Дмитрий был адски терпелив и мягок даже с откровенно тупыми. Сказывалось, видимо, недолгое педагогическое прошлое в XXI веке. В самом деле, если великовозрастное дите где-то под двадцать лет не в состоянии что-то сделать, так надо не ругать, а тем более не бить несмышленыша, а просто обучить его. И процесс, в конце концов, пойдет!
К обеду все (ух!) самостоятельно оделись и обулись, приняли положенное оружие и встали в строй. Теперь они, хотя бы внешне, походили на настоящих преображенцев. Впрочем, оружие Дмитрий дал им рановато, ведь не положено еще до присяги по воинскому положению. Хотя в XVIII веке к этой юридической традиции относились довольно свободно…
— Красавцы! — не выдержав, восхищенно сказал Дмитрий, глядя на бывших просто новобранцев, а ныне почти преображенцев.
Строй в ответ восторженно загалдел, и он немедленно нагнал на лицо каменно-холодное выражение.
— Если гвардейца лейб-гвардии Преображенского полка хвалит начальствующее лицо, а тем более сам государь, то надо ответить: «Рады служить, государь!», а не галдеть, — разъяснил он громко. Потом сделал паузу и снова крикнул:
— Красавцы!
Строй ответил громко и разборчиво, но опять не стройно. Пришлось повторить. Снова с ошибками. Только на двадцатый или тридцатый раз получилось, как положено, и Дмитрий смилостивился, дал команду разойтись на положенный обед. Благо деньги у всех уже (или еще?) были, столовались в ближайшем трактире.
После обеда, отдохнув, занялись любимым для каждого сержанта занятием — строевой подготовкой. Тут новоявленному сержанту помогал ветеран средневековой учебки сержант Шмидт, который давал команды по-немецки, пересыпая их старонемецкой же руганью.
Парадный шаг, отработка приветствия, работа с оружием — к вечеру новобранцы практически валились с ног, как физически, так и морально. Посмотрев на это горькое горе, Дмитрий решил в первый день их не загонять и разрешил отдохнуть, поужинать, почистить платье и спать.
— Хорошие парни, — негромко сказал Шмидт, подойдя к Дмитрию. Тот только улыбнулся. Вчера он наивно попытался передать новобранцев своему наставнику — сержанту. Тот только руками замахал раздраженно:
— Пока герр Питер не осмотрит парней и не даст добро на принятие их в Преображенский полк, они останутся на тебе. Так что запри их в какой-нибудь дом, а лучше в крепкую тюрьму и держи там до появления государя. А то еще разбегутся, намаешься потом по неопытности.
Дмитрий почесал свою тыковку. Звучит все у Шмидта разумно и реалистично, только зачем сразу в тюрьму. Вспомнил далекое теперь прошлое (отсюда будущее), когда в оздоровительном лагере он уже обучал пионеров ХХI века речевке и ходьбе. Теперь будем и этих учить до появления царя. Шмидт, узнав его планы, только руки развел в восхищении:
— Ну, парень, судя по твоей хватке, тебе предстоит большая карьера. Господь Бог на твоей стороне. Только не умри нечаянно в бою!
Дмитрий только хмыкнул на эти слова и тоже предложил пойти в трактир — пообедать и попить вкусное пиво. Он угощает.
Там они, конечно, засиделись до вечера, и утром Дмитрий имел некоторые признаки похмелья и одутловатое лицо. Нечего пить, особенно пиво!
Новобранцы, которые находились в режиме ослабленного домашнего ареста под присмотром Савелия Гридина (он был старшим на правах старослужащего), завистливо поглядывали, но все-таки молчали, чему Дмитрий был очень рад. И так было тяжко!
Начали с того, чем закончили вчера — строевой подготовкой. Дмитрий прекрасно видел, что детям боярским это занятие навевает смертную тоску, но сделать ничего не мог. Солдатами не рождаются — солдатами становятся. Он вот две учебки прошел и ничего, жив и благоухает!
Но все же ближе к обеду пришлось построить всех в одну шеренгу и толкнуть краткую речь, объяснив особенности этого этапа и его обязательный характер. Только пройдя обучение можно попасть на войну и проявить доблесть.
Из строя раздался непременный вопрос (команда была вольно, и Дмитрий разрешил говорить):
— Господин сержант, а если война все же начнется, нас отправят недообученными?
Дмитрий хмыкнул:
— Обучитесь вы в любом случае. Преображенец не может ходить, косолапя, или горбить спину. Что же касается войны, государь со мной не советуется. Мал я чином.
В строю раздались смешки.
— Может и посоветуется, — раздался со спины громкий, уверенный голос. Оппа, царь!
Дмитрий немедленно скомандовал смирно и, развернувшись к Петру, застыл.
— Хвалю, — тепло сказал Петр Алексеевич, — не успел приехать, уже запрягли зеленый молодняк подковывать. Ладно пошли, покажешь, кого привез. Кого теперь можно брать, а кого и придется возвращать.
И он нетерпеливо стал оглядывать помещение в поисках новобранцев, а, точнее, уже кандидатов в новобранцы, из которых царь только будет решать, брать ли в полк или отправить в солдаты обычных армейских полков.
— Государь, так вот же они, — нарочито громко сказал Дмитрий, поняв затруднения монарха.
Петр в некоторой оторопи посмотрел на шеренгу солдат, которых воспринял за почему-то незнакомых преображенцев. Рослые, крепкие, глаза веселые, смотрят вперед уверенно. Царь медленно пошел вдоль строя, у одного поправил галстук, у другого сдвинул слишком криво стоящую фузею. Больше замечаний у него не было. Почти гвардейцы!
Петр зримо разозлился. Ведь шутить изволит сволочуга Кистенев, выдавая за новобранцев молодых солдат.
— Что за чертовщина, — искоса посмотрел он на Дмитрия, и громко спросил у стоящего перед ним Петром Морозовым:
— Какой роты, молодец?
Царю явно показалось, что его дурят, а вместо новобранцев поставили почти бывалых преображенцев.
Однако Морозов не подвел:
— Государь, прибыл третьего дня в команде новобранцев. В роту еще не распределен.
— Я, я, герр Питер, это есть новый воин, — вмешался в разговор Шмидт.
Царь посмотрел на сержанта изучающе, — может и его подменили, ха-ха. Не нашел признаков подмены, покрутил головой.
— Только я, государь, немного перевыполнил твой приказ, — несколько виновато заговорил Дмитрий, — ты велел полусотню в рекруты привезти, так я привел полусотню да дюжину.
Петр, немного насторожившийся при первых словах Дмитрия, захохотал:
— Богатыри, таких, как эти, я возьму любое количество.
Дмитрий требовательно посмотрел на парней. Ну не подведите, салаги.
— Рады стараться, государь, — дружно ответил строй. Уже обучили, хотя и слабовато. Ничего Шмидт доучит!
— Хм, ты откуда взял такую гвардию? — спросил он Дмитрия, — кровь с молоком! Еще хочу.
— В Нижнем Новгороде, государь, — напомнил попаданец, — все дети боярские, с детства готовятся к войне, да к военной службе.
— Готовые преображенцы, — не удержался от похвалы Петр, понимая обычных рекрутов от дворян, — молодцы, робята!
— Какой там, — махнул рукой Дмитрий, разворачивая антирекламную компанию, — ходить строем очти не умеют. Шаг так себе. Из пищалей лишь треть стреляла, фузеи только начали держать.
— Ну на все это у нас всегда есть сержант Шмидт. Недели хватит, герр? — спросил он по-немецки.
— Для таких молодцев? Хватит! — уверенно сказал Шмидт, — ветеранами еще не сделаю, но штатскую дурь и эту кривую выправку выбью с пылью.
— Да, государь, а мы ведь с подарком, — вспомнил Дмитрий. По его знаку, стоявший с краю одним из первых Никита незаметно испарился. — Жаловался ты, что в прошлом году любимые чарки у тебя украли. Так эти молодцы помогли мне их найти, а разбойников уничтожить.
Петр сразу заинтересовался:
— Те ли? Покажите-ка? А то чарки не один раз пытались подарить, выдавая за прошлые.
Похвальная подозрительность государя, ловкачи действительно подменят. Никита на большом серебряном подносе — еще одной трофей схватки с разбойниками — с поклоном поднес чарки царю.
Петр внимательно оглядел чарки — Дмитрий перестал дышать — тщательно высмотрел, кивнул:
— Те! Вон буква «а» — покойный Гордон хвастался, что русский язык теперь знает, нашел бумагу для доказательства своих слов, чертяка.
