– А я люблю вечеринки, – сказал казначей.
– Слушай, казначей, заткнись, а?
Где-то в глубине Теней, в самой испещренной переулками части города, прятался грязный и кривой переулок. Что-то маленькое и блестящее закатилось туда и исчезло в темноте. Спустя некоторое время из переулка донеслись едва слышные металлические звуки.
Температура в кабинете аркканцлера была близкой к нулю.
– А может, он занят? – дрожащим голосом выдвинул предположение казначей.
– Заткнись, – хором ответили волшебники. Что-то определенно происходило. Пол внутри начерченной мелом октограммы побелел от инея.
– Такого еще никогда не было, – заметил главный философ.
– Все мы делаем не так! – воскликнул декан. – Нужно было расставить свечи, котелки, надо, чтобы в тиглях что-нибудь булькало, чтобы летала блестящая пыль, клубился цветной дым…
– Для Обряда ничего этого не нужно, – отрезал Чудакулли.
– Для Обряда – нет, а мне – нужно, – пробурчал декан. – Проводить Обряд АшкЭнте без нужных атрибутов то же самое, что принимать ванну, сняв с себя всю одежду.
– А я именно так всегда и поступаю, – удивился Чудакулли.
– Хм! Каждому, конечно, свое, но некоторым из нас кажется, что каких-то стандартов все же стоит придерживаться.
– Слушайте, а вдруг он в отпуске? – высказал очередную догадку казначей.
– Ага, – насмешливо произнес декан. – Где-нибудь на пляже греется. Пара напитков со льдом, а на голове кепка с надписью «Эй, красотка, поцелуй-ка меня».
– Кончайте, – прошипел главный философ. – Что-то проявляется.
Над октограммой возникли смутные очертания фигуры в плаще с капюшоном. Фигура непрерывно колыхалась, как будто на нее смотрели сквозь раскаленный воздух.
– Это он, – сказал декан.
– А по-моему, нет, – возразил профессор современного руносложения. – Это просто серая мантия. Внутри нее никого…
Он замолчал.
Фигура медленно повернулась. Мантия казалась чем-то заполненной, подразумевая присутствие внутри ее владельца, но в то же время производила впечатление пустоты, словно была не более чем формой для того, что вообще не имело таковой. Ну а капюшон… Капюшон был пуст.
Некоторое время пустота смотрела на волшебников, после чего повернулась к аркканцлеру.
– Кто ты? – сказала пустота.
Чудакулли судорожно сглотнул:
– Э-э. Наверн Чудакулли. Аркканцлер.
Капюшон кивнул. Декан сунул палец в ухо и с хлюпаньем повертел там. На самом деле мантия ничего не говорила. Голоса слышно не было. Все обстояло так, словно вы вдруг вспоминали то, что не было сказано, – и никак не могли понять, почему вы это вспомнили.
– Значит, ты в этом мире – высшее существо? – сказал капюшон.
– Ну… понимаешь ли… ну да, первый среди равных и все такое прочее… да, – промямлил Чудакулли.
– Мы принесли хорошие новости, – сказали ему.
– Хорошие новости? Хорошие новости? – Чудакулли съежился под безглазым взглядом. – А, это хорошо! Хорошие новости – это хорошо.
– Смерть ушел в отставку, – сказали ему.
– Прошу прощения?
– Смерть ушел в отставку, – сказали ему.
– А? Вот это… новости, – неуверенно произнес Чудакулли. – Гм-м… Но как? То есть… как?
– И мы приносим извинения за проявившиеся в последнее время отклонения, – сказали ему.
– Отклонения? – переспросил совершенно озадаченный аркканцлер. – Не уверен, что они были… Ну, то есть, конечно, этот парень всегда бродил где-то рядом, но большую часть времени мы его и не…
– Он стал пренебрегать своими обязанностями, – сказали ему.
– Правда? Это… Это… Это абсолютно недопустимо, – согласился аркканцлер.
– Должно быть, совершил ряд ужасных ошибок, – сказали ему.
– Ну, я… то есть… я полагаю, что мы… я, конечно, не уверен… что, таких ужасных?
– Но сейчас бремя снято, – сказали ему. – Можете возрадоваться. Такого больше не случится. Будет непродолжительный переходный период, пока подходящий кандидат себя не проявит, после чего возобновится обычное обслуживание. Тем временем мы приносим искренние извинения за неизбежные неудобства, вызванные избыточным присутствием жизни.
Фигура заколыхалась и начала исчезать. Аркканцлер в отчаянии замахал руками.
– Эй, ты куда? – воскликнул он. – Нельзя же просто так взять и уйти. Я приказываю тебе остаться! Какое обслуживание? Что это все значит? Кто ты такой?
Капюшон снова повернулся к нему и сказал:
– Мы – ничто.
– Этого недостаточно. Как тебя зовут?
– Мы – забвение. Фигура исчезла.
Воцарилась подавленная тишина. Иней внутри октограммы начал исчезать.
– Ого, – высказался наконец казначей.
– Непродолжительный переходный период? – уточнил декан. – Это и есть то, что сейчас происходит?
Пол задрожал.
– Ого, – снова высказался казначей.
– Это вовсе не объясняет того, почему наша мебель сошла с ума, – сказал главный философ.
– Погодите, погодите, – перебил Чудакулли. – Если люди, приблизившись к концу своих жизней, оставляют кроме всего прочего свои тела, а Смерть не забирает их…
– Значит, они стоят в очереди, – догадался декан.
– И идти им некуда.
– Не только люди, – добавил главный философ. – Там, наверное, такая очередь выстроилась… Умирают не только люди.
– И эти духи наполняют мир жизненной силой, – кивнул Чудакулли.
Все волшебники говорили монотонными, равнодушными голосами. Сейчас их мысли опережали разговор, неизбежно летя к далекому, ужасному по своей сути выводу.
– Болтаются там и ничего не делают, – поддакнул профессор современного руносложения.
– Призраки.
– Полтергейсты.
– О боги!
– Погодите, – произнес казначей, который наконец понял, о чем идет речь. – А почему это должно нас волновать? С чего нам бояться каких-то там мертвецов? Это ведь нормальные люди, просто они стали мертвыми. Самые обычные люди. Как мы с вами.
Волшебники поразмышляли над этой гипотезой. Потом переглянулись. А потом заорали, все разом.
О «подходящем кандидате» никто даже не вспомнил.
Вера является одной из самых могущественных сил во всей множественной вселенной. Сдвинуть горы ей, конечно, не под силу, но она может создать людей, наделенных такими возможностями. Однако у людей сложилось неправильное представление о вере. Они считают, что вера работает задом наперед, то есть последовательность такая: сначала – объект, потом – вера. На самом деле все было наоборот.
Вера является основой всего, из нее создается все остальное, так гончар лепит свои чудесные творения из обычной глины. Например, именно вера породила богов. Их явно слепили сами верующие – и лишним тому доказательством являются краткие биографии тех, кто умудрился войти в божественный пантеон. Личности с подобными биографиями никак не могут быть божественного происхождения. Если присмотреться, то окажется, что боги в основном поступают именно так, как поступил бы на их месте самый обыкновенный человек. Особенно, когда дело касается нимф, золотых дождей и жестокой кары, обрушиваемой на головы врагов.
Вера создала и многое другое. Она создала Смерть. Здесь речь идет не о техническом термине, означающем состояние, вызванное продолжительным отсутствием жизни, а о Смерти как личности. Смерть эволюционировал одновременно с жизнью. Как только живое существо смутно осознало концепцию внезапного перехода в категорию неживых, на свет родился Смерть. Он был Смертью задолго до того, как люди начали подозревать о его присутствии, они лишь придали ему форму, вручили косу и облачили в плащ с капюшоном, хотя на самом деле этой личности уже стукнуло миллион лет от роду.
А сейчас Смерть исчез. Но вера продолжала трудиться. Ведь вера основывается на верованиях. Таким образом, когда старый объект веры бесследно пропал, на его место пришли новые объекты. Объекты эти были маленькими и пока особым могуществом не отличались. То были смерти отдельных видов. Ранее они объединялись в одной личности, но теперь у них появилась индивидуальность.
В ручье плавал покрытый черной чешуей Смерть Мух-Однодневок. В лесах, невидимый, порожденный стуком топора, странствовал Смерть Деревьев.
Над пустыней, в полудюйме над землей, парил темный пустой панцирь, принадлежащий Смерти Черепах.
Однако создание Смерти Человечества еще не было завершено. Иногда людские верования приобретают крайне необычные, причудливые формы.
Это похоже на разницу между костюмами – готовым и сшитым на заказ.
Металлические звуки в переулке смолкли. Воцарилась тишина. Особая, зловещая. Такая тишина наступает тогда, когда рядом притаилось нечто, пытающееся не издавать ни звука. И наконец, раздалось странное бренчание. Постепенно оно удалялось, пока не исчезло совсем.
– Друг, не стой в дверях. Ты загораживаешь проход. Входи, входи, не бойся.
