— Нет, я конечно не против вернуть, — рассуждал я вслух, прислушиваясь к мольбам просивших. Мои губы жалобно поджались, а я снова посмотрел наверх. Какой красивый сундук!
— О, Гадес, если ты сейчас не вернешь нам клад, то мы ограбим твой храм в Элевсине! — перешли к угрозам братья. — И всем расскажем, что ты не хранишь клады!
А вот это плохо! Так, вытряхиваем все из сундука, кладем три золотых монеты… нет, три, наверное маловато… Хорошо четыре! Чтобы поровну. Ну как от сердца отрываю! Я захлопнул сундук и он исчез.
— Смотри! Попондопулус! Молитвы подействовали! Гадес вернул нам наше сокровище! Вытаскивай его! Да куда ж ты его тащишь! А-ну ка! — послышались голоса и скрипнула крышка.
Наверху вдруг повисла тишина.
— Я тебе что сказал?! Зарыть сокровища! А ты что сделал? Ты обокрал собственно брата! — послышался крик, а я молча посмотрел на груду сокровищь, бережно хранимых до востребования. Мной.
— Ааааааааа, брат! Не надо! Я правда не трогал сокровища! — умолял второй голос.
Над головой раздался глухой удар, а Аиду прорезал гнусавый голос Танатоса: “ У тебя в прием зале новая душа! Повторяю! У тебя в прием зале новая душа!” Я направлялся к трону, искренне не понимая, почему мне всегда после таких моментов нужно работать? Неужели нельзя просто посмотреть в сундук и сказать:”Ну, нет, так нет!… Ну, в другой раз!… Может быть, потом лучше получится!” — так нет же! Надо обязательно кого-то убить! Деньги, дорогие смертные, — зло!
Я вошел в тронный зал и увидел одну орущую душу:”Брат, не убивай меня!” … Ну, малой кровью, как говорится. В прошлый раз сорок человек убили.
— Так, любезный, не толпимся, — заговорил я с душой, а тот сделал вид, что падает в обморок,- Ты уже умер. Давай в Элизиум.
— Как в Элизиум? — тут же пришёл в себя кладокопатель и недоуменно уставился на меня. — Меня матушка всегда учила, что если буду грабить-убивать-насиловать, то попаду в Тартар!
— Элизиум… — настаивая на своем я, открывая проход и понимая, что меня мучительно жует совесть, — Давай, шевелись, а то передумаю.
Душа покинула тронный зал, а меня перестали мучать муки призрачной совести. Да. Он заплатил вперед. А вообще, я взяток не беру. Мне за Аиду обидно.
***
— Я — некрасивая, — хлюпнув носом, заключила я, глядя на то, как мое отражение в зеркале не влезает в джинсы, — Вот говорила мне Катюха виноград не жрать! Так нет же! Нажралась, вот теперь и смотри, Еська, как тебя раскозявило!
Я ещё с минуту рассматривала себя в зеркало, а потом разревелась. Я — не красивая, он меня разлюбит и точно уйдет к своей Алкее! Вот, точно! От этих мыслей мне стало ещё хуже… Так, это я только сейчас заметила, что я такая страшная… А вдруг изменения начались раньше? Вдруг он уже не любит меня и приходит только из-за ребенка? Так, надо как-то прове-е-е-е-ерить…. Я рыдала уже в голос, понимая, что опухшая, и поправившаяся килограмм на десять богиня — уже не прельщает Танатоса, и он вот — вот, если не уже, изменяет мне со всем, что шевелится!
— Любимая, что случилось? — обеспокоенный голос Танатоса донесся до меня сквозь шмыганье носом. — Персик, что произошло? Кто расстроил! Кто посмел!
Я повела носом в сторону Смертного Бога, от него очень приятно пахло. Я подозрительно принюхалась.
— А чем это от тебя пахнет? — не унималась я, сопя и беря след, как служебная собака, вынюхивая улики измены, — Вот точно! Женские духи!
— Какие женские духи? — недоумевал Танатос, тоже начиная к себе принюхиваться, а потом рассмеялся, — Это Асфодели, Персик! Соскучилась по Аиде?
Под насмешливым взглядом Танатоса я разревелась ещё больше! Значит я, точно страшная! И он мне…. ааааа…
— Ты мне изменя-я-я-яешь, — ревела я, уткнувшись в плечо Смертного Бога, а он смеяться перестал. Значит угада-а-а-ала, — От тебя пахнет Асфоделями! Значит ты был либо в полях Элизиума, либо рядом с ними! Рядом с полями Элизиума находится вход в Тартар и роща девственниц! В Тартар тебе не надо! В Элизиум ты без необходимости не ходишь! Именно к полям! А значит был у девственни-и-и-и-иц!
Танатос застыл каменным изваянием, что только подкрепило мою уверенность! Ну и ладно! Не любит не надо! И без него проживем!
— Сама додумалась? — ровным голосом произнес Танатос, а у меня внутри все оборвалось… Или это малыш шевельнулся? — Или подсказал кто?
— Значит изменяешь, да? — я резко перестала плакать, слезы высохли, а я посмотрела Танатосу прямо в глаза, — Ну и ладно! Нам такой папа не нужен! Можешь больше не приходить! Сами родимся, сами вырастим!
Я резко развернулась и пошла к кровати, забираясь под одеяло и проклиная Танатоса всеми проклятиями, какие только могла вспомнить. И весь пантеон вместе с ним заодно! Это Гадес виноват! Он на него так влияет! А этот тоже хорош! Своих мозгов совсем нет!
— Моя спартанская матерь… — простонал Танатос и направился в мою сторону, отстегивая мечи и присаживаясь на край кровати, — Персик, ради Никаты, что ты опять себе напридумывала? Я в полях был! Полях! Смотри!
Я высунула нос из-под одеяла, чтобы посмотреть что там такое. На ладони Смертного Бога парил Асфодель. Танатос смотрел на меня насмешливым и в то же время выжидательной взглядом. Извинений ждет? Не дождется! Думаете, мне стало стыдно? Нет! Я же знаю, что я — страшная! А значит что? Правильно! Измена — дело времени! Я — стра-а-а-а-а-ашная! Меня снова пробило на слезы.
— Родная, ну что опять? — сочувственно прошептал Танатос, подтягивая меня к себе на грудь и укрывая одеялом, — Что ты себе снова придумала?
— Я придумала? Я? — воскликнула я и завозилась на руках Смертного Бога, освобождаясь от объятий. Он держать не стал… Вот ещё одно доказательство! — Ты на меня посмотри! Посмотри какая я стала страшная! Я поправилась! Посмотри, как я хожу!
Я демонстративно прошла туда-сюда перед носом Смертного бога, краем глаза замечая в зеркале, что от прочей грации и следа не осталось! Я стала похожа на утку! Танатос смотрел на меня непонимающе, или просто делал вид, что не понимает! Вот скорее второе! Конее-е-е-е-ечно! Поразвели себе рощи с бабами! А потом делают вид, что так и надо!
— Вот посмотри! — я собрала ночнушку за спиной, одежда обтянула живот, — А если он таким и после родов останется? Я же буду похожа на гвоздь беременный!
Танатос не выдержал и рассмеялся! Смешно ему! Смертный Бог поднялся с кровати и медленно направился в мою сторону.
— Ты- самая красивая… Всегда ей была и всегда останешься. — улыбаясь шептал мне Смертный Бог, опускаясь передо мной на колени и целуя живот, — Вы у меня самые красивые… Мои царицы…
Так! Это что ещё за новости! Я специально попросила врачей мне пол ребенка не говорить!
— А может быть, будет мальчик! — протестовала я, и, дразнясь, высунула язык, — Я специально не стала пол узнавать! Погоди… А что, если будет мальчик, ты его любить не будешь, да?!
Танатос тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку. Молча. Молится наверно. Вот только не поможет!
— Значит, ты и меня не любишь! — строила я дальше логическую цепочку, загибая пальцы, — А если бы любил, то тебе было бы все равно кто родится! И вообще, если бы ты действительно интересовался нашим ребенком, то уже бы вместе со мной имена придумывал! А то даже словом не обмолвился! Танатос, не плачь, и слушай дальше!
Смертный Бог уронил голову на грудь… Ничего-ничего, сейчас я тебе все выскажу!
— Ты уделяешь нам мало внимания! И вообще, куда ты постоянно пропадаешь? — сурово спросила я, хмуря брови, — Я что, днем тень по стене отследить не могу? Тебя там нет! Вот ты придумал как забрать нас обратно? Нет? Правильно, значит не хочешь, чтобы мы возвращали и мешали! И будет у нас ночной папа!
Челюсть Смертного Бога отвисла, а глаза стали квадратными. Он уже хотел что-то возразить, даже руку поднял, но нет! Поговори мне тут!
