— …Короче, я считался не самым плохим охотником в Шестидесятом Секторе, и звали меня тогда Рисковый Фог. В том смысле, что мне порой просто нравилось ходить по самому краешку, чтоб адреналин тек из ушей и дух захватывало. Такое качество, с одной стороны, создает репутацию, а с другой — я себе пилота не мог найти.
Я не хочу сказать, что мейнцы — такие уж хлюпики убогие. Просто все обо всех треплются. А чем больше о тебе треплются, тем более чокнутым ты кажешься народу, который плохо знает тебя лично. Дурь такая: "А, это ты — тот самый отморозок, который приземлялся на Пятой Ахху просто по приколу? Нет уж, ищи себе другого самоубийцу, это не по мне". Ладно, нет так нет. Он же не в курсе, что плотоядные черви с Пятой Ахху на самом деле прокусить бронежилет не могут и биоблокадой травятся, а я не рассказывал. Еще решит, что набиваюсь и оправдываюсь. Ну его к дьяволу. Если у пилота очко играет еще до начала работы — то лучше уж работать одному, чем с таким партнером. В реальном деле он либо продаст тебя, либо от ужаса в обморок гукнется, как малокровная цацочка.
А в "Стерегущих" управление сдвоено. Я в каждом полете делал двойную работу, за себя и за того парня, который очередной раз обгадился от моей дурной славы, и задрало это меня не по-детски. Народ Большого Эда считал, что у меня паршивый характер — ну и пусть будет паршивый, зато я никогда не поворачивался кормой, когда надо было драться.
И так продолжалось не то, что долго, а просто всегда было, с тех самых пор, как я обосновался на Мейне. В Империи, правда, тоже не намного лучше. Я работал с парнем, который сначала казался вполне ничего, а потом оказалось, что эта сука сливает информацию о нашей группе Имперской Службе Общественной Нравственности. Мне пришлось с ним очень серьезно побеседовать. Прежде, чем подохнуть, он много веселого рассказал: и в каком пушку рыло у нашего Папы, и кто куда стучит, и почему у нас станция дозаправки накрылась… Ладно, это вам не интересно. Я же на Мейну свалил, потому что о мейнцах говорили, как о людях верных и отчаянных, которые с шибко нравственными и прочим мусорским сбродом дела в принципе не имеют. Не имеют, да. То есть, вправду, верные. Но настоящие отчаянные остались дома. А если на Мейне кого-нибудь из своих встретишь, так против воли одно на уме: чего это ты из Империи-то слился, гнида? С кем у тебя там вышли несогласия? С нравственными уродами или же ты с товарищами не поладил, потому что стукач?
Но в один прекрасный день, когда я из веселого приключения возвращался домой, и крылья были целы, и горючего я себе надыбал у одного неудачника, все в принципе переменилось к лучшему.
Я вышел из "прыжка" в пустынной местности. Хотел маленько ощущала потестировать, мне показалось, что в физическом космосе у меня сигнал от оптики не вполне некорректный. Ну и повезло: смотрю, совсем рядом, тысяч за тридцать километров, драка. Конкретное рубилово, на поражение — и трое атакуют одного, а он неплохо отмахивается и не чешется сдаваться или удирать в гиперпространство.
Машин я тогда таких не видел, и в атласе они не упоминались, но это мне было до звезды. Я не ксенофоб. Я подумал, что такой крендель, которому не слабо в одиночку против троих, мне вполне подходит. Мой принцип гласит: в драке я всегда за одинокого бойца. А если он совсем уж нелюдь, то, в конце концов, подкорректируем мою систему жизнеобеспечения.
Я все это мигом рассчитал и ввязался на стороне одиночки. Уже когда вблизи все это наблюдал, заметил, что, хоть у них крылья и одного типа, но мой одинокий друг модернизирован и подогнан, а эта троица — на стандартных, с некими эмблемами, хоть мне и незнакомыми, я такие вещи сердцем чую. И совсем перестал сомневаться в этом парне: наш, кто бы ни был, человек или нет.
Они его здорово распушили, но и он не щелкал клювом; один из троицы уже тянул на одном движке, а второй маневрировал как-то странно, как полуслепой. Ну я им и врезал по-нашему, основательно. Одного мы вынесли вчистую, а двое не торопились туда, откуда нет дороги, и потому просто свалили из физического космоса, как только появилась возможность.
Я был не в претензии, и одиночка, похоже, тоже. Он, как увидел, что простор чист, так сразу переложил в дрейф, и покричал. Только я его волну словил, а точно расшифровать сразу не смог, пришлось минут десять подгонять и приемник, и дешифратор. Еле-еле сговорились, да и то условно — изображения нет, вместо голоса имеем на дисплее титры с приблизительным переводом. Так что до стыковки я был стопудово уверен, что парень — нелюдь, голос выше или ниже среднего диапазона, сам страшен, как смертный грех, и вряд ли мы с ним долго прообщаемся.
Но оказалось, что у нас просто системы связи слишком сильно разнились. Я его увидел — и он с первого взгляда ужасно мне понравился. Я еще понятия не имел, что за фрукты фехтовальщики.
Молодой, но высокий, почти с меня ростом. И такой… ладно пригнанный, что ли? Хорошо сделанный. Сильный, гибкий и быстрый. Как очень качественное оружие — приятно смотреть. Потом тут больше их южане ошивались, а он их северянин — физиономия не черномазая, а бледная, с желтизной, но выглядит неплохо. Открыто, спокойно. Волосы белесые, по плечи, глаза желто-зеленые, немного враскос, взгляд цепкий. Комбез из какого-то эластичного материала, высокие ботинки, шнурованные. Меч за спиной — длинная рукоять торчит из-за плеча. Больше при нем никакого оружия не было.
Посмотрел на меня, обхватил себя за плечи и поклонился.
Я говорю:
— Нормально работаешь, орел.
А он:
— Вы поразили этих ничтожеств, подобно вспышке сверхновой. Ваша машина стремительна, как луч света, пронзающий пространство. Я вам обязан, — и улыбается.
— Я Фог Диш, — говорю. — Родом из Объединенной Империи, со Второй Сета, но сейчас отправляюсь на Мейну. Там отличная база для приведения машины в порядок.
— Я Юу-Укки-Эль, — отвечает. Печально. — Родом с севера Нги-Унг-Лян, с гор Лю-Игд, и приводить в порядок мне нечего. Моя птица мертва.
— Ладно уж, — говорю. — Я и не таких мертвецов воскрешал. А зачем тебе меч?
Он на меня посмотрел, будто я спрашиваю, зачем ему голова.
— А вы почему без меча?
— Я, — говорю, — Укки, кого угодно могу уделать голыми руками, если возникнет такая потребность.
Он на меня покосился странно, но больше расспрашивать не стал. И долго к этой теме не возвращался.
Его "птица" была не то, чтобы совсем мертвая, но на последнем издыхании. Он на резерве додрался, стоило притормозить, как все сразу накрылось — и движок, и ощущала, и система жизнеобеспечения. Те трое, какая-то мусорня с Нги-Унг-Лян, как я понял, напоследок его очень хорошо достали, машину дешевле бросить, чем с собой тащить. Так что, не ввяжись я, что-нибудь Укки потерял бы; под его натуру, скорее — жизнь, чем свободу.
У него в трюме валялось нечто якобы ценное, свежестыренное. Мне долго и совершенно без толку объясняли, в чем радость обладания этой штуковиной и почему в его мире за нее платят бешеные бабки, но дешифратор все-таки требовал настройки потоньше. Я так и не воткнул, что к чему.
— Ладно, — говорю. — Ляд с ним. Попробуем толкнуть это дело на Мейне. Там могут купить практически все, только надо знать, к кому обратиться.
— Что это за место, Фог? — спрашивает.
Тогда я ему и рассказал, что это за место. В красках. И еще кое-что рассказал. Что ищу нормального партнера для хорошей работы. Что лет через двадцать надеюсь купить оборудование для агротехнической станции, устроить там себе сады эдемские, продавать желающим райские яблоки и все такое прочее. Но пока намерен отвязываться по полной — и готов взять Укки в пилоты, если его это устроит. За серьезную долю в добыче.
Он внимательно всю эту декларацию выслушал. И говорит:
— Дома меня ждет каторга. Я не умею жить, как благонадежный государственный подданный. Мой отец, Юу-Гдилл-Эль, пребывающий ныне в Туманных Чертогах за Великой Звездной Рекой вместе с моей матушкой, шел по пути пренебрежения к власти и был отважным воином. Похоже, я унаследовал часть его души. Я останусь с вами. Отправлюсь на Мейну. Буду вашим пилотом.
— Тебе интересно? — спрашиваю.
Улыбнулся.
— Я очарован. Но есть вопросы.
— Валяй, — говорю. — Задавай. Никаких таких страшных тайн от товарища у меня на данный момент нет.
— Где ваша жена? — говорит.
Я удивился слегка.
— Не женат, — говорю.
Теперь он удивился.
— Да? — говорит. — Как можно?
Ладно.
— А твоя, — говорю, — жена где?
Плечами пожал.
— Со мной просто, — отвечает. — Для меня еще не наступило время любви. Но вы же взрослый.
И вопросительно смотрит. Ну вы знаете: когда первый раз в жизни видишь фехтовальщика, кажется, что он не живое существо, а ходячая мораль. Лицо вполне уже разумного парня — и невинные детские глаза с наивным вопросом, идущим из глубины ангельской души. Он меня даже смутил чуток.
