В реальность ее вернули капли воды, брызнувшие на лицо, залившие рубашку и тонкими, извилистыми струйками сбежавшие до талии. Рилисэ Хедани, обнаружив, что его хозяйка не откликается ни на «шаери Вирин», ни на «Нирина, дорогая», набрал полную пиалу, и выплеснул содержимое прямо на задумавшуюся караванщицу.
— Эй, — возмущенно воскликнула она, встряхивая руками, — я не просила вашей помощи в умывании.
— Солнце уже зашло, — заметил мужчина, тонко улыбаясь, — пойдемте спать.
И, развернувшись, он направился вверх по тропе. Чуть прихрамывая, за ним двинулся мальчишка, похоже, весь закат просидевший у ног нынешней хозяйки.
А женщина вновь подняла лицо к небу. Уже черному, бархатному, мерцающему игольчатой вязью звезд. Как странно. Опять это чувство, будто кто-то о ней заботится. Приятно, пусть это даже выплеснутая в лицо влага. Протянув руку над озером ладонью вверх, она загадала желание. И почти успела пожалеть о том, что поддалась странному импульсу. Но спустя миг прикрывающую мир перевернутую темную чашу разделила пополам серебристая нить падающей искры. Как в зеркале, она отразилась в водной глади озера.
Да, да… загаданное под сенью ночи и благословленное звездной искрой, обязательно сбудется. Так или иначе. А пока, вздохнув, женщина развернулась и направилась к стоянке, где горит костер и греется ароматное вино с травами в большом глиняном кувшине, пристроенном на тлеющих углях. Рядом сидит страж изрядно поредевшего отряда и Хедани. Мужчины греют в руках пиалы. Неслышно подобравшись к ним, Нирина расслышала:
— Не слишком ли сурово вы наказали своего сына?
Рилисэ, не отводя рассеянного взора от фургона, в котором путешествовал, ответил:
— Отнюдь. Не будет в следующий раз портить воду. И потом, почтенный Кир, есть у меня подозрение, что второй драчун даже встать завтра не сможет. — Обернулся, услышав, когда под ногу караванщице попался камешек, и спросил. — Шаери? Желаете вина?
— Благодарю, почтенный, — качнула головой Нирина, принимая пиалу. В три глотка выпила терпкую жидкость, приятно согревшую изнутри озябшее тело.
— Не засиживайтесь, — мягко бросила напоследок, развернулась и ушла, намереваясь потеснить мальчишку, наверняка занявшего единственный лежак. Сегодня ночью оберегать ее сон будет Рилисэ Хедани, мастер Слова.
На утро он завалился в постель, и продремал до самого полудня, пока караван не встал на стоянку у акведуков, которые протянулись стройными колоннами и арками из ниоткуда в никуда. Изъязвленные ветром и временем серые каменные столбы возвышались над лежащей пластом полусухой травой. Многочисленные кисточки и горсти мелких желтых цветочков мерно качались и рассыпали пыльцу, марая бледно-зеленые, покрытые белым пушком листья, шкуры коней, колеса и борта фургонов, одежду.
Спрыгнув в высокие, по пояс заросли, Нирина завела лошадей в тень высокой, монументальной арки. Там по малому желобу в окружающий одну из колонн мелкий бассейн стекала вода. Для животных отводилась в сторону специальная поилка. А повозки выстроили широким полукругом, и почему-то та, в которой ехали пустынники, оказалась всего через две. Женщина насторожено наблюдала за тощей оборванкой, набирающей воду в мягкие потертые меха, когда из-за полога выполз мастер Слова. Отирая с лица пот, он огляделся, оценил обстановку и вытащил наружу мальчишку. Тот уже привычно принялся разжигать жаровню, пристроив ее на скамью и водрузив на огонь лучший лакированный кувшин из тех, что хранились в дорожном ларе.
Нирина продолжила наблюдать. Теперь уже за бывшим учителем, подхватившим фляги и мехи, и направившимся к воде. Он легко перекинулся словами с кем-то из спутников, помог длиннобородому старику вынуть наполненный кувшин из бассейна, придержал коромысло у женщины-северянки.
Аланиец легко влился в сообщество, признавая правила и непринужденно придерживаясь уложений и традиций. Писаных и неписаных, выработанных за века путешествий. Как будто последние десять лет он только и делал, что ходил с караванами по степям и пустыням. Склонив голову, отдал дань благодарности богам, давшим пустыне воду. Обернулся на оклик, прикрыв глаза от солнца. Непринужденно разговаривая с Релатом об особенностях жизни изгоев плоскогорья и возможных контактах среди торговцев, обошел по широкой дуге мрачного пустынника, отпаивающего заморенных лошадей. Щелкнул по лбу ребенка, полезшего под ноги, потом легко улыбнулся его матери.
И наконец донес воду до места назначения. Размешал в ведрах овсяную болтушку, пока лошади под присмотром Нирины объедали желтые соцветия. Каждый раз, когда те тянулись к сухим стеблям или горьковатым листьям, женщина хлопала их мордам, заставляя отворачиваться. Не хватало еще лошадям желудки попортить отравой!
А вот чьи-то другие желудки… Пара листочков, незаметно сорванная стремительной рукой, спряталась в складках юбки.
И вновь под колеса легла широкая наезженная дорога, только уже не прямая, как стрела, а петляющая между низкими рощицами, высокими травами и проплешинами полей, окруженными глубокими канавами, сейчас высохшими и перекрытыми прошлогодним сухостоем. Серо-зеленые пыльные ростки торчали из земли жесткими щетками, там, где на дне канав виднелась влажноватая земля среди мелкого, дробленого камня, они казались посвежее.
Иногда навстречу попадались пыльные повозки, пустые или набитые мешками. Возницы как две капли воды походили друг на друга. Сухие, темнокожие, прожаренные беспощадным солнцем, в выцветших палеттах и коротких туниках. Даже и не поймешь, мужчина или женщина правит мосластой облезлой лошадью или тощим мулом. У тех, кто посостоятельнее, в хомуты были впряжены каркаралы. Ничуть они не напоминали своей статью тех, что скачут под стражами дальних, пустынных оазисов, но служили не менее верно.
А Нирина, даже не пытаясь сохранять безмятежное выражение лица, благо под повязкой-пыльником не видно его, пристально вглядывалась в каждого. Не стоит бросать надзор за встречными путниками, даже если точно знаешь, что главная проблема тащится сзади, поднимая длинный пыльный хвост.
Женщина оглянулась, чуть свесившись со скамьи, и хмыкнула. Действительно, длинный. А еще ход у последней повозки плохой. Ступицы расшатались и повыпадала половина спиц, отчего ободья на передних колесах перекосились, а задние начали вихлять, как пьяный моряк в горах. Ну, убийца может из возницы и опытный, но путешественник никакой.
Улыбнувшись, караванщица встала, потянулась, затем нырнула в душное нутро фургона. Сумрак чуть разгонял тонкий лучик света, просачивающийся через щелку в задней части полога. На полу, подложив под колени плетеную подстилку, сидел мальчишка и, закусив губу, сосредоточенно размешивал в глубокой миске густую темную кашицу. Вокруг были разложены баночки и мешочки, в воздухе плавала мелкая ароматная пыль от растертых в порошок трав. Пальцы Жильвэ были измазаны в белой глине, бледные щеки и лоб покрыты ей же. Это он пот с лица стирал, похоже. Раскрашенный бывший принц был похож на сверенного человека— призрака. Вот он еще раз машинально смахнул со лба, облепленного вьющимися волосами, очередную каплю. И оставил на коже очередную полосу.
Рядом, на лежанке дремал мужчина, утомленно свесив одну руку вниз. Пальцы другой комкали тонкую ткань, прикрывающую постель. Забинтованная грудь мерно вздымалась, по лицу блуждали тени мыслей.
— Ну? — шепотом спросила Нирина.
Мальчишка, послушно выполнявший монотонную работу по смешиванию, разбавлению и перетиранию, поднял голову:
— Почти готово. Только зачем вам это, шаери?
— А я не сказала? Это будет традиционное угощение, которое полагается всему каравану на границе Индолы. Там заканчивается общий путь.
Сама Нирина присела на корточки рядом, приняла миску. Прикрыв глаза, принюхалась, разбирая сложный букет ароматов. Макнула кончики пальцев в жижу, лизнула. Скривилась, когда по языку разлился непередаваемый сладкий вяжущий вкус. Челюсти свело так, что зубов не разомкнуть. С трудом сглотнув ком, вставший поперек горла, кивнула:
— Отлично. Иди, поводья подержи.
Мальчишка выскользнул наружу, кривя губы в злой усмешке. Он знал, для кого готовится угощение и сдержаться не мог. Эмоциональный. Нирина осуждающе покачала головой. И, щелкнув кремнем, разожгла свечу. В неверном подрагивающем свете слегка захламленные внутренности фургона стали походить на таинственную пещеру. Опущенный тонкой рукой полог, прикрывающий спящего от света, только усугубил ощущение того, что здесь и сейчас будет твориться таинство.
Поставив миску на пол, караванщица достала из кармашка, вшитого в юбку, белесые листочки, сорванные во время остановки. Брызнула на них воды из фляжки. Растерла между пальцами, дождалась, когда ее окутал горький аромат, и ссыпала мягкие комочки в жидкость. Размешала деревянной лопаточкой, наблюдая, как меняется цвет. С темного на чуть более светлый. Слила все в крепкую глиняную бутыль и закупорила дырчатой пробкой. Собрала все мешочки, утянув плетеными веревочками, к флаконам притерла крышки и аккуратно сложила все в ящик. Тот спрятала в один из сундуков. Отдернула занавесь, доставая из продуктового ларя лепешки, и выбралась из душного подрагивающего нутра.
