Попросил помощи у казаков, таковы уж были отношения с «лыцарями степи». Те не только не отказали, на Круге началась настоящая драка за участие. Кровники с трудом ограничили тремя сотнями охотников (первоначально предполагалась одна сотня — пятьдесят-шестьдесят человек).
Князь не сказал ни слова, он ведь не казак, хотя и имеет множество кровников. Но всех охотников одобрил, по-походному одел-обул, вооружил, хоть и холодным, но добрым оружием. Дал походные деньги, пообещал Богом щедрые наградные, специально подтвердил право дувана. Много уже говорили о добыче, но все же первый военный поход!
И оправил на войну. Вперед, ребята, Россия не только вас не забудет, но и обильно наградит и оплатит!
Глава 17
Разумеется, в этом случае он немного стебался. Смешен был поход XVIII века жителю будущего времени. С другой стороны, если уже первый поход окажется неудачным и кровавым, то казацкая карта сразу будет изрядно бита. А это почти треть вояк его отряда!
Вот и старался князь на всенародное общество, чтобы их моральный облик не падал, а рука на сабле оставалась твердой. А то как иначе!
Но в походе он их не контролировал, потому нервничал, хотя и старался быть внешне спокойным, ибо по себе знал — нервный предводитель — половина всего поражения. Так что не можешь быть лидером — сиди в курятнике или свинарнике и оглушительно пукай!
Казаки вернулись обратно только на пятый день. ведь не зря ушли на двоих своих. Вообще, Дмитрий знал по истории XIX — XX веков, что казаки они принципиально конные, а пешими даже по-другому называютс — пластуны!
Оказалось, что частично это правильно, но опять же только на два последних века, а раньше, в средневековье и казаки ходили пешими. Ибо, как ты поплывешь на «чайках» или будешь брать большие крепости? Вот и в поход пошло почти три сотни пеших и только три десятка конных.
Впрочем, ладно, какая уже разница, если казаки победили! Как и предполагал Дмитрий, незнакомцы оказались шведами, тоже охотниками, посланными во владения русского князя, то есть Дмитрия Хилкова. Войск они здесь не ожидали, и казачья засада для них оказалась нежданной неприятностью. А дальше — больше, две сотни полуштатских — полувоенных не могли долго отбиваться от трех сотен казаков, не армейских, но военных. Не долго отбивались, а потом рассеялись, стремясь побыстрее удрать. Логика здесь была сугубо трусливая — большинство будет поймано и убито, но ведь кто-то же уйдет.
Итог — в бою было ранено семь казаков, при этом трое тяжело и один уже умер. Шведов же было убито пятеро и двенадцать оказалось ранено. Но главное — почти сорок были пленены. Считая, что раненые — тоже пленные, а те, что смогли удрать, в список пострадавших не попали, хоть тоже раненых. А в общем, вылазка шведов стала плачевной, половина отряда была поражена или, хотя бы пленена.
Правда, у нас тоже раненые, а главное, умерший. Но это вед война, а убивают по обе стороны. У умершего Васьки однорукого оказались родные — старуха мать и молодая сестра деваха. Понимая, что женщинам без мужчины в XVIII веке совсем не пережить, а тем более, в казацком краю, он их пригласил к себе, обещая старой женщине мягкую старость, а девахе — спокойную жизнь. А если захочет, то и мужа с семьей.
С живыми было проще, раненых унесли лежать и отболиваться. Дмитрий ухитрился найти костоправа — старушку древних лет и ангельской внешности. Поскольку кости править она уже не могла, то раны… замаливала. В точки зрения попаданца, положительный итог ее деятельности относился так же как и негативный, то есть старушка не могла ничего. Но раненые верили ей и иногда выздоравливали. Правда, иногда не выздоравливали. Для Дмитрия главный результат был в то, что костоправ брала немного, так что пусть лечит психиатрическими методами. Так или иначе, но и из шести — трое выздоровели почти полностью (самые легкие), двое остались калеками, а один, самый тяжелый, все-таки умер. Увы. Казаки, впрочем, никого не винили, считая поход удачливым.
Так и было, если считать только шведские потери. Пленные ведь не убиты, но в ее страну они никогда не вернутся. Наш попаданец, как настоящий работорговец, оптом купил всех пленных. Хотя он и остальных купил, но про убитых говорить смешно, раненых же купил из милосердия, а то ведь умрут от голода и холода.
А вот пленных он купил исключительно из хабара. Шведы стали крепостными князя Хилкова, так четко сформулировал тамошний закон в России, а другие страны его поддерживали. Во всяком случае, единственно, что могли сделать имеющиеся родственники — выкупить, что, исходя из цен на пленных, простым шведам было делом иллюзорным.
Впрочем, князь был хозяином хорошем, не психопат и не параноик. Выкупленных шведов он распределил по ремеслам и по здоровью и даже выставил на рынке женихов. Дело-то житейское, крепостные тоже скрепляли семьи и плодились на пользу хозяину. Обычно баре делали это ненароком, не считая желание людей. Дмитрий проводил этот процесс милосерднее, с учетом мнения, как женихов, так и невест.
Но и в этом случае, жестокосердные шведы обломили князя. Неожиданно ушлые бабенки,«проверяющие товар», стали жаловаться, что шведские парни и никак не парни, а девки и им немешкотно на них выйти замуж. Проверили, точно среди шведов были шведки! Шесть человек! И чего им никак не сиделось дома, залезли в другую страну?
Священник, доносивший об этом, предлагал высечь эдаких блуд, но князь оказался терпимее. Пленным женского рода предложили выбор: либо работать в доме терпимости, а куда еще пойдут женщины без языка, ремесла и покровителя, либо, сменив религию, стать женой. А вот мужами у шведок становились казаки. Приказчик князя, немного робея, довел до Большого Круга. Господа казачество посмялись, но согласились. И не следующее воскресение всех шестерых шведок обвенчали с казаками. И смех, и грех!
Так и жили всю зиму, то радовались, то веселились, а то и поражались. Опытные казаки, раз было время, учили молодежь сабельной рубке, князь приказал всех казаков обязательно откормить. На Малом Круге постановили: создать бригаду, уточнив ее структуру: из двух полков (пехотных) и шквадрона (конного). С тем и выступили в весеннюю пору.
Кстати, последние зимние дни рождали не только казачью бригаду. Родился второй сын князя Дмитрия Хилкова. Тот был так рад, что приказал (вот самодур!) — пить всем, кроме мастеров, работающих на домнах. Крепостные и точно выполнили. Не только мужики, но и бабы, а также дети почувствовали вкус алкоголь, а также похмельное предчувствие обалделого органона. Барин же велел! А он такой, когда добрый, а когда… очень добрый. Скажет выпороть, а сам уснет, каты и запорют, крестясь на православный крест церкви.
Сам Дмитрий пил с казаками целую неделю, перепив всех пьяниц так, что от него все отстали. Когда он в очередной раз пощупал край стола, то уже не прочувствовал желанный стаканчик водки и дружественный толчок пьяных собутыльников. Пришлось менять горизонтальную плоскость на вертикальную. Подождав, пока голова не перестанет кружиться и не вспоминать матюги с перечнем христианских святых, он уже внимательно осмотрелся.
Кажется, он пил с ближними казаками в его большой столовой… А почему тогда это семейная спальня? Хотя стол знакомый обеденный. Он встретился с взглядом с Дашей. Ой, жена встала! А как же ее большой живот? За что же они так много и терпеливо пили?
Он так удивился, что жена звонко засмеялась, пояснила:
— Я родила уже неделю назад, отошла от родов и готова исполнять супружеские обязанности. А ты пьешь и пьешь и все население споил. Между прочим, я родила дочь Ирину, хоть вы все и пили за твоего сына Петра. По приказам барина!
Даша так ядовито засверкала глазами, что Дмитрий лишь скрипнул зубами. Потом похмельный азарт вновь его обуял и он бестолково заорал:
— Выпьем же за мою дочь Ирину, новую сиятельную княгиню — рюриковну!
Странно. но его никто не поддержал, ни громкими возгласами за столом, ни громкими стуками стаканчиков с водкой. Где все, в конце концов?
