– Пап, ты что? Ты же убить можешь.
– Не просто могу, сын, – оскалился отец. – Буду. Я не дам нас захватить.
Он открыл дверцу и выкатился из машины.
– Папа, стой!
Отец прижался к стволу сосны, прячась под кроной. Вертолёт прошёл совсем низко, почти над самыми деревьями. Я смог разглядеть эмблему внутренних войск и лица десантников, выглядывавших из дверей.
Нас тоже заметили. Вертолёт сделал круг и завис над деревьями. С него упали верёвки, по паре с каждого борта. Отец перехватил пистолет двумя руками и прицелился, но клубившаяся пыль мешала ему. Он сплюнул, и отступил чуть дальше в лес. Я сидел окаменевший, не зная, что делать и как поступить.
По верёвкам заскользили десантники. Как только первый из них достиг земли, отец выстрелил. Боец схватился за правый бок и повалился наземь. Отец перебежал к другому дереву и снова выстрелил – ещё один десантник упал в пыль.
Солдат это не остановило. Они продолжали спускаться, а уже высадившиеся укрылись за машиной. Отец не стал стрелять, боясь задеть меня, и десантники воспользовались этим – вскинули парализаторы и прижали его очередями к земле. Шарики с парализующим составом шлёпали по деревьям, лопались, забрызгивая всё вокруг яркой оранжевой краской. Отец пытался отползти дальше в лес, но десантники стреляли слишком часто, и ему оставалось только плотнее вжиматься в землю.
Моя дверца распахнулась, и меня буквально вырвали из машины. Я упал на землю, уткнувшись в пыль и сухие иголки. Кто-то придавил меня коленом и левую руку обжог укус карманного парализатора. В глазах сразу потемнело, уши заложило ватой, и я провалился в тёмную бездну.
***
Резкий запах ударил мне в нос. Я затряс головой, пытаясь отвернуться от источника запаха, и получил несильную оплеуху.
– Он очнулся, товарищ капитан.
Я открыл глаза. Передо мной сидел на корточках прапорщик с флаконом нашатыря. Военный ещё пару раз шлёпнул меня по щекам и отошёл.
За спиной я услышал голоса:
– Как там наши раненные? Есть сведения?
– Так точно, товарищ капитан! Уже оперируют. Врачи говорят – опасности для жизни нет.
– Хорошо, сержант. Что с машиной?
– На подходе, товарищ капитан.
– Оставайтесь на связи с ними, поможете найти дорогу, если что.
– Есть!
Я попробовал встать, но ноги не держали, и пришлось остаться сидеть, опираясь на колесо машины. Передо мной остановился крепкий молодой мужчина.
– Ты, я так понимаю, был заложником? – начал он без предисловий и представления.
Я хотел объяснить, что это не так, но язык работал плохо – получилось только промычать что-то невразумительное.
– Ладно, следствие разберётся, – махнул рукой капитан. – Сейчас прибудет машина, а пока отдыхай.
Он поднялся.
– Кстати, мужик этот, который тебя захватил, дуба дал. Ребята ему слишком много парализатора всадили от злости, что он наших подстелил. Вот сердце и не выдержало. И откуда у поганца оружие настоящее было? Ты не в курсе?
Я не ответил. Потому что мир в один момент перевернулся и погас. Из глаз сами собой потекли слезы. Капитан, не сказав ни слова, отошёл.
За моей спиной, в салоне, кто-то включил радио:
«Сегодня, в шесть часов утра по московскому времени, Евросоюз предложил объявить перемирие и сесть за стол переговоров. Наш президент предложение принял. Переговоры состоятся через два дня в Москве. В связи с этим, все намеченные на сегодня операции взаимозачёта отменены».
- Раз!
Я проверяю амуницию – активная броня включена на полную защиту, разгрузочный жилет пригнал плотно, но движений не стесняет, все кармашки надёжно закрыты. Магазин в автомате новый, полный, затвор легко ходит.
– Два!!
Дышу ровно. Вдох – носом, выдох – ртом. Вдох, выход. Всё равно не могу успокоиться. Сердце стучит как бешенное. Сжимаю автомат и бессвязно, то шёпотом, то про себя начинаю молиться. Кому – и сам не знаю.
– Три!!!
За спиной дружно хлопнули миномёты.
– Вперёд! В атаку!!!
Одним движением выпрыгиваю из окопа и, пригнувшись, устремляюсь вперёд. Ору что есть мочи. Насколько хватает глотки и лёгких.
Рядом ревут такие же как я, бедолаги пехотинцы. Не элитный десант, не тщательно отобранные, один к одному, гренадёры. Простая пехтура. Махра. Первые, кто смог сюда добраться.
Бегу. Ноги увязают в месиве из грязи, осколков камня и гильз. Постоянно перепрыгиваю через трупы. Это те, кто шли в атаку час назад.
Я не стреляю. Боюсь задеть тех, кто передо мной. Бегу и ору.
Впереди рвутся наши мины – ребята стараются хоть немного нас прикрыть. Но миномёты – это всё что у нас есть. И этого не хватает. Слишком долго они здесь укреплялись, готовя ловушку.
Там, впереди, они блокировали несколько наших колонн. В основном, с припасами и раненными. Уже второй день там идёт бой, наши ждут подкрепления и вертушек. А мы тычемся, тычемся и никак не можем прорвать внешний обвод. И погода, мать её…
Бегу. Рвусь из сил, из всех сухожилий. Сейчас у наших закончатся мины. Сейчас дикари ударят изо всех столов. Сейчас мы заляжем. И тогда нам конец. Надо успеть проскочить к мёртвой зоне.
Дым впереди разорвало огнём. Началось. Пригибаюсь ещё больше, бегу почти на четвереньках. Бегу. Не падаю.
Только вперёд.
Только туда.
Не смей падать.
Я уже не ору. Судорожно хватаю воздух и как заведённый переставляю ноги.
Слева вырастает столб дыма и земли. В левое ухо из наушника рвётся многоголосый вопль. Я не обращаю внимания. Вперёд, только вперёд.
Двое падают прямо под ноги. Я не могу рассмотреть, кто это. Не важно. Я перепрыгиваю, не останавливаясь.
Впереди грохочет, плюётся огнём и косит наших. Передо мной никого. Я стреляю, не целясь. Выпускаю из подствольника гранату за гранатой.
В левое ухо, сквозь рёв и треск помех врывается ошалелый голос лейтенанта:
– Не останавливаться! Перебьют как котят! Вперёд, братцы!! Впе…
Хрип, бульканье – и всё. Только помехи.
Я палю в белый свет, реву что есть мочи, и бегу дальше. Ботинки тяжело бухаются о землю, расплёскивая грязь. Я не знаю, есть ли кто-то рядом. Всё равно. Я уже вижу мёртвую зону. Там, валуна с косой чертой. Только бы добежать. Только бы…
За спиной бухает.
Потом звук исчезает. Как будто выключил кто. Я падаю на колени. Очень отчётливо вижу лужу, в ней разбухшее тело и много жёлтых листьев.
И мир исчезает.
***
– Ну что, третий?
– Давай, не чокаясь.
Мужчины встали, залпом опустошили кружки и замерли на мгновение, склонив головы. Потом сели. Один из них, круглолицый, с погонами майора, медленно достал сигарету, закурил.
Второй, с капитанскими знаками различия, отломил маленький кусочек хлеба, и катал его в пальцах, превращая в прессованную массу цвета хаки.
– Не понимаю, – сказал майор. – Вот хоть убей – не понимаю.
– Ты про что?
– Да всё про тоже. Что происходит? Почему так в штабе решают. Вот-вот мы их прижали, на схроны, на базы вышли. Десяток рейдов, полсотни бомбоударов – и всё, никаких дикарей. А нет! Приказывают отступать, сворачивать наблюдение. Зачем?
– Потому что дураки, – капитан хлопнул ладонью по столу и выматерился. – Сидят себе по штабам, ничего не знают, ничего не видят. Воют по карте!
– И вообще, – горячился майор, – я не понимаю – почему никак это клятая война не закончится?! Ведь сколько уже было моментов! Нажми чуть-чуть, надави – и всё закончится. Так ведь нет! Отпускаем их, отходим. Дикари за это время приходят в себя, зализывают раны – и вперёд на равнины. Убивать и грабить. Ну что мешает отдать приказ на уничтожение?!
– А то ты не догадываешься! Смешно даже. Эта война – большие деньги. И все там, – капитан ткнул горящей сигаретой вверх, – на ней наживаются. Прикрыть кормушку? Вот уж дудки! Дураков-то нет.
– Да кто ж им платит? Генералам-то?
– Да дикари и платят. Ну сам смотри как только их прижмут, наши из штаба: «Цыц, назад». Почему? Получили на лапу и рады. А на солдат им положить.
– Тьфу, – сплюнул майор, – аж противно. Пацаны гибнут, а они мошну набивают. На солдатской крови – на святом, брат! – деньги делают. Что-то надломилось в стране. Раньше за солдата душой болели, зря в бой не гнали. А теперь? После Смуты всё псу под хвост. Только деньги всех интересуют. А о солдатах не думают. И охранка – что молчит, почему не арестуют? Неужто и с ними делятся?
– А то! Бабло побеждает зло, – капитан плеснул в кружку водки, выпил залпом. – Ты вот о чём лучше подумай. Пока мы возимся с этими дикарями, пока наши генералы сдают солдат, как стеклотару, весь мир над нами смеётся. И поделом! С танками, с пушками, с вертолётами, с роботами, не можем задавить кучку бородачей с автоматами.
– Вот уж точно, – закивал майор, – смотрят и смеются. И не дай бог нападут – что мы против них? Выстоим?! Чёрта лысого! Если с дикарями справиться не можем, о какой войне может идти речь!? Сомнут нас, растопчут как тараканов.
