Даша, меж тем, вопросительно посмотрев на мужа и не увидев никакой реакции, незаметно от Ромодановского пнула его ногой. Но к этому времени князь-кесарь, недовольный медлительностью княгини, повернулся к ней всем своим большим телом. На такое угрюмое внимание она была не готова и невольно заговорила.
Ай-яй-яй, несчастный я, — посмеялся Дмитрий в душе, — на побои на дыбы належаться новые женины. Бедный и несчастливый, всюду избиваемый князь рюриковой крови!
Он, конечно же, видел, что она нуждается в его поддержке. И если бы это было по-серьезному, то поддержал бы. Но жена забыла, что теперь она тоже немаленький чин. Вроде бы его гвардейское звание де-юре выше, но по факту, гм. Короче, давай, Даша, выбирайся сама. Ножками, милая, ножками!
И она стала действовать самостоятельно, видимо, решив, что муженек еще искалечен и болен. Недееспособен, можно сказать.
— Князь-кесарь, государь был очень удивлен, ведь к нему на строящийся корабль на верфи я пришла одна. Тятю не взяла сама, Петр Алексеевич, не любил его и потому мог действовать, но не так, как мне хотелось. А преображенцы… — она замялась. По-видимому, причина была не очень приличная, поэтому Даша лишь застенчиво констатировала: — они не пошли.
В отличие от жены Дмитрий сказал прямо, он не видел в этом что-то стыдливого:
— В трактир наши гвардейцы прошли, куда еще. Водку хлестать да гуся зажаренного жрать. Ты с тестем говорила перед этим гвардейцам, что едете к царю?
— Н-нет, — удивилась Даша, — а надо было сказать?
— Конечно, — сказал уже Ромодановский, — надо было хотя бы намекнуть об этом, тогда бы они всегда были с вами. Камрад все-таки и царское величество!
Даша растеряно посмотрела на мужчин. Она хоть и являлась современницей первой четверти XVIII века, но с мужской логикой знакома не была и не понимала, где связь между водкой и царем. Поэтому лишь выдавила из себя:
— Ну ладно, одна я даже оказалась лучше. Да, кстати, его царское величество тоже очень был удивлен, но не стал развивать эту тему. Дальше рассказывать?
— Да! — дружно согласились мужчины, а князь-кесарь изволил удивиться: — да ты еще ничего не сказала, что ж остнавливаться-то⁉ Али не веришь нам?
Даша на эти недоуменные вопросы со страшным акцентом, а у главы Преображенского приказа все было страшно, что вопросы, что ответы, хоть рот не проси открывать. Начала сказывать свой рассказ дальше про интересную теперь встречу с Петром I:
— Государь в это время как раз рубил на верфи небольшую шняву. Я уж думала, будет ругать, он очень не любит, когда его отзывает. Но Петр Алексеевич подметил мой наряд, ему очень было интересно, кто осмелился из женщин так одеться. А я была в этом самом платье, который мне дал Митя.
Даша встала, под любопытным взглядом в первую очередь Федора Юрьевича медленно повернулась вокруг своей оси. Ромодановский аж крякнул, спросил недоверчиво:
— Ты в самом деле, что ли так одел, дурак, прости господи?
Дмитрий в ответ улыбнулся, на этот раз кивнул женушке своей прелестной и храброй, мол, не бойся, милая, я с тобой. Попаданец не раз хотя бы мысленно, а то и в слух, когда они были одни, ругал жену за нерешительность. Но ведь действительно еще в XVII веке, вплоть до Петровской эпохи, когда царь принимал титанические усилия, чтобы сдвинуть это положение, женщина была строго за мужчиной. Сначала отца, потом мужа. А сама она практически была ноль. Ведь и в XIX веке жена работала только в своем хозяйстве, т.е. совсем не зарабатывала, и ее социальный статус в основном отталкивался от должности или от статуса мужа. Вот и получалась, что была она приснопамятной унтер-офицерской женой, или даже вдовой. Прапорщицей или женой поручика. Как изловчился пройти муж, так и жена становилась.
Так что попаданец Дмитрий, выталкивая вперед свою жену, шел поперед истории человечества, или, хотя бы, развития России лет на 200 или даже 300. Но он то ладно. Как вот Даша осмелилась? Ведь хоть и вякала и сопротивлялась понемногу, но шла.
Или ее наряд «купил»? очень уж она в инженерном (студенческом) одеянии западного образца была красива. Сама Даша это видела и в зеркале, и по реакции мужчин. Только вот радовалась ли она? Женщина в эти годы в таком тесной одежде виделась (и себе, и всем людям) почти, как голой. Тоже было всепонятное внимание. Ну и мужа ругают или даже бьют (кого можно).
И все же Даша неумолимо пошла. Сначала за ним, потом уже самостоятельно. Милая прелестница моя супруга!
Меж тем Даша покрутилась и села обратно. А личико-то слегка покраснело, ха! но рассказывать стала невозмутимо, как будто и не было ей ничего:
— Посмотрел государь мое платье, по нему узнал, а уже потом пригляделся к лицу. Приказал встать, а когда отказалась, сам поднял.
Видя, что мужчины несколько ошеломились, Даша поторопилась объясниться:
— Петр Алексеевич меня за руки поднял, не трогая женскую честь. Так и встала на ноги с земли. Или, скорее уж, с многочисленных щепок, верфь все-таки!
— Подожди, — заговорил, наконец, откровенно обалделый Ромодановский, — а как ты на коленях-то оказалась? Шла, надеюсь, на ногах, а не на коленях?
— Шла на ногах, — легко ответила Даша. Она, видимо, уже началась злиться и перестала скромничать. Так-то женщины чужих мужчин сторонились, но князь (хоть и кесарь) Ромодановский давно знал семью князей Хилковых. И, соответственно, княжна Даша видела его еще с детства. Дмитрий поторопился. Она-то скажет что-нибудь дерзкое и сердитое, а он потом опять будет отвечать не дыбе. Плавали, уже знаем и на дыбе бывал. А ведь Ромодановский знал, кто такой молодой князь Хилков!
— И что сказал тебе на твою просьбу государь Петр Алексеевич? — спросил он. И отвлечет дерзкую жену и одновременно Федора Юрьевича, и самому любопытно.
— Вначале ничего, — ответила Даша, — я уж подумала, что не услышал, занятый собственными думами. Но мою просьбу не ответил, сам спросил много вопросов, в основном по корабельному делу. Пришлось помогать по строительству шнявы. Даже чего-то вырубила в судне его топором. А так, в основном на словах. Да, поелику он заговорил по-голландски, то и я начала говорить на том же. Вместе и построили шняву. Не всю, конечно, но основную часть. А остатнее государь сам доделает.
она спросила напрямую мужа, своего учителя по голландскому языку и корабельному делу:
— А что государь так плохо знает моряцкое ремесло, таковые вопросы дурацкие и простые задает? Я думала, он знает больше.
— Дурочка ты моя, хоть и умная, — рассмеялся Дмитрий, охнул от боли, перемогнул, добавил: — царь еще в Санкт-Петербурхе неоднократно видел тебя на нашей верфи. Вот он и хотел узнать при встрече, ты просто красива да непонятлива или еще умна да знающая. И, видимо, раз получила корабельного подмастерья, экзамен ты сдала! Поздравляю!
— Да, — отмахнулась Даша, — всего-то какого-то корабельного подмастерье!
— Ничегосебе! — возразил Ромодановский, — государь дает чины и должности по личным заслугам. А поскольку флот у нас в зачаточном положении и стоится мало, то государь скуп. корабельными подмастерьями, например, стали твой муж да этот клятый Меньшиков. И пока все!
— Хм! — хмыкнула Даша и вопрошающе посмотрела на мужа. Тот соглашающе кивнул, спросил:
— А дальше что было? Поговорили, надеюсь, обо мне?
— То-то государь так ласков был со мной, — как бы про себя сказала Даша и уже громче сказала: — потом поговорили. Я все говорила так, как мне сказал господин князь-кесарь, ругала князя Меньшикова, хвалила вас обоих. Судя по царскому письму, кажется выговорила верно.
— Верно, — наконец, широко и добродушно улыбнулся глава Преображенского приказа, — по крайней мере, до приезда царя в Санкт-Петербурх можно жить спокойно. А то ведь Меньшиков тоже не спит, собака, — пояснил он, — обманет государя, там и вместе на дыбе окажемся.
Дмитрий этому не поверил, Даша тоже. Петр Алексеевич, конечно гневлив и может стукнуть палкой по хребту, но своих он на дыбу не отправит. Не зря об этом же сам царь писал.
