно ещё чаю?
Маша прищурилась, улыбнулась — видно, всё-таки поняла что-то — и налила мне ещё чая.
Потом она достала из ящика с кухонными принадлежностями молоток для отбивных и принялась ожесточённо колотить мясо. Походило на то, что на месте мяса она представляла того, кто пролез в журнал на место Лиса.
Я понимающе кинул сам себе и вернулся к фотографиям.
Буквально через минуту Маша вскрикнула и стала оседать. Я вскочил, сбросив часть фотографий на пол, и бросился к женщине. Она привалилась к шкафчикам под мойкой и шипела сквозь зубы, обхватив правой рукой пальцы левой. Белый гипс покраснел, по локтю бежала струйка крови.
— У вас есть лёд?
Маша кинула на холодильник. Я распахнул дверь и сразу увидел целую коробочку, доверху заполненную кубиками. Я схватил её и, вернувшись к Маше, почти силком заставил её положить раненую руку в лёд. Он тут же налился красным и стал таять.
— Нужен йод и бинты.
Она мотнула головой, указывая куда-то вверх. Я обнаружил аптечку почти сразу — во втором шкафчике над мойкой. Откупорив склянку йода, я щедро залил им раненую руку Маши, успев мимоходом заметить, что кровь струится из распухшего и сплюснутого указательного пальца, по которому Маша, видимо промахнувшись, попала молотком.
— Сейчас вызову «скорую».
— Не стоит, — кривясь от боли, прошептала Маша пересохшими губами. — На зеркале в прихожей есть номер. Это мой врач, позвоните ему.
Я метнулся в прихожую и позвонил со своего мобильника. Мне ответили почти сразу.
— Добрый день, Пётр, — прочитал я имя врача на бумажке. — Мне нужна ваша помощь. Маша повредила руку…
— Опять?! — перебил меня доктор. — Сейчас-то зачем?
— В смысле «зачем?», — опешил я. — Она мясо отбивала, и промахнулась…
— Ладно, не важно, — врач опять не дослушал. — Что вы сделали с рукой?
— Уложили в лёд и обработали рану льдом.
— Молодцы. Ждите, я буду через десять минут.
Я вернулся на кухню.
Маша сидела на прежнем месте, по ещё щекам катились слёзы. Но — странное дело! — она улыбалась.
— Всё хорошо, — сказала она, — Спасибо вам за помощь.
В кармане запиликал мобильник. Я достал его — на экране опять хмурился редактор.
— Слушаю.
— Вот что, Егор. Заказчик передумал, поэтому интервью Лиса выйдет в этом номере. Так что давай — срочно вези фотографии. Чтобы они до завтрашнего вечера были в редакции. Понял?
— Да.
— Тогда отбой.
Я спрятал мобильник и глянул на Машу. Она улыбалась ещё шире. И ещё счастливее.
— Вы слышали? — спросил я её.
— Не всё, — сипло ответила она. — Но главное, кажется, слышала.
— Вы мужественная женщина. Другая бы на вашем месте в обморок упала, а вы ещё успеваете о своём мужчине думать, — я старался, чтобы она не услышала в моём голосе жгучую зависть к Лису.
— Это нормально для русской женщины, — улыбнулась она. — Разве нет?
— Да, наверное, — рассеянно согласился я. — Может быть, за столом вам будет удобнее.
Я помог ей пересесть за стол, растворил в воде две таблетке «Солпадеина» и сел напротив. Маша выпила болеутоляющее и, откинувшись на спинку мягкого уголка, прикрыла глаза.
Я же, ничуть не скрываясь, любовался ей. Даже сейчас она была невероятно красива.
Через пять минут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял взъерошенный мужчина, очень похожий на Машу.
— Где она? — пролаял он.
— На кухне.
Он бесцеремонно отодвинул меня в сторону и прошёл, не разуваясь, к Маше. Я последовал за ним.
— Машка, блин, сколько можно?! — ругался он, осматривая рану женщины. — Это уже которая травма за последний месяц?
— Первая, — слабо улыбаясь, ответила она. — За этот месяц — первая.
— Не важно, — Пётр дёрнул плечом и выругался, разглядев, наконец, что стало с пальцем Маши. — Важно, что за последний год я уже и не помню какая. Столько можно? Ну?
— Ты же знаешь, Петя, так надо.
— Надо?.. — взвился он и тут же осёкся, увидев, что я стою в дверях. — Это кто?
— Журналист. Он пришёл за фотографиями.
— Понятно, — кинул Пётр и повернулся ко мне. — Вот что, друг, спасибо тебе большое за помощь и всё такое. Теперь бери, за чем пришёл, и до свидания.
— Петя, — укоризненно протянула Маша. — Не надо.
— Не учи меня, — огрызнулся он. — Это не я глупостями занимаюсь. Давай, друг, поторапливайся — мне нужно вести сестру в больницу.
Я быстро подхватил отобранные фотографии, буркнул Маше «поправляйтесь» и вышел в прихожую. Пока я обувался, Петр молчал, только изредка ругался в полголоса. Я вышел, прикрыл за собой дверь и пошёл вниз пешком — не хотел занимать лифт, чтобы Петру не пришлось долго ждать. Он хоть и вёл себя по-хамски, но его можно понять — всё-таки не каждый день сестра такую травму получает. Или каждый? Если судить по их разговору, получается, что Маша достаточно часто травмируется, причём по своей воле. Но зачем?
Эта мысль терзала меня до вечера и только несколько бутылок пива помогли мне успокоиться и уснуть.
* * *
Я несколько дней пытался дозвониться до Маши, но домашний телефон Лиса не отвечал, а сотового я не знал. Потом навались дела, и стало не до того. Я ещё несколько раз звонил, но трубку никто не брал. Самому Владимиру я звонить не решался.
Интервью Лиса вышло, и очень удачно — в письмах читатели просили рассказать побольше о «таком интересном человеке и талантливом музыканте». Редактор приказал мне снова встретиться с ним и сделать ещё один материал на этот раз какой-нибудь репортаж с концерта.
Я позвонил Владимиру на сотовый (благо имелся предлог), но трубку взяла Маша.
Её голос звучал так же сочно и ласково, как раньше. Узнав, какое у меня дело к Владимиру, она огорчилась, сказав, что только вчера Лис уехал в мини-турне по клубам Киева и «вёрнется недели через две». А потом предложила встретиться. Сама.
Разумеется, я согласился. Разве могло быть по-другому?
Мы встретились в «Кофе Хауз» на Тверской. Маша выглядела очень счастливой. Её волосы немного отрасли и такая короткая, задиристая, причёска ей очень шла.
Несмотря на тёплый март, она не сняла перчатки. Я не сказал не слова. Кажется, она была благодарна за это.
По дороге на встречу, я всё думал, что же сказать, как же начать, и стоит ли показывать Маше, насколько она мне интересна. Но всё пошло совсем не так, как я ожидал.
